Скандал из-за Баси (журнальный вариант) - Макушинский Корнель. Страница 5

Бася была испугана и несчастливым случаем, и пронзительным криком, и она в замешательстве сделала самое страшное: быстро проползла по скамейке и неожиданно прижалась к пожирателю детей, словно отдавая себя под его опеку.

— Вот ее благодарность! — крикнула дама номер два.

Черный человек — о диво! — вовсе не взорвался и не выбросил Басю через открытое окно, а только захохотал, как филин или как шайтан.

— Это вполне разумный ребенок,— сказал он ехидно.

Дамы мрачно посмотрели на него, но, оставляя расправу на ближайшее будущее, занялись настоящим.

— Мы отъезжаем! — объявила зеленая дама.— Заплатите за молоко, ну и за стакан.

— Почему я?

— Потому что это была ваша мысль. Я бы не давала ребенку горячего молока. Кто его знает, что это за молоко.

— Скорее всего козье,— ядовито заметил Ирод.

— Я могу заплатить за молоко,— гневным голосом заявила красная — Конечно. Я не разорюсь, если накормлю сироту, но за стакан заплатите вы.

Отличный намечался скандал, потому что у дамы в зеленой шляпке позеленело и лицо, но всю забаву испортил ядовитый человек, который вдруг пришел в висельное настроение и начал смеяться. Обе дамы, заметив, что дерзкий варвар дьявольски над ними насмехается, быстро помирились. Так поссорившиеся греки заключали перемирие, когда на них наступали персы. Они быстро заплатили пополам и, запыхавшись, уселись на лавку.

— Вернись сюда! — крикнула дама, которая заплатила за молоко.

— Зачем? — сказала дама, которая заплатила за стакан. — Пусть там сидит... Свой своего всегда найдет...

Девочка, до сих пор сидевшая смущенно, вдруг громко засмеялась, что ужаснуло обеих дам; ни одна из них не заметила, что человек-медведь тихонько толкнул Басю локтем в бок. Невинный ребенок по блаженному неведению заключил пакт с чертом.

Черт этот был смекалистым, и от его злодейского взгляда ничто не могло укрыться. Внезапно он с большим интересом стал рассматривать картонную табличку, висящую на груди у девочки. Эта табличка вид являла жалостный. Из множества букв уцелели только некоторые, остальные расплылись в слезливых черно-голубых разводах; чтобы прочитать содержание, надо было быть таким крупным ученым, который умеет читать египетские иероглифы. На картонке остались бесформенные очертания, а все остальное в виде размазанного пятна помещалось на рукаве платьица.

— Уважаемые пани,— сказал он глухо, словно говорил из гроба.— Вы обещали присмотреть за этой девицей?

— И что с того? — спросила красная шляпка, подчеркнуто не замечая говорящего дьявола.

— До Варшавы недалеко,— бурчал оборотень.— Кто-нибудь займется ею на вокзале?

— А какое вам до этого дело? С чего это вы вдруг стали таким заботливым?

— За ней придут! — твердо сказала зеленая дама.

— Ага, придут... А если не придут?

Человек-кошмар молчал еще минуту, а потом сказал с нескрываемой радостью:

— Если не придут, у вас, уважаемые пани, будет шикарный бал, говорю я вам! Вся семья ухохочется... Ха-ха! Поздравляю уважаемых дам!

— Что все это значит? Может, вы будете так любезны объяснить?

— Я не энциклопедия,— захихикал ненормальный пассажир.

Он и в самом деле мало походил на серьезную энциклопедию, скорее на книжку о чертях и ведьмах.

Дамы снова обменялись взглядами, словно одна хотела спросить у другой, о чем говорит этот дикий сумасброд. Отчего у них должен быть «шикарный бал»? Этот злобный павиан или знает о чем-то, или придумал какую-нибудь глупую штучку.

— Будет представление! — крикнул он вдруг таким голосом, что Бася затряслась в приступе неудержимой радости.

— Это нехороший ребенок,— шепнула дама даме.— Мне уже все это надоело.

Так как в ее впечатлительном сердце зародилось странное беспокойство, вторая дама заметила его и заразилась им, как корью.

— Этот дикарь втянет нас в какой-нибудь скандал, вот увидите. Хоть бы добраться до Варшавы живой и невредимой!

— Вы думаете, что здесь что-то нечисто?

— Я не думаю, я уверена. Ребенок с табличкой на груди, какая-то крикливая опекунша...

Странно и не слишком приятно... А откуда мы знаем, может, этот тип — какая-то подставная фигура? Почему вы встаете? Варшава будет только через четверть часа...

— На выходе всегда такая толкучка... Лучше я постою в коридоре.

— В таком случае и я с вами...

Делая вид, что они не торопятся, дамы собрали свои пожитки и приготовились к выходу.

— До свидания, деточка! — сказала дама.

— Будь здорова,— сказала другая.

— До свидания! — закричала Бася, обожающая весь мир.

— Мое почтение! — рявкнул человек с черным сердцем.

— Никто не нуждается в вашем почтении,— сказала одна из дам решительно и твердо.

