Твой светлый дом - Коркищенко Алексей Абрамович. Страница 22

На крики прибежала Акулина Кондратьевна, встала перед сыном.

— Ума лишился, пьянчужка несчастный? Ты что вытворяешь?! — хлестнула Андрея по щеке. — Ирод проклятый!.. До чего тебя водка довела!.. До чего ты докатился! — И разрыдалась.

Андрей посмотрел широко раскрытыми, вдруг протрезвевшими глазами на плачущую мать, на Матюхина, стоявшего посреди двора, и, опустив голову, ушел в свой дом.

Никто не обратил внимания на исчезновение Родиона.

Первой спохватилась Мария. Она постучала в комнату Григория. А тот уже собирал вещи.

— Гриша, что ты делаешь?! Брось, не надо!.. Родион исчез… Боюсь я… Натворит он беды. Он, наверное, у Дяди… Гриша, ради бога, бежим туда!

Григорий натянул сапоги и, как был в тельняшке и джинсах, выбежал из старой хаты.

Проклятая, ненавистная халупа! Родион с разбегу, как гранату, бросил в нее кирпичину. В подмороженной тишине подслеповатое окошко звучно брызнуло осколками. По-звериному рявкнул перепуганный Дракон, и на пороге халупы темной глыбой, подсвеченный печным огнем, появился Дядя с топором в руке. Пьяно покачиваясь, он прохрипел:

— Кто здесь?! Дракон, возьми его!

Спотыкаясь, потопал к скулящей собаке. А Родион, выскочив из-за угла, юркнул в халупу.

— Стой! Ты куда, подлый?

Дядя бросился к двери, но было уже поздно: Родион задвинул запоры.

Из кухоньки донеслись звуки погрома: там что-то громко лопалось, звенела разбитая посуда.

Дядя забарабанил в дверь ногами, обухом топора:

— Родька, открой, а то худо будет!

Родион схватил со стола баллон с самогоном, тяжелый, как снаряд, и с размаху бросил его на пол. Он глухо взорвался, забрызгивая вонючей жидкостью все вокруг. Опрокинул бидон с брагой, охладительное корыто со змеевиком, а самогон, набежавший в широкогорлый баллон, выплеснул в печь. Из жерла, как из пасти Змея Горыныча, дохнуло сине-зеленое пламя. Печь осела, раздавшись в стороны, а клокочущий бачок завалился набок.

Дядя рубил дверь топором, она должна была вот-вот рухнуть. Родион выскочил в коридорчик, взлетел на чердак. Он едва успел втащить лестницу наверх, когда дверь, штурмуемая Дядей, упала.

— Ну, Родька, я с тобой рассчитаюсь, гаденыш!

Перед печью горели бодылья подсолнечника. Дядя заплясал на них, пытаясь затоптать огонь, но из-под растоптанной кучи вышмыгнуло сине-зеленое пламя, шустро разбежалось по углам, и вся самогоноварня вдруг залилась призрачным голубым светом. Дядя сдавленно закричал, выдернул пустое ведро из-под лавки и выбежал. За его спиной взорвался баллон с самогоном, который Родион сбросил с чердака. За ним полетел второй, третий… Огонь перекинулся из кухни в коридорчик, фонтан огня, брызнул на чердак, через ляду — под крышу! Искристые огоньки золотыми белками поскакали по свисающим султанам камыша.

Давясь проклятиями, Дядя бешено вращал колодезный ворот, вытаскивая ведро с водой. Со двора к нему бежали жена и сын.

— Что случилось?! — кричали они.

— Ведра давайте! — взвыл Дядя. — Быстро ведра с водой!

— Папа, смотри! Огонь на крыше! — завопил Сенька.

— Ой, боже! Горим!! — ахнула мать.

Дядя обернулся: на коньке крыши халупы плясал красный петух, синий спиртовый огонь бил из двери. Бросил ручку ворота — ведро с плеском обрушилось вниз. Бессильно опустился у колодца, несвязно пробормотал:

— Теперь не потушишь… И Родька сгорит… Будет с него сухарик…

Сенька не сразу понял, но тотчас догадался, когда услышал грохот на чердаке: кто-то бил ногами в доски фронтона. Он схватил отца за плечи, закричал в страхе:

— Сними Родьку с чердака! Слышишь?!

— Попробуй сунься… Да он и лестницу туда поднял. — Дядя икнул, замотал головой.

Мать Сенькина пронзительно кричала, бегая вокруг халупы:

— Караул! Люди добрые, рятуйте!

