Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович. Страница 57

«А что, вполне! Только вот светлые волосы да „белогвардейские“ усы мешают. Народ тут как на подбор, все черные и смуглые, ну да ничего, сойдет и так. Все равно я по-ихнему почти не балакаю, лучше не высовываться. И куда мне в этом маскараде теперь топать? Заходили мы на цель с севера, уходил я тоже на север. В принципе, наши должны тоже быть на севере…» Он опять вспомнил инструктаж – коли собьют, всеми правдами и неправдами выходить к сербским частям и назвать пароль, ну да – «Триста двадцать семь», точно. И еще он знал кодовые фразы, которые вроде бы действуют даже на территориях тех из бывших югославских республик, которые сейчас как бы нейтральны, и даже в Албании. Только назвать это все надо командиру не ниже ротного, а до него нужно еще добраться. Однако другого выхода Казак при всем желании придумать не мог и, помня о необходимости как можно быстрее оказаться подальше от места вынужденной посадки, решительно вышел наружу.

За время, что он провел под брезентовыми сводами пустующей палатки, наступил вечер – совсем недавно такое яркое солнце теперь медленно уходило за дальние хребты, становилось заметно темнее.

Казак, прислушиваясь к урчанию в животе, вдруг вспомнил, что уже давно ничего не ел. Последний раз летчикам удалось перекусить утром, и то наспех, а потом, между вылетами, об этом как-то забылось.

«Ну да, конечно, праздновать готовились, а теперь, небось, я мужикам всю обедню испортил. Переживают, наверное, как мы тогда за одноглазого. Интересно, найдется тут еще один АН-2 для очередного сбитого летчика?» Он даже повертел головой, но ничего похожего на заботливо подготовленный самолет не было видно ни поблизости, ни вдали. Только немецкие комбайны сиротливо стояли рядом с бочкой. «А ведь когда-то и я на таком ездил, на школьной практике даже с поля угнал… – грустно подумал Казак, и вдруг сообразил: – А почему бы и сейчас не прокатиться? Чем ногами-то топать. Только бы закрутилась железяка». – И недолго думая полез разбираться с комбайнами. У ближайшего были спущены оба задних колеса, зато второй оказался полностью исправным. Припомнив развлечения школьных времен, Казак откинул панель, нашел пускач, подкачал топлива, решительно дернул – и тот завелся, будто только и ждал русского пилота. Запустить двигатель тоже не составило труда, и комбайн лихо подкатил к бочке с соляркой.

Через полчаса объемистый бак был заполнен доверху, но к тому времени солнце уже окончательно ушло и в стремительно чернеющем небе замерцали звезды. Теперь предстояло выбрать путь. Немного подумав, Казак решил ехать дальше по грунтовой дороге. Он надавил на педаль, и комбайн тронулся.

Часа два спустя Казак уже не был так уверен в правильности своего решения. Примерно в той стороне, где находилось место приземления, пролетел небольшой вертолет, и потому от греха подальше летчик решил не включать фары. Звезды и ущербная луна, уже давно повисшая в небе, давали достаточно света, чтобы не сбиваться с колеи, но все же движение в полутьме требовало постоянного напряжения и внимания, и вскоре он ощутил, что такая езда его здорово выматывает. Изредка в грунтовую колею вливались другие дороги, такие же малонаезженные, и Казаку с трудом удавалось придерживаться северного направления. Один раз на обочине он заметил аккуратный штабель ящиков и, притормозив, выяснил, что в них лежат крепенькие, мясистые помидоры. Без лишних проволочек Казак затащил один из ящиков в кабину и теперь разгонял накатывающую сонливость, смакуя свою находку «Хорошо бы с сольцой», – думал он, ощущая, как от неаккуратного укуса сок течет у него по подбородку.

В стороне от дороги уже который раз замерцали огни – очередной поселок или деревня. Но Казак решил пока по возможности не расставаться с самоходным агрегатом, стремясь поскорее очутиться как можно дальше от боснийцев и как можно ближе к сербам.

