Волки из страны Далеко-Далеко. Авторский сборник - Ласки Кэтрин. Страница 13

В первый такой день-без-ночи Фаолан выследил кугуара.

Кугуары были опасны. Гром-Сердце рассказывала, что незадолго до того, как она нашла Фаолана, они похитили ее медвежонка. Кугуары большие – больше сурков или росомах, – очень быстрые и хитрые. Медведица предупреждала, что он еще долго не научится их выслеживать. Но сам волчонок уже чувствовал, что готов. По законам какой-то странной логики он решил, что если выследит и убьет того кугуара, который погубил медвежонка Гром-Сердца, то медведица вернется к нему.

Фаолан охотился на кугуара с того момента, когда на востоке появлялся краешек солнца, и до тех пор, пока светило снова не повисало над горизонтом, словно сомневаясь, стоит ли вообще заходить. В такие минуты оно напоминало огромный золотой глаз, наблюдавший за землей. «Я тоже наблюдаю за тем, что происходит вокруг», – подумал волчонок, уже второй день преследовавший добычу. Солнце вдохновляло его.

Под конец вторых суток он почувствовал, что кугуар устает и расстояние между ними сокращается. Одновременно Фаолан ощутил присутствие кого-то другого, существа, которое выслеживало его самого, – пусть пока и недолго, но очень настойчиво. Он тут же напрягся.

Благодаря долгим упражнениям и практике Фаолан научился глубоко сосредотачиваться, но не терять бдительности. Так он уловил в зарослях папоротника мимолетное движение, словно из стороны в сторону пронеслось буроватое пятно. Но не так-то просто его отвлечь, и уж точно никому не сбить его со следов кугуара.

Наконец он заметил вдалеке того, за кем так долго охотился. Кугуар поедал зайца. Он был немного больше Фаолана, длиннее и ниже, но казался при этом более изящным и стройным, с узкой грудной клеткой. Волк старался подбираться к рыжей кошке с подветренной стороны, чтобы его нельзя было учуять по запаху, и настолько искусно пользовался естественными укрытиями, что жертва совершенно не подозревала о его приближении. Но Фаолан чуял, что за ним самим сейчас наблюдают два других волка. «Хотят поживиться моей добычей, – подумал он. – Но я не ворон и не буду доедать за другими!»

Он подобрался почти на расстояние прыжка, как ветер неожиданно переменился и большой кот его учуял. Ноздри кугуара затрепетали, и он в мгновение ока пустился наутек. Однако Фаолан не желал так легко терять добычу и не отставал от зверя, стремительно летевшего над землей. «Я убью и съем тебя. Я стану толще от того, кто отнял у Гром-Сердца ее детеныша. Ради Гром-Сердца!» Топот собственных лап напоминал Фаолану громоподобный стук медвежьего сердца.

Впереди вдруг показалась небольшая рощица. Он уже почти догнал кугуара, как тот одним прыжком взмахнул на дерево. Молнией мелькнуло воспоминание: Гром-Сердце стоит на задних лапах у дерева, на фоне заката; зеленые листья трепещут в лучах заходящего солнца и, кружась, падают на землю. Фаолан подпрыгнул, как учила его медведица, да так высоко, что дикий кот от изумления издал странный звук – то ли рычание, то ли визг. Это был вопль тревоги и отчаяния. Волк вцепился своей жертве в лапу и стащил с ветки.

Кугуар никогда раньше не видел, чтобы волки так прыгали, и от растерянности не успел дать отпор. Фаолан погрузил зубы в шею кота, прямо под челюстью. Гром-Сердце рассказывала ему, что, если перегрызть проходящую там вену, смерть неминуема. Кугуар в агонии дернулся раз, потом другой. Он умирал.

Внезапно в Фаолане проснулся инстинкт, удививший его самого. Разжав зубы и положив голову на землю, он посмотрел прямо в глаза умиравшему зверю. Несколько секунд они не сводили друг с друга взглядов, и за это время Фаолан ни разу не подумал о Гром-Сердце и о том, что такое же животное погубило ее медвежонка. Он вспоминал лишь грациозное изящество и быстроту дикого кота, ставшего его жертвой.

– Ты достойное существо, твоя жизнь прожита не зря, ты поддержишь мои жизненные силы, – произнес он тихо.

Кугуар в ответ вглядывался в Фаолана. Янтарный свет его глаз быстро тускнел, но в них отразилось понимание. Они словно передавали тайное послание: «Я разрешаю тебе взять мою жизнь. Пусть мое мясо поддержит твои силы».