Пожар разгорался. Красная грива огня поднялась над садом. Родион, видно, не мог пробиться к ляде и все колотил ногами по доскам фронтона, пытаясь их выбить…

Григорий выбежал из темного сада на свет, крикнул:

— Где Родион?

— Там он! Там! — Сенька показал на дымящийся фронтон.

Гудел и трещал камыш.

С чердака уже ничего не слышалось.

Григорий ринулся в клубящийся дымом и синим пламенем дверной проем.

— Гриша, куда ты?! Зачем? — закричал только что прибежавший Федя.

Следом за ним спешил милиционер.

— Там Родька… Это он поджег, — произнес Дядя со смешком. Он сидел у сруба, покачиваясь из стороны в сторону. — Сгорит Родька!.. И пижон кудлатый…

Григорий выскочил из огня с Родионом на руках, споткнувшись, упал, надрываясь кашлем.

— Давай воды! — Федя стал сбивать с одежды Матюхина и Родиона пламя. Тушил, выговаривал лейтенанту милиции: — Я тебе наказывал: давай накроем!.. А ты — мало улик. Вон сколько улик! Вишь, каким огнем все пылает?

И тотчас, будто в подтверждение его слов, на чердаке бухнула серия взрывов — это взорвались оставшиеся баллоны с самогоном. Столб сине-зеленого пламени взметнулся ввысь.

Григория и Родиона облили водой из ведра. Подбежала Мария, рухнула на колени перед сыном, взяла его лицо в руки, силилась что-то сказать, но не смогла, Родион застонал, зашелся кашлем. Григорий, держась за голову, встал.

— Товарищи, ведите их к моей машине, она на выгоне, — приказал милиционер. — Скажите шоферу, пусть везет в больницу.

Григория подхватили под руки, повели. Понесли и Родиона.

Утробный взрыв потряс халупу снизу доверху. Передняя стена вывалилась наружу. Раздувшийся бачок с оторванной крышкой дымился на печи, будто ствол мортиры.

— Вот это гаубица! — сказал Федя. — Разбегайся, народ, сейчас еще гухнет!

Пожарная автомашина, воя сиреной, вломилась сквозь штакетник во двор. Побежали пожарники, разматывая шланги.

— Вовремя успели! — насмешливо произнес Федя. — А самогон надо молоком заливать, не водой. Да и отлетела уже душа Змея Горыныча!

В толпе засмеялись.

— Давай напор! Давай сильней! — перекликались пожарники, заливая пожарище из брандспойтов.

— Родька навел порядок раньше нас, — сказал Федя милиционеру.

Тот, не ответив ничего, подошел к Дяде, сидевшему у колодца.

— Ну и наварили вы самогону, гражданин! Все село можно было отравить. Так что привлечем вас к уголовной ответственности. Идите отсыпайтесь, завтра на свежую голову поговорим.

Глава пятнадцатая

Григорий проснулся и с усилием оторвал от подушки голову. Она была полна треска и гула. «Хорошо, что бинт стягивает ее, а то бы, наверное, раскололась!» — подумал он.

— Крепкий у тебя череп, парень! — восторженно сказал, ему хирург, обрабатывавший рану. — Отделался ты, дружище, легким сотрясением мозга.

Ударился он на чердаке, когда бежал с Родькой на руках к ляде. На чердак он легко забрался и без лестницы — пригодились навыки морского пехотинца, но оттуда едва хватило сил спустить задохнувшегося парнишку.

Григорий приглушенно прокашлялся: до сих пор дыхание отдавало камышовым дымом.

Родион лежал навзничь на соседней кровати, на шее у него краснели пятна ожогов. Надломилось что-то в душе у парня. Проведывали его каждый день и мать, и бабка, и ребята, но он лежал, неподвижным взглядом упираясь в потолок, и молчал. Ничто не могло вывести его из этого состояния, несмотря на старания Григория.

Наведывался к Родиону и отец, однако в палату не заходил, выстаивал во дворе, под окном. Андрей перешел жить в новый дом. Не пил, был трезвым.

— Ну, братишка, вставай, хватит валяться, — Григорий тронул Родиона за плечо.

— Не хочу. В голове кружится.

— Это пройдет, только заставь себя подняться.

— Не могу.

Матюхин подошел к окну, откинул плотные шторы и отшатнулся: яркая, чистая белизна ударила в глаза так хорошо и радостно, что сразу забылась боль и легче стало дышать. Все было белым-бело. Снег, наверное, шел всю ночь и сейчас в безветрии продолжал падать хлопьями.

— Родя, глянь! — воскликнул Григорий. — Встань, посмотри, какая красота… — И замолчал.