Побег - Ласки Кэтрин. Страница 5

Перлина хотела добавить: «Высоко и гордо, потому что мы теперь свободны!», – но не стала. Нужно беречь дыхание.

Лошади рассекали сверкающую поверхность моря. После первых мгновений паники, когда они с головой погружались в воду, а затем всплывали в вихре белоснежных пузырьков, после первых судорожных вздохов на поверхности, они плыли навстречу утру, исполненному ярчайшего солнечного света, от которого они успели отвыкнуть и по которому так тосковали в темном трюме.

Корабль пока еще был совсем рядом, но они уже не слышали потрескивания обшивки и скрипа мачт, хлопанья парусов и болтовни матросов – всё заглушал плеск воды. Море сияло и сверкало, отражая бездонное синее небо и белые облака. Эстрелла с матерью плыли посреди хрустального мира. Перлина то и дело окликала дочку, чтобы та держалась рядом. Потом кобыла подняла голову и глубоко втянула ноздрями воздух.

– Сюда! Впереди остров! Осталось недолго!

Земля совсем близко, она ее чуяла. Аромат травы заполнял ноздри, и перед внутренним взором Перлины вновь появилась маленькая лошадка. Путь будет долгим, но они ее найдут. Они сильные и будут становиться всё сильнее с каждым днем. Лошади крепнут, когда их не бьют и не вонзают в бока шпоры.

– Постарайся не глотать воду, Эстрелла. Она соленая, у тебя распухнут ноги.

Эстрелла послушно закрыла рот и постаралась держать голову как можно выше. Ей удалось обернуться и посмотреть на корабль, от которого они удалялись. Она видела не только сам корабль, но и его отражение в воде; видела даже лицо парнишки-конюха. Он свесился через борт и махал лошадям вслед, крича:

– Удачи! Счастливого пути! Я люблю тебя, малышка Эстрелла!

Она была рада слышать его голос, даже развернулась, чтобы получше рассмотреть мальчика в последний раз, запомнить… Как вдруг его симпатичное лицо превратилось в гримасу ужаса. Мальчишка широко разинул рот, но даже не смог закричать. Зато закричали матросы, увидевшие то же, что и он. Страшное слово разом омрачило синеву дня.

– Акула! Акула!

Нечто стремительное рассекало воду, мчалось навстречу плывущим лошадям. Оно напоминало одно из тех лезвий, которые иногда появлялись в руках кузнеца, только большего размера. Черное лезвие бесшумно вспарывало поверхность океана.

Матросы с криками полезли на ванты. Толстый падре в отчаянии сложил руки и принялся молиться:

– Oh, Senior! Dios todopoderoso, Nuestro Redentor, debe ser nacido en un establo y acosto en un pesebre cerca de donde estaban los cabals… El nombre del hijo de tinta bendiga estos caballos… [3]

Эстрелла не понимала ни слова. Она почувствовала, как что-то скользнуло под самыми копытами, и наклонила голову, чтобы рассмотреть, кто это.

Что-то белое и огромное поднималось к ней из глубины. Вода бурлила, дробя отражения облаков. Вот показалась огромная жуткая пасть с двумя рядами острейших зубов, похожих на белоснежные клинки.

Лошади ржали и били копытами по воде, словно пытаясь взлететь над нею. Эстрелла с матерью плыли чуть в стороне, и акула это заметила. Они были медленнее и уязвимее остальных коней. Хищница начала сужать смертоносные круги, а затем поплыла прямо на них.

Она была огромна. Эстрелла хорошо видела ее черные, полные жестокости глаза. Не доплыв до них совсем немного, акула вновь свернула на круг, но каждый следующий ее виток был у’же предыдущего.

Перлина и Эстрелла отчаянно гребли к своим сородичам, но спастись им уже не удавалось. Акула ударила маленькую кобылку в бок. Перлина отчаянно взвизгнула, рванулась из воды и всем весом обрушилась между акулой и дочерью. Теперь завизжала Эстрелла, едва живая от ужаса: акула перевернулась на спину и вцепилась в Перлину жуткими зубами.

«Этого не может быть! Этого просто не может быть!» – проносилось в голове лошадки. Она не могла отвести взгляда от тонущей матери…

– Не-е-е-е-ет!

Голова Перлины показалась на поверхности, но из рта толчками выплескивалась кровь, и вода вокруг покраснела. В глазах матери внезапно вспыхнул странный огонек – и перепуганная насмерть Эстрелла ощутила, как сквозь запах крови и смерти пробивается странный и сладкий аромат неведомых трав… И возник в мозгу образ: маленькая, очень маленькая лошадка беспечно мчится по заливному лугу, и ветер колышет сочную зеленую траву.

