С мешком за смертью - Григорьев Сергей Тимофеевич. Страница 8

— А вы?

— И мы всю Москву знаем с лица и с изнанки… Ну, прощай…

— Погоди, ты мне скажи, как быть.

— Хороша девчонка?

— Хорошая.

— Брюнетка?

— Кудрявая…

— Пропадет!

— Слушай, как тебя звать, малюшинец ты что ли, ты мне скажи, как найти… — И Марк даже уцепился за его рукав.

Малюшинец рассмеялся, приподнял левую руку, взглянул на часы на запястьи и сказал:

— Идем.

— Куда?

— Да должен ты дать знать о том, что девочка пропала?..

— В милицию?

— Нужна милиции твоя девчонка. Идем искать маршрут. Она тебе говорила, какой их институт?

— Говорила.

— Идем…

Малюшинец уверенно повернул во двор Николаевского вокзала, на ходу достал бумажник, перерыл в нем десяток печатных на машинке бумажек с кудреватыми подписями и оттисками разных печатей, выбрал одну из них, а остальные спрятал. У ворот Марка с малюшинцем остановил сторож в брезентовом балахоне с винтовкой на погоне:

— Пропуск?

Малюшинец небрежно сунул ему бумажку, сторож взглянул на печать и сказал:

— Проходи.

Марк боялся, что сторож его не пропустит, но на него тот будто и не взглянул. Тогда Марк прибодрился и, проникаясь уважением к «малюшинцам», пошел рядом со своим новым знакомым, заглядывая ему в лицо. Теперь Марк видел, что это не мальчик — видно было, что щеки, подбородок и губы малюшинца уже знакомы с бритвой — гладкие, чистые и свежие, припудренные слегка. Малюшинец шел легким, свободным шагом; по его походке опытный глаз сразу бы узнал спортсмена, одинаково ловкого и на коньках, и в борьбе, а может быть, и в боксе. Опустив руку в правый карман брюк, малюшинец чем-то там пощелкивал в задумчивости и как будто забыл о Марке.

Они минули депо с его квадратной башней, электрическую станцию с космами выбегающих из нее проводов. Малюшинец сухо, деловито и немножко даже строго, начальственно спрашивал встречных рабочих и служащих, не знают ли они и не видали ли санитарного маршрута только что из Петербурга.

— Да вот, пройдете еще с версту мимо баков, там на запасе какой-то поезд красного креста стоит, — сказал встречный смазчик вагонов.

И точно, там, где указал он, Марк и малюшинец увидали цепь серых, запыленных и замызганных вагонов с красными крестами, на стенках которых можно было еще прочесть плохо закрашенные слова: «Государыни императрицы»… Около поезда видны были унылые фигуры истомленных дорогой и голодом девочек и девушек-подростков. Обняв одну из них за плечи, навстречу Марку и «малюшинцу» шла высокая седая женщина; другой рукой старуха опиралась на трость и медленно передвигала, видимо, больные ноги.

Поровнявшись с нею, малюшинец приложил руку к козырьку и заговорил что-то на непонятном Марку языке. Старуха быстро взглянула малюшинцу в лицо темными молодыми глазами и что-то ответила.

Они перекинулись несколькими словами. Старуха взволнованно обернулась и крикнула назад:

— Маруся! Аня нашлась, иди сюда!

Из группы девочек выбежала одна и с криком:

— Где она? — кинулась к старухе…

— О, нет, сударыня, найти ее будет трудно…

Старуха обняла Марусю и сказала ей:

— Вот этот мальчик спас Аню, вел ее к нам и потерял ее на площади. Ведь это недалеко отсюда, и вы, молодой человек, поможете нам ее найти? — обратилась она к малюшинцу.

— Мы попытаемся это сделать, мадам, — ответил «малюшинец» и поклонился… Старуха пригласила Марка и малюшинца в вагон, и там они договорились, что пока мурманский маршрут в Москве, малюшинец и Марк будут искать Аню и каждый вечер сообщать старухе о том, что дали поиски.

На прощанье старуха поцеловала Марка и сказала:

— Вы маленький герой. Это ничего, что оплошали. Я знаю, вы нам ее вернете…

XII. Вилли.

Аня, потеряв в толпе Марка, долго беспорядочно металась из стороны в сторону, натыкаясь на ряды уставленных на земле мешков, ящиков и корзин, пока, наконец, не выбралась из толпы. Она отошла к подъезду Ярославского вокзала и решила, что тут на видном месте Марк ее скорей заметит, когда управится с вором и отнимет у него узелок.