Откуда ему было знать, что на самом деле движется примерно параллельно линии фронта или, как официально это называлось, «линии противостояния вооруженных сил стран антисербской коалиции и сербских вооруженных формирований». Конечно, такой линии фронта, как, например, во времена Второй мировой войны, здесь не существовало – не было непрерывной полосы окопов и постоянно простреливаемой ничейной земли поперек страны от моря до моря. Но это самое «противостояние» происходило там, где у «вооруженных формирований» была возможность хоть как-то оказать сопротивление накатывающимся на их страну бронированным полчищам цивилизованных варваров. По ту сторону войны, которую иногда называли «четвертой балканской» и где под бомбами «защитников прав человека» пылали города и умирали люди, все – и убеленные сединами ветераны, помнящие войну с немцами, и юные добровольцы, едва знавшие о той войне из фильмов и книг, – называли «противостояние» именно фронтом.

Ударная группировка сухопутных войск США и армейские корпуса Хорватии, обратив в руины Белград и овладев равнинными территориями Северной Сербии, теперь упорно вгрызались в горные хребты и шаг за шагом наступали в долине реки Морава. Войска мусульманской Боснии (в составе которых действовали и части боснийских хорватов), огнем и мечом пройдя по Сербской Босне, вели бои практически на границе между прежними союзными социалистическими республиками Сербия и Босния и Герцеговина. Далее, медленно продвигаясь вперед по живописному побережью Адриатики, с тяжелыми боями шли французские и опять же хорватские части, где-то среди боевых порядков которых обозначил свое присутствие и Альпийский корпус Италии. На побережье Черногории они соприкасались флангом с экспедиционными соединениями морской пехоты США, вовлеченными в жестокую битву с защитниками легендарной Черной Горы. На всем протяжении фронта им противостояли истекающая кровью армия Трансбалкании и остатки войск прекратившей свое существование Республики Сербска Босна, что мужественно удерживали перевалы, и в частности Лозницкий проход, ближе всего к которому и находился разрушенный и разграбленный Зворник. Упрямо не желая называть разгоравшуюся на Балканах войну своим именем, ООН продолжала бессмысленно держать здесь свои миротворческие силы, состоявшие из английских, канадских, скандинавских и Бог знает каких еще частей, – русских и украинцев ООН под нажимом НАТО послушно перестала включать в состав своих «голубых касок». Зато для создания видимости подлинно всемирного обеспечения мирного процесса в Боснию были присланы несколько подразделений из Южной Кореи и Республики Мадагаскар.

Отношение различных «миротворцев» в голубых и обычных касках к событиям, как ни странно, тоже было различным. Американцы и французы открыто вступили в войну против сербов, стараясь при этом свести к минимуму свои собственные потери, разумеется за счет увеличения потерь в хорватских и мусульманских частях. Италия, пославшая для участия в боевых действиях своих «храбрых альпини» и истребители-бомбардировщики «торнадо», не говоря уже о предоставлении своих аэродромов для воздушных ударов по Трансбалкании, тем не менее почему-то не спешила разрывать с правительством Вазника дипломатические отношения. Англичане, имевшие самый значительный контингент в войсках ООН и собственные интересы на Балканах, вели себя еще сдержаннее, время от времени делая попытки действительно развести враждующие стороны, правда без особого успеха.

И конечно же, «четвертая балканская война» не обходилась без наемников – «серых гусей», «солдат удачи», «контрактников», «легионеров», «экспертов по специальной технике»… Разными дорогами они приходили на эту войну – кто ради больших (или даже не очень) денег, а кто ради торжества идеи – славянской, западной, мусульманской. Впрочем, была среди вояк-иностранцев и еще одна интересная категория – любители острых ощущений. Таким, в общем-то, наплевать на идеи, денег у них тоже вполне хватает, но удовольствие, какое они получают в настоящей, всамделишной войне, несравнимо с тем, что можно получить, пуляя шариками с краской из пневматического автомата на поле для пайнтбола.