— Беру обратно! — рыкнул человек-скорпион.

Когда поезд начал подпрыгивать на стрелках перед станцией, мрачный человек встал и пробурчал:

— Одевайтесь, панна.

— Дай мне пальтишко! — сказала Бася.

Оборотень хотел скрипнуть зубами, но не скрипнул.

— А ты знаешь, что я мог бы тебя задушить?

— Задуши! — крикнула Бася в восторге.

— Надевай пальто! — буркнул он.— А теперь берет... Все?

— Спасибо,— сказала девочка и прибавила к этому слову улыбку — Идем?

— Я с тобой? — удивился князь разбойников.

— Иди,— щебетала девочка, взяв его за руку.

Это его так удивило, что он забыл закричать. В какой-то рассеянности он вынес ее в своих лапах убийцы из вагона и поставил на землю.

Пассажиры торопливо выходили из вагонов, но никто не смог опередить красной и зеленой шляпок, которые рывками пробирались к выходу.

Человек-чудовище, которого Бася держала за руку, начал искать взглядом того кого-то, кто должен был забрать девочку. Вокруг было пусто. Последний пассажир прошел мимо, таща тяжелый чемодан.

— Идем,— сказала Бася.— Здесь холодно!

— Подождем,— закричал крокодил.— Мне становится жарко!

Он врос в землю и искал кого-то глазами.

— Ха-ха! — завыл он вдруг.— Шикарный бал!

Проходящий мимо служащий станции посмотрел на него с веселым любопытством.

— Кто тут должен был тебя ждать? — спросил человек-пугало. — Не отвечаешь? Конечно... Это самое удобное. Прикидываешься ребенком, а сама хитрая, как старая баба. Оставайся же тут и жди. Я слишком старый для няньки.

Он вырвал руку из ее ручки и сделал два шага. Бася побежала за ним и схватила его обеими руками за полу пальто.

Он уже собирался затрястись в злобе, оглянулся и увидел голубые глазенки, которые с трели на него с огромным удивлением и жалобным упреком. Ах, что за коварное создаь какая хитрая девчончишка! Прижала личико к его шершавой руке, а он не выносит всяких нежностей и глупых ласк. Он злой, бешеный, плохой, и если бы не было на свете пива, то пил бы человеческую кровь. Поэтому он грозно крикнул:

— Если разревешься, я тебя раздавлю!

Потом, скрипнув зубами, он обнял ее и взял на руки, потому что до выхода было далеко. В левой руке он нес чемодан. Он был так страшно рассержен, что даже не заметил, как прижался своей крокодильей мордой к ее замерзшему личику.

— Ты царапаешься! — сказала Бася.

— По твоей прихоти я не буду бриться, ты... ты... Как тебя звать?

— Бася.

— Ты... ты... Бася!

Охота на пана

с улицы Хмельной

Человек-вампир определенно был невезучим, а в придачу — актером в театре. Ничего в жизни ему не удавалось, что настроило его воинственно по отношению ко всему миру. Поэтому он корчил такие жуткие рожи, чтобы устрашить Европу и Америку. Счастье еще, что ни Европа, ни Америка не знали о

том, что навлекли на себя гнев этого мужа. В театре ему тоже не везло: его бесформенная фигура не годилась на роли выдающихся героев, которые всегда отличаются красивой внешностью. Только король Ричард Ш в трагедии Шекспира имел право носить горб и хромать на одну ногу, и в этой роли пан Валицки — такой была его фамилия — мог бы добиться успеха, только слегка изменив свою внешность. Однако ему этой роли не давали. А давали роли маленькие, но обязательно кровавые; так как во взгляде его была смерть, а голос выходил из него, как из могилы, он играл бандитов, разбойников, убийц и прочих жутких типов. Всем было известно, что, как только Валицки появится на сцене, в пьесе должно произойти несчастье, и что дальше в программе два или три трупа. Его сладкой и тайной мечтой было сыграть благородный образ, с репликами, соответственно, в стихах, но до этого он еще не дожил. «Вы что, с ума сошли? — говорили ему.— С такой дьявольской мордой вы хотите играть ангела?» Пан Валицки глухо стонал и выходил на сцену с кинжалом или с ядом, который подсыпал кому-нибудь в бокал. Он играл во второразрядных театрах, в простых, брызжущих кровью пьесках или скитался по далекой провинции. Однако история театра отметит одну его роль, в которой никто не сумел его превзойти. На эту роль Валицкого брали взаймы даже крупнейшие театры. В бессмертной трагедии Шекспира Гамлету является дух его убитого отца и говорит с ним. Этого духа Валицки играл неподражаемо: его голос звучал так мрачно, был таким черным, так ужасал, что зрителей пробирала дрожь. Был даже случай, когда стоящий за кулисами пожарный, услышав вдруг этот голос рядом с собой, упал от ужаса в обморок. Это был самый большой триумф Валицкого. Он с удовольствием использовал свой голос и в обычной жизни, что было с его стороны легкомыслием, потому что впечатлительную женщину или ребенка он мог довести до конвульсий.