Подвиг жизни шевалье де Ламарка - Корсунская Вера Михайловна. Страница 5
В опустевших деревнях Жан едва мог получить кусок черствого хлеба и кружку яблочного сидра у какой-нибудь старой крестьянки, умиленной его юным обликом и твердой решимостью защищать родину.
Весь запыленный, измученный трудной дорогой, явился он к полковнику Ластику 14 июля 1761 года в самый разгар подготовки к большому сражению.
С удивлением Ластик берет адресованное ему письмо. Что хочет от него этот мальчик, кто мог послать его сюда в такое время?
«Предъявитель сего, французский гражданин Жан Батист Пьер Антуан де Ламарк, родившийся 1 августа 1744 года, добровольно поступивший на военную службу, — читает он, — направляется в распоряжение полковника Ластика для зачисления рядовым во вверенную ему войсковую часть».
Полковник, старый опытный воин, был вне себя: присылают детей в качестве солдат, когда идут тяжелые бои! Он долго бранился, жаловался и все не мог успокоиться.
Однако что делать с юношей? Впрочем, наступает вечер, пусть переночует у него в палатке, а утром можно будет отправить его домой, — решил Ластик.
Ламарк остался у полковника. Перед рассветом он бесшумно выскользнул из палатки, а наступивший день принес ему заветную шпагу.
Так, еще на пороге жизни, Ламарк показал себя бесстрашным в исполнении того, что считал своим долгом. В семнадцать лет он проявил высокую дисциплинированность и даже готовность отдать жизнь за свои убеждения. Эти рано определившиеся черты характера не изменяли ему и дальше и ни при каких обстоятельствах.
Мечты и действительность
В треугольнике, образуемом Альпами, обширной горной страной — Центральным французским массивом — и Средиземным морем, лежит юго-восточная Франция. Рона, самая многоводная из французских рек, делит ее на западную — Лангедок и восточную — Прованс.
Правильной вогнутой дугой тянется низменное песчаное побережье Лангедока. Берега же Прованса скалисты, изрезаны длинными узкими бухтами. Крутыми обрывами высятся они над морем, где в кружеве прибоя множество островков и полуостровков дополняют общую причудливую картину.
Сюда-то и занесла судьба Жана Батиста Ламарка.
В 1763 году, с окончанием Семилетней войны, в результате которой французы потеряли колонии в Канаде, Восточной Лузиане и Вест-Индии, Ламарк получил назначение в гарнизон южных крепостей.
Прохладные и туманные равнины родной Пикардии с их едва заметной волнистостью он сменил на долины и горы Прованса.
Все показалось Ламарку в этих местах новым и неожиданным.
Перед ним могучие мысы, сложенные из порфира, гранита и извести, блеск голубого неба, ясного почти круглый год, оливковые рощи.
На холмах около небольших ложбин, которые только и можно было обрабатывать в этой гористой местности, теснились поселения. В узкие улочки, прижавшись друг к другу, выходили массивные дома из известняка с крошечными, словно слепыми, окошками.
Жители собирали небольшие урожаи твердой пшеницы, винограда, маслин и миндаля.
Большая же часть земли служила пастбищем для единственного здесь молочного скота — коз. Они бродили по холмам, забираясь в горы и безжалостно уничтожая молодую древесную поросль. Вот уже два столетия, как местные власти вынуждены были вести борьбу за уменьшение этого вреда, ограничивая число голов скота на одного владельца и регулируя места и сроки выпаса.
Иногда по службе Ламарку приходилось переезжать из одной крепости в другую, и эти поездки доставляли большое удовольствие. В колледже он получил некоторый вкус и знания по древней истории и теперь охотно заезжал по пути в разные города и местечки, чтобы посмотреть их достопримечательности.
Они были рассыпаны здесь повсюду в изобилии, и прежде всего остатки от времен римского владычества.
Жан любил бродить в раздумье по руинам давно опустевшего амфитеатра, вмещавшего когда-то тысячи зрителей.
Обломки колонн и триумфальных арок рисовали в его воображении победителей, гордо проходивших под ними в венках из лавра. Встречая остатки древних водопроводов, он погружался в размышления о культуре давно живших поколений.
Иногда где-нибудь на вершине утеса виднелись развалины древней иберийской деревни, и Жан взбирался туда, чтобы посмотреть эти памятники.
Но поездки по стране были редкими. Подолгу приходилось жить в какой-нибудь одной крепости, влача унылые дни гарнизонного офицера. Небольшая часть дня посвящалась учению солдат на пыльной крепостной площади, а затем тянулись долгие и мучительные часы полного безделья.
Впрочем, товарищи Жана по полку, в котором он служил, находили для себя достаточно развлечений. Шумные попойки и карты, — вот что составляло их главное занятие.
К этому не лежала душа у Жана. Он, воспитанный дома в атмосфере военных интересов, увлекался романтической и героической стороной военного дела. Слава, добытая беспримерным мужеством на поле брани, подвиги во имя Франции, суровая жизнь солдата в походах и сражениях, — вот о чем грезил он в иезуитском колледже.
Как в сказке или во сне, началось исполнение мечты: слава овеяла его в семнадцать лет. Командиры, много повидавшие на своем веку, признали его храбрецом…
А теперь — какая действительность! Шагистика, военная муштра… кутежи… Зачем быть храбрым и смелым в уединенной крепости, среди пьяных офицеров?
Как держаться с ними? Дружить — неинтересно, стоять в стороне — значит, навлекать на себя их неудовольствие и упреки.
Так оно и произошло. Товарищи по полку скоро заметили, что Жан не принимает участия в их разгульной жизни и, больше того, как будто тяготится общением с ними.
В томлении однообразных дней Жан охотно занимался музыкой, что опять не находило одобрения сослуживцев. Жан становился все более замкнутым и отчужденным.
Жизнь для Жана стала скучной и бесцельной.
Летом его томила сухая, как в Африке, жара, зимой и весной терзал холодный северный и северо-западный ветер, дующий с Севеннских гор в долину Роны, — мистраль.
«Владыка», так звали этот ветер провансальцы, с яростью обрушивался на мирные долины, с корнем вырывая деревья, сметая жилье. Еще древнегреческий географ Страбон, совершивший путешествие по средиземноморскому побережью, писал, что «черный борей» опрокидывал колесницы, сдувая с них людей.
Мистраль приносил с собой сильные грозы и ливни, и по целым неделям Ламарк был вынужден оставