Четверо из России (сборник) - Клепов Василий Степанович. Страница 19

«Не может быть, чтобы Левка так быстро прибежал, — думал я. — Неужели…»

— …старик! — шепнул Димка, видимо, обеспокоенный той же мыслью.

В самом деле, что, если он?

— Гаси фонарик!

Я моментально сообразил, что без света мы окажемся в более выгодном положении, чем наш таинственный противник.

Мы очутились в кромешной тьме. Даже Мурке, видимо, становилось боязно, потому что она прижалась к моим ногам и заискивающе колотила хвостом по коленям.

А свет приближался. Вот на одном из поворотов ярко блеснул фонарик, и мы с Димкой на какое-то мгновение оказались освещенными, но я рванул Димку за руку, почти протащил за выступ стены.

Мурка осталась стоять посреди пещеры. Она вся сжалась и замерла, ее глаза горели, как изумруды.

Я невольно вынул из-за пояса топор и взял его в правую руку. Теперь фонарик все время освещал наши лица, я уже слышал спотыкающиеся шаги.

Мурка нервничала. Уши ее еще больше насторожились, она то пятилась, то порывалась броситься вперед, то и дело принималась рычать. Вдруг сорвалась с места, пулей умчалась в темноту.

Мы ждали, что сейчас услышим злобный лай и шум схватки человека с собакой. Вместо этого до нас донеслось радостное Муркино повизгивание и ворчание Федора Большое Ухо:

— Да ну тебя, Мурка, к свиньям собачьим… Отстань! Не до тебя…

Перед нами вынырнул Левка.

— Что случилось? — спросил он, запыхавшись.

Вот так Федор Большое Ухо! Я и не подозревал, что он способен на подвиги. Но все же решил попугать. И на вопрос, что случилось, сделал страшные глаза:

— Видишь что — череп.

У Левки разочарованно опустились губы:

— Подумаешь, череп! Печенеги из этих черепов вино пили. И то ничего! Да и Олег, верно, пил!

— Какой Олег?

— Ну князь, который собирался отомстить неразумным хазарам.

— Вот за это его змея и укусила, — сказал Димка. — Она же из черепа выползла.

— Откуда тебе известно?

— Эх ты, ботаник! — рассмеялся Димка. — Пушкина не знаешь! А еще в пятом учишься.

И он начал читать «Песнь о вещем Олеге»:

Князь тихо на череп коня наступил

И молвил…

— Так то — коня! — закричал Левка. — А это — человека. В человеческих черепах змеи не водятся. На, посмотри!

Он схватил череп и поднес его прямо к Димкиному носу, так что Димка отпрыгнул шага на четыре.

— Что, струсил? — засмеялся Левка. — А еще говоришь, будто я — трус. Я только мышей боюсь, а из черепов, если хочешь знать, могу даже чай пить.

Он опустился на колени и начал ползать по пещере, как завзятый сыщик, направляя свет фонарика на каждый выступ и в каждую щель.

— Э! — вдруг воскликнул Большое Ухо. — Это — что? — и из трещины в стене извлек тяжелую черную бутылку. — Пожалуй, мы сейчас и винца выпьем!

Левка старался вытащить из бутылки деревянную пробку, но она не вынималась. Бутылка переходила из рук в руки, а открыть ее мы не могли.

— Нет, там не вино, — вспомнил я роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта», — там должна быть записка.

— Пошли в хижину, — предложил Димка. — Там чем-нибудь откроем.

И гуськом, держась одной рукой за леску, мы направились к выходу. Леску я сматывать не стал — было долго. Леску можно было вытянуть на поверхность и уже там смотать на катушку.

Около одного из боковых ходов Мурка вдруг остановилась, зарычала и с лаем бросилась в темноту.

Мы посветили в боковой ход, но лучи наших фонариков уперлись в стену: ход круто сворачивал в сторону.

— Как думаешь, Молокоед, — прошептал Димка, — не пойти ли навстречу врагам?

Ни черт нам не страшен!

Ни шторм не опасен! -

громко заорал раздурачившийся Левка и направился, топая, в подозрительный коридор.

— Левка, назад! — крикнул я. — Ты с ума спятил?

