Поезд смерти - Бирн Роберт. Страница 6

Гибель сотен насекомых или десятка крыс не волновала Гила, но собаки, кошки и обезьяны – совсем другое дело. Тяжелее наблюдать за обезьянами с их выразительными лицами и жестами, так похожими на человеческие. Сообразительные, не в пример другим животным, они боялись опытов и неохотно шли к человеку, а после испытаний по парализации не могли прийти в себя в течение многих недель.

У Стинсона в данную минуту была одна цель: посадить Конга в высокий стеклянный ящик, где тот должен был вскоре получить дозу газа “манекен”. Конг, со своей стороны, прыжками, визгом и криками старался осложнить работу своему мучителю. В стеклянном ящике уже находились Куини, макака-самка, и ее двухмесячная дочь, Кьютнес. Куини, скорчившись и обхватив себя лапками, неподвижно сидела в углу и глядела прямо перед собой; Кьютнес, не обращая внимания на проделки Конга, с любопытством трогала пальчиками полку, на которой были укреплены клетка с двумя белыми мышами и банка с тараканами.

Животные в клетках, составленных вдоль задней стены комнаты, выражали разную степень заинтересованности происходящим. Собака лаяла, надеясь, что ее выпустят и она сможет принять участие в общем веселье. Кролики сидели отвернувшись, демонстративно не обращая внимания на царившее вокруг волнение, однако уши их нервно подергивались. Несмотря на усилия вентилятора, гудевшего за решеткой, в комнате стоял тяжелый запах зоопарка.

– Стоило ему увидеть ящик, – сказал Гилу Стинсон, пододвигая клетку вплотную к стеклянной емкости, – он аж до потолка подпрыгнул. Во-во, смотрите, что делает! – Конг ухватился лапами за прутья и стал трясти их с такой силой, что клетка заходила ходуном. – Мне бы здорово пригодилась сейчас хорошая дубина. Или бейсбольная бита.

– Не давать ему никаких транквилизаторов, – распорядился Гил. – Чем он злее, тем лучше для эксперимента.

– А для кого мы его проводим?

– Полная тайна. Кто-то прилетает из Сан-Франциско на частном самолете.

Клем Трейнер, управляющий заводом, сказал только, что гости приехали откуда-то из-за границы, наверное, из той страны, где очень много сельскохозяйственных вредителей, подумал тогда Гил. Согласно правилам секретности, Стинсон и другие технические сотрудники не должны присутствовать при демонстрации опыта, следовательно, Гилу придется выполнять всю грязную работу самому. Завеса секретности лежала на всем, что касалось “манекена”: газ еще не был запатентован, его следовало хранить в тайне от таких гигантов, как компания Дюпона и Дау. И все же, считал Гил, Трейнер, бывший армейский генерал, в своей заботе о сохранении тайны доходит до смешного. Само местоположение завода, отсеченного от Рино каньоном протяженностью в двадцать пять миль, было, по мнению Гила, достаточной гарантией секретности. Можно подумать, что Трейнер руководит Центром ядерных исследований в Лос-Аламосе.

После нескольких попыток Стинсону удалось наконец продеть палку от швабры сквозь две ручки на крышах стоящих вплотную друг к другу клеток и поднять дверцы. Однако у него не хватило сил, удерживая дверцы одной рукой, другой закрепить их на месте. Гил подошел и, стараясь избегать цепких лап макак, вставил фиксатор.

– Спасибо, мистер Эллис. Вы знали старика Смита, который работал тут до вас? Наверное, нет. Откуда вы можете его знать? Он бы до этих клеток и пальцем не дотронулся. Пусть я тут надорвусь, он и бровью не шевельнет. Вот уж господин-сквородин. Между прочим, большинство здешних инженеров такие же. Понимаете, о чем я говорю?

Гил ничего не понял, но промолчал. У паренька, понятно, нелегкая жизнь, об этом свидетельствовали многочисленные царапины и наклейки из пластыря, украшавшие его лицо и руки. Зато вечером, после работы, он наверняка занимается серфингом, почему-то подумал Гил.

– Вы – другое дело, – продолжал Стинсон, роясь в ящиках стола, стоявшего у стены. – Вы мужик что надо. Только вот что я вам скажу: нужно смотреть на мир повеселее, больно уж вы серьезный. Работа есть работа, но можно и в ней найти кое-что забавное. Такая у меня теория. Простите, что лезу со своими советами.