Глава одиннадцатая

Дикий мир

Фаолан принялся разрывать бок мертвого кугуара, когда услышал какой-то шум, доносившийся из кустов. Он поднял голову, уже потеряв надежду увидеть Гром-Сердце: минуту назад, глядя в глаза большой рыжей кошки, он понял, что убийство этого кугуара не будет местью за смерть ее медвежонка.

Из кустов вышли два волка – первые, которых Фаолан видел, если не считать его собственного отражения в воде. Он так и застыл в изумлении: «Они похожи на меня, но совсем, совсем другие». Фаолан намного превосходил этих волков по росту, хотя они выглядели старше. Его поразил их неопрятный, грязный вид; мех свалялся, местами даже выпал, и в проплешинах виднелись старые шрамы.

Оба оказались самцами: один рыжий с подпалинами, другой темно-серый. У рыжего не хватало одного глаза и морда с той стороны была почти лишена шерсти. По ужасным царапинам Фаолан догадался, что тот пострадал в схватке с соплеменником. Каким же нужно быть животным, чтобы нападать на себе подобных?

Из пасти волков струйками вытекала слюна. Они шагнули еще ближе к трупу кугуара, над которым стоял и тихо рычал Фаолан. Все трое обменялись настороженными взглядами, и многое сразу же стало ясным.

Несмотря на то что эти двое преследовали его сообща, они пытались оттеснить друг друга. Они не были командой и не помогали друг другу, как Фаолан с его быстротой и Гром-Сердце с ее мощью, совместно загоняя карибу в ловушку. Никакой стратегии охоты у этих волков не было.

В голове у Фаолана мгновенно созрел план: «Они хотят сожрать мое мясо, но я им его не дам. Им придется со мной драться, но вместе они этого делать не умеют. Раз они такие жадные, попробую-ка сладить с ними поодиночке».

Он вырвал из туши кугуара кусок мяса и подбросил его в воздух. Оба волка кинулись ловить его, столкнулись и, сцепившись, кубарем покатились по земле. Фаолан подпрыгнул и что было силы рухнул на одного из них. Раздался громкий хруст, затем визг. Темно-серому волку переломило хребет, задняя часть его тела неестественно вывернулась вбок, а через шкуру прорвалась зазубренная кость.

Рыжий заворчал и отступил; отчаянно косясь по сторонам единственным глазом и вертя головой, он смотрел то на Фаолана, то на кусок мяса, то на труп серого волка.

Фаолан вздыбил шерсть на загривке, поднял повыше голову, выпрямил и навострил уши. Хватило одного шага в сторону оставшегося врага, чтобы тот съежился и, хромая, отошел, состроив гримасу боли. Взгляд его по-прежнему был прикован к куску мяса и трупу. Фаолан нетерпеливо заворчал и приготовился к прыжку, но, к его удивлению, одноглазый подбежал к трупу напарника и оттащил его в кусты.

Фаолан понимал, что бояться ему нечего, но вместе с тем поведение рыжего волка изумило его. Зачем ему этот труп? Фаолан повернул голову к кустам и услышал звук раздираемой плоти. Невероятно! Тихонько подкравшись к зарослям, он глянул сквозь спутанные колючие ветви.

Недавний враг с головой погрузился в разодранный живот серого волка. Он был настолько поглощен процессом пожирания внутренностей, что некоторое время даже не обращал на Фаолана ни малейшего внимания. А когда он наконец поднял морду, всю перепачканную кровью и слизью, в его единственном глазу невозможно было прочитать ничего, кроме жадности и желания посильнее набить брюхо. Прижав уши, рыжий отступил, но не от стыда за свой поступок, а из страха. «Он решил, что я посягаю на его добычу!» – догадался Фаолан.

Он повернулся и подошел к трупу кугуара. Теперь все его мысли были только об одном: «Я должен есть, чтобы набрать жир, чтобы стать сильнее». Теперь ему как никогда нужна была сила. «Куда же меня занесло и что это за безумный, дикий мир?»

Глава двенадцатая

Чужаки

До отказа набив живот, одноглазый тяжело прокладывал себе путь сквозь путаницу запахов. Теперь его вел один лишь страх. Никогда прежде он не встречал никого похожего на этого странного широкогрудого волка с серебристым мехом. Тот казался не только высоким, но и невероятно сильным, а в его кривой лапе, хоть она и не выглядела особо большой, мощи было на три остальные. Повезло же ему, что напарник оказался ближе, иначе ему, рыжему, точно было бы несдобровать.