Снежный человек (илл. И. Архипова) - Торбан Раиса Семеновна. Страница 31

Старый вещий Вяйнемейнен, кузнец Ильмаринен и веселый, храбрый Леминкейнен отправились из страны Калевалы в Похьолу к злой старухе, чтобы отобрать у нее Сампо и отвезти в свою страну.

Но Лоухи подняла своих людей против трех героев и хотела их всех убить.

Старый Вяйнемейнен своей игрой на кантеле зачаровал ее войско и весь народ Похьолы.

Когда все уснули, герои с большим трудом извлекли Сампо из медного утеса, поставили его на дно своей лодки и скорее поплыли домой.

Леминкейнен очень развеселился и пристал к Вяйне с просьбой — спеть.

Но мудрый Вяйнемейнен отказался. Петь и играть, по его мнению, следовало только после удачного завершения дела.

Леминкейнен не унимался и запел сам. И так как он был безголосым парнем, то пение получилось нехорошее.

Рыбы, глазевшие из воды на знаменитых героев, услышав такое пение, моментально опустились на дно и заткнули себе уши тиной.

А журавль, сидевший на кочке, крикнул от испуга и полетел. Он опустился в стране Похьолы и снова крикнул не своим голосом.

От его крика проснулась Лоухи и весь ее народ. Старуха обнаружила пропажу Сампо и бросилась в погоню за похитителями.

Чарами и колдовством боролась злая старуха с героями. Но они не уступали ей в силе и чародействе.

Когда же герои были почти у берегов Калевалы, старуха Лоухи обратилась в черного орла со стальными когтями и огромными крыльями.

На свои черные крылья она посадила войско и грозно напала на героев.

Они храбро сражались с ее войском, а самой Лоухи в битве отрубили когти. И все же старуха мизинцем зацепилась за пеструю крышку и схватила ее.

А Сампо упало в воду и разбилось на куски…

«Как жалко! — вздохнул я. — И мука была бы, и соль, и много денег…» «А зачем тебе деньги?» — спросила меня мать. «Коня купили бы», — сказал я. Мне очень хотелось иметь коня.

«Не горюй, братишка! — раздался с порога голос Пекко. — Мы соберем обломки Сампо из наших вод, и у нас такое будет, что ты и все ребятишки в Карелии будут каждый день кушать пекки-лейпа и всем будет по коню».

Я засмеялся. Мать снова зажгла лучину.

От смеха Пекко, от морозного воздуха, принесенного братом, и огня у нас в избе снова сделалось уютно и радостно.

Брат закрыл за собой дверь на крюк и попросил мать занавесить окна. Затем он вынул из брезентовой сумки бумаги, разложил их на столе и торопливо, но тщательно начал просматривать.

Мне очень хотелось поговорить с ним. Сидя на лавке, я ждал, когда он поднимет глаза и взглянет на меня. Но брат смотрел только в бумаги.

Часть бумаг он спрятал на груди. Затем проверил наган и начал одеваться.

Отец, опустив голову, молча сидел у стола. Он не глядел на Пекко. Видно, ему хотелось скрыть от него свою печаль и беспокойство.

Мать, побледневшая еще больше, тихо вышла в сени и через минуту вернулась. Она положила в походную сумку брата две мерзлые рыбы и пригоршню клюквы. Больше у нас ничего не было.

Пекко надел полушубок, шапку, пояс. Обнял мать.

«Ты куда?» — встревожился я. «В лес, драться со злой старухой и ее войском…»

Я обеими руками уцепился за брата. Но он торопился. Мать, плача, оторвала мои руки от его шеи и отнесла меня на лавку. Отец вышел вслед за ним. Я прижался к стеклу и видел, как они стояли на крыльце и брат что-то говорил отцу.

Не поднимая головы, отец тяжело вздохнул и взглянул на него. Я заметил, как у него дрогнули губы. Но он не заплакал.

Брат крепко обнял отца, встал на лыжи и скользнул в лес. Больше я никогда не видел брата Пекко…

— Мы знаем историю одного Пекко, — заговорили ребята. — Пусть Анни расскажет, она знает ее лучше всех…

— Расскажи, Анни! — попросили все, и Анни рассказала.

…Пекко был рядовым красноармейцем в одном из шести полков Красной Армии, двинутых в 1921 году в Карелию на ликвидацию белофиннов.

Возле одной деревни белофиннам удалось окружить красный отряд. Они решили уничтожить его весь, до одного человека. Кольцо медленно сжималось вокруг красноармейцев. Беляки не особенно спешили. Они хорошо знали, что красные у них «в мешке»…

Командир отряда обдумал боевую обстановку и решил, что необходимо сделать попытку прорваться через линию врага, явиться в расположение красных войск, сообщить там о грозящей опасности и просить подкрепления. Выполнить это опасное поручение вызвалось несколько человек, в том числе и Пекко.

Но Пекко, карел, доказал командиру, что он первый имеет право на это поручение. Он родился здесь, хорошо знает язык и местность.

Командир написал донесение и передал его Пекко. Пекко спрятал документ на груди и отправился.

Ему удалось обмануть бдительность врага, и он, рискуя жизнью на каждом шагу, прорвался все-таки сквозь линию вражеского окружения.

Но в двух с половиной километрах от красных постов, в лесу, его настиг вражеский отряд лыжников. Они ранили его в живот.

Теряя сознание, Пекко успел вынуть из-за пазухи документ и крепко зажать его в кулаке.

Белофинны тщательно обыскали Пекко, раздели догола и бросили умирать на дороге. Им и в голову не пришло искать документ в руке почти мертвого человека.

От холода Пекко пришел в себя. Тяжело раненный, голый, в трескучий мороз он добрался к своим и передал донесение.

Отряд, попавший в тяжелое положение, был выручен подоспевшими товарищами, но Пекко умер от потери крови…

Онни Лумимиези с большим вниманием слушал ребят.

— Только этот Пекко — сын нашего Тикки…

— Тикки?! — взволновался пограничник. — Так звали моего отца!..

— Онни, сынок!.. — послышался дрожащий от волнения голос.

Все оглянулись и увидели деда Мороза.

Он протискивался к пограничнику. Люди расступились. Старый Тикка сдернул бороду.

Пограничник узнал в нем старика, которого он спас прошлой ночью.

Тикка молча обхватил пограничника руками, гладил его по голове.

И знаменитый герой показался ребятам в эту минуту таким же маленьким, как они сами. Все были очень взволнованы этой неожиданной встречей.

Старый Лоазари, вытирая глаза, что-то бормотал о «яблоках, которые так далеко катятся от яблоньки…».

Он недавно выучил эту пословицу и сейчас хотел ею блеснуть.

Ребята поправили его: «Яблочко недалеко катится от яблони».

Было очень смешно.

У многих гостей были часы. Но никто не заметил, когда ушел старый и пришел Новый год, с новым счастьем.

И никто не мог разобрать, какое сейчас счастье, старое или новое, но все почувствовали, что оно большое, настоящее… А елка — очень, очень веселая…