Прошел час. Марка не было. Проходя мимо Ани, сторож с метлой сказал:

— Чего стоишь тут, беженка, ступай, а то в орточеку отправлю.

Аня не знала, куда обещает ее отправить сторож, но в голосе была угроза. Девочка перешла к Николаевскому вокзалу и ждала и высматривала Марка, а в то время тот с «малюшинцем» прошел уже ворота вокзала и разыскивал на путях краснокрестный маршрут.

У подъезда вокзала стояли, дожидаясь работы, «советские извозчики» — с двухколесными тележками, на которых они развозили с вокзала грузы, впрягаясь сами наподобие японских дженерикш: лошадей и подвод в Москве было, видно, мало.

Аня слышала, как «советские извозчики», отдыхая около своих тележек, разговаривали между собой:

— Кого это тут били давеча, крик был?

— Жулика какого-то били… Мешок стянул с мукой что ли…

— Зачем мешок, у него у самого мешок «со смертью».

— Что это?!

— Со смертью, говорю, мешок…

— Так?!

Аня насторожилась, догадываясь, что речь идет о Марке.

— Вот его и били.

— Смерть, значит, чтобы не распространял?..

— Да, заразу распространяют в народе вот такие.

— По-моему, все это вранье. Какая может быть смерть в мешке.

— Вранье, конечно. Однако, мальчишку-то убили!

— Ой, верно ли?

— Сам видал. На автомобиле увезли…

Аня схватилась за грудь — сердце ее сжалось от боли… Она заплакала и шептала:

— Неужели убили его из-за моего узелка… Не надо мне, не надо мне платья…

— Девочка, о чем ты плачешь? Смотрите, Вилли, что за прелесть…

Надушенные пальцы в кольцах с камнями взяли Аню за подбородок и подняли вверх ее лицо. Девочка увидела перед собою плотную и грузную даму в белом платье и шляпе с пером. Глаза у дамы были подведенные, губы ярко накрашенные пурпуром; на этой серой, пыльной площади, рядом с голодной толпой оборванцев, женщина эта показалась Ане страшной.

— О чем ты плачешь, девочка, откуда ты?

Аня начала бессвязно рассказывать. Дама кивала головой, что-то соображая. Около нее стоял, кого она называла Вилли, высокий бритый человек в широком английском пальто. Засунув руки в карманы, он покачивался, переступая с носков на пятки, и пыхал трубкой.

Взглянув ему в глаза, Аня еще больше испугалась и больше не решалась поднять головы, рассматривая то дорогие туфли барыни, то остроносые ботинки ее кавалера…

— Что же ты хочешь делать, милая?..

Аня ответила, что пойдет искать поезд сама. Дама, помолчав, перекинулась несколькими словами со своим спутником и сказала:

— Мы только что узнали на вокзале, что ваш поезд уже ушел в Симбирск.

— Боже мой, — закричала Аня и, закрыв лицо руками, упала, плача, на гранитный барьер вокзального подъезда.

— Не плачь, милая, поедем к нам. А завтра я тебя отправлю вслед вашему поезду с пассажирским.

— Благодарю вас, мадам… — сказала Аня, — решилась поднять глаза и снова испугалась: кавалер, которого дама назвала Вилли, широко осклабясь, показал два ряда крепких, крупных, желтых зубов.

Вилли махнул рукой. К подъезду подкатил закрытый черный автомобиль. Вилли выбил о каблук трубку, дунул в нее, открыл дверцу мотора и подсадил в автомобиль сначала даму, потом подтолкнул туда Аню и, буркнув что-то шоферу, ввалился внутрь автомобиля сам, захлопнув дверцу…

В окно автомобиля Аня видела заколоченные ставнями или зияющие чернотой разбитые витрины магазинов, их ржавые вывески, немытые давно окна вторых этажей. По тротуарам шли понурые и плохо одетые люди; пока автомобиль нырял из переулка в переулок, Аня видела, что, споткнувшись или оступаясь, упало несколько человек: одни быстро вставали сами, другие, став на ноги, долго стояли, собираясь с силами, чтобы двинуться дальше, а одна старуха упала и не могла встать. Аня видела, что к упавшей подошли помочь и стали поднимать ее двое прохожих, — а старуха поникла в их руках мешком.