— А что? — удивился он. — Я пойду, а вы с Димкой пока сбегайте за дровами.

— Тс-с! — мне показалось, что где-то бешено рычит и лает Мурка.

Мы прислушались: стукала об пол капель. Из бокового хода не доносилось больше никаких звуков. Еще через несколько минут явилась Мурка. Она была цела и невредима и, увидев нас, снова повернулась в сторону подземелья.

— Пошли к выходу, — скомандовал я.

Ребята послушались, но собака осталась на месте и продолжала лаять. Скоро она нагнала нас и посмотрела на меня такими глазами, словно хотела сказать:

«Он же здесь. Ну чего вы! Арестуйте его, и все».

Ребята молчали и, боюсь, тоже думали обо мне нехорошо.

Но я чувствовал себя правым. Моя трусливая осторожность все же лучше дурашливой Левкиной храбрости.

Мы выбрались по очереди из воронки. Я взял катушку и стал сматывать леску. Неожиданно она перестала подаваться, я хотел ее дернуть, чтобы освободить от зацепа, но тут дернул за леску кто-то оттуда, из пещеры, и так сильно, что катушка чуть не вылетела у меня из рук.

— Клюет? — рассмеялся Левка, увидев мою растерянность.

Но леска опять освободилась, и я смотал ее без всяких препятствий до конца.

Теперь все ясно, он тут!

Я хорошо сделал, что остановил ребят. Старик прятался в пещере. Когда мы стояли у бокового хода, он был где-то совсем рядом (иначе Мурка не стала бы рычать и лаять). Потом, когда мы вылезли из воронки, вышел в основной ход, и вот тогда-то и заело у меня леску: старик на нее наступил! И не дергал, а просто зацепил ногой.

— Полезли обратно! — воскликнул Левка. — Теперь-то он от нас не спрячется.

Но лезть снова в пещеру, зная, что ее обитатель уже насторожился и, может быть, поджидает нас за каким-нибудь выступом камня, было безумием, и я уговорил ребят идти к своему лагерю.

В хижине мы снова принялись открывать бутылку. Но деревянная пробка разбухла от сырости и сидела так прочно, что выдернуть ее мы не могли. Тогда пришлось отбить горлышко.

Я даже глазам не поверил — в бутылке лежала свернутая в трубочку бумага!

Пусть говорит теперь Сергей Николаевич, что в наш век, век электричества и радио, бутылки с письмами — выдумка досужих писателей. Про меня не скажешь, что я писатель, а бутылочка — вот она. в руках, и в ней записка. И еще план какой-то. Мы — только вернемся домой — покажем все это Сергею Николаевичу и тогда посмотрим, что он запоет!

Я осторожно развернул бумагу, разгладил и прочел:

«Передать в Острогорский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Дорогие товарищи!

Я пишу вам, оставшись один, так как вся моя партия погибла. Здесь орудует какая-то банда или кучка врагов рабоче-крестьянской власти. Они перебили нас по одному, как куропаток, стреляя из леса. Вчера был убит последний мой спутник — коллектор Звягинцев.

Я ранен в живот и единственное, на что оказался способен, — заполз в эту дыру, где, кажется, и умру.

Обиднее всего, что не встретился с бандитами лицом к лицу и умру, даже не зная, от чьей руки. Только однажды промелькнул тот, кто стрелял в Гренадерова, — низенький, немного сутулый человек в штатском, похоже, в форме старого горного ведомства. Но человек этот скрылся в лесу так быстро, что ни задержать, ни пристрелить его я не сумел.

Задание ваше по вышеизложенным причинам выполнить не смог, и это для меня мучительнее, чем проклятая боль в животе. Ясно одно: поиски надо начинать немного выше по речке, вдоль безымянного ручья, что впадает в Зверюгу слева, в полукилометре от пещеры. Прощайте.

Преданный рабоче-крестьянской власти до последнего вздоха

геолог Н. Окунев. 17 июля 1920 года»,

— А ты бросил череп… Эх ты, Федя!

— Я же не знал, — начал оправдываться Левка.

— Не надо глумиться над человеческими костями, вот что! — отчитывал и правильно отчитывал Димка Федора Большое Ухо.