Но образ этот померк, и Эстреллу вновь охватил леденящий ужас. Она кричала и била копытами по воде, пытаясь дотянуться до стремительно уходящей под воду Перлины.

Акула тем временем развернулась и ринулась на юную лошадку. Та оскалила зубы и попыталась укусить врага, испугать его злобным ржанием – но от ужаса горло перехватило спазмом, и она не издала ни звука. Тогда Эстрелла собрала все оставшиеся силы, повернулась в воде и ударила задними ногами, попав прямо в голову хищнице. Шкура чудовища оказалась на удивление шершавой и жесткой, однако, судя по всему, акула была оглушена. Поранить ее Эстрелле не удалось – удар, в который кобылка вложила все силы, вышел совсем слабым.

Мама говорила, что бока у лошадей – самые нежные и уязвимые места. Может быть, нос у акулы – такое же место?

Черная хищница развернулась и поплыла в сторону остальных коней. Одна из кобыл забилась в панике, хлебнула соленой воды. Другая принялась подталкивать ее, поддерживая и не давая нахлебаться еще больше. Но акулу они не интересовали. Она нырнула вслед за идущим ко дну телом Перлины.

Эстреллу словно парализовало, она едва перебирала ногами. Большой серый жеребец яростно боднул ее и крикнул:

– Вперед! Плыви!

Она едва понимала, что делает. Все ее мысли, все естество были заполнены Перлиной, только ею одной. Эстрелла старалась двигаться за серым жеребцом. Сбоку от себя она увидела еще одного коня, совсем молоденького. Он плыл и жалобно ржал; сама же Эстрелла не издавала ни звука. Что-то в ней оборвалось, не позволяя ни плакать, ни кричать. Единственное, что стояло перед глазами, – странная вспышка в глазах умирающей матери.

Эта вспышка не ослепила, нет – она что-то пробудила внутри юной лошадки, какое-то древнее знание. Раньше для нее существовало только настоящее и будущее; теперь открылось еще и далекое прошлое. Три времени слились воедино, стали непрерывной тканью бытия, и Эстрелла каким-то внутренним чутьем понимала, что отныне она стала хранителем этой ткани.

Чуть погодя она огляделась по сторонам. Лошади перепугались до полусмерти; одни плыли вперед, другие назад, кто-то бился в воде на одном месте. Кобылка вскинула точеную головку и понюхала воздух. Надо найти тот запах… аромат травы – и плыть туда, откуда он доносится. Мама умерла, сердце разбито – и все же она чувствовала, что какая-то часть души Перлины осталась с ней. Она и поддерживала лошадку, толкая вперед и не давая остановиться и сдаться. Эстрелла поплыла быстрее, догнала серого жеребца.

Мамита, я никогда не бегала по земле, я никогда не брыкалась и не прыгала. Ты так волновалась за меня! Смотри же! Я плыву, я плыву очень быстро!

Она громко и протяжно крикнула:

– За мной! За мной!

Впереди земля, Эстрелла была в этом уверена. Для начала надо добраться до нее, а потом – и в этом она тоже не сомневалась – они должны все вместе найти дорогу туда, где растут сочные травы, пахнущее так сладко и так… древне. Они должны вернуться на великие равнины, где когда-то паслись самые первые табуны Первых Лошадей. Последуют ли за ней остальные? Поначалу лошадка берегла силы и не оборачивалась, но потом все же оглянулась и увидела три головы, мелькающие в волнах. Серый жеребец плыл рядом.

Призрак Перлины вел Эстреллу за собой, а она вела остальных. Кобылка совсем недавно родилась на свет и никогда не бегала по твердой земле; ее губы помнили еще вкус материнского молока… Однако теперь она стала взрослой.

Поднялся ветер, и на волнах появились белые пенные гривы – словно бесчисленный табун водяных пони мчался по океану. Волны становились всё выше, одна из них окатила Эстреллу жемчужной пеной. Словно ласка Перлины… словно привет от нее. Кобылка буквально чувствовала ее дыхание, наполненное ароматом неведомых трав. Призрачная лошадь с пенной гривой неслась впереди – а на небе уже собирался еще один табун, из облачных лошадей.

вернуться

3

О Господи! Боже Всемогущий, Искупитель Наш, родившийся в хлеву и лежавший в конюшне, рядом с лошадьми… Да благословит этих лошадей имя Сына Божия… (исп.)