Гил пожал плечами.

– Может, ты и прав. В следующий раз, перед тем как зайти в кабинет Трейнера, нацеплю клоунский нос и очки. – Он через силу улыбнулся. Когда твоя карьера находится под угрозой, шутить как-то не хочется. Да, возможно, он слишком серьезен. Несколько дней тому назад он наткнулся на свою фотографию двухлетней давности и долго ее рассматривал. На фото, снятом в день его свадьбы, за год до аварии в Бостоне, разрушившей все его планы, он выглядел таким счастливым, словно это был не он, а кто-то другой. В кудрявых русых волосах ни намека на седину, словно инеем посеребрившую сейчас его голову, а в лице – давно утраченная вера в будущее. Тогда он занимал должность главного инженера, его фирма считалась самой перспективной во всей Новой Англии, и он имел все основания улыбаться. Рядом с ним – Карен, белозубая и голубоглазая, похожая на шведку. Она и сейчас выглядит так же хорошо, а он постарел на десять лет. Вот бы удивился Стинсон, узнай он, что Гилберту Эллису всего тридцать семь лет. Буду ли я опять когда-нибудь улыбаться так же широко и искренне, как раньше? – подумал Гил. Психиатр говорил ему, что у людей, переживших большое несчастье, происходит изменение личности, особенно если они испытывают чувство вины, но со временем, при благоприятных обстоятельствах и соответствующем лечении, к ним вновь может вернуться веселость и радость жизни. Прошел уже год, а Гилу Эллису оставалось об этом только мечтать.

– Заманить Куини и Кьютнес в ящик ничего не стоит, – глядя на клетки, сказал Стинсон. – Надо показать им яблоко или салат. А Конг притворяется, что есть не хочет, его нужно убеждать.

Гил поднял брови, увидев, что Стинсон достал из ящика тонкий цилиндр с двумя остриями на конце, каким погоняют скот.

– Ты что, хочешь применить электрошок?

– Это на него действует лучше всяких уговоров и колотушек. Смотрите!

Не приближаясь к Конгу, Стинсон встал в позу фехтовальщика и сделал несколько энергичных выпадов.

– А-а-а! Вот тебе, дрянь! Он терпеть не может, когда его называют дрянью, – пояснил он.

Конг втянул лапы в клетку, перестал болтать и, ухватившись за прутья, уставился на служителя. Его губы вытянулись в трубочку, серые усы дрожали, а хвост медленно пригнулся к полу.

Стинсон подошел к клетке и показал ему палку.

– Узнаешь ее, Конг? У тебя хорошая память, но ты очень упрямый.

– Какова ее мощность? Ты его не убьешь? – озабоченно спросил Гил. – Ею ведь погоняют крупный скот.

– Да нет, мы давно снизили мощность заряда, но и того, что остаюсь, хватит, чтобы научить его уму-разуму... А теперь мне достаточно только показать ему эту штуку, как он становится шелковым. Всего раз или два я применял ее. Ну, Конг, пойдешь в ящик или влепить тебе горяченьких? – Стинсон помахивал цилиндром, как волшебной палочкой.

Будто понимая каждое слово и каждый жест, Конг молча повернулся, миновал обе двери, подошел к самке и сел рядом с ней. Подняв хвост вверх, он вновь принялся болтать, как бы желая показать, что, хотя битва и проиграна, его дух не сломлен. Стинсон снял фиксаторы, и дверцы закрылись.

– Куда прикажете доставить эту счастливую семейную парочку, мистер Эллис?

– Отвези их в лабораторию и поставь возле баллона с газом. – Помогая Стинсону поднять ящик на тележку, Гил не удержался и сказал: – Ну и работенка у тебя... не позавидуешь.

– Это лучше, чем работать в казино. – Стинсон засмеялся и добавил: – К тому же я люблю животных.

В полуденную жару два человека взбирались вверх по скалистому откосу. Один из них, худощавый и крепкий, поднимался легко, без видимых усилий, другой, довольно полный, взмок от пота. У обоих были усы, черные волосы и карие глаза.

– Ух, тяжело, – пропыхтел толстяк.

– Ты должен ходить со мной в спортивный зал и бегать по утрам, Алек. Тебе нужно восстановить форму.

– Для чего? Чтобы играть в карты? Для этого нужны только сильные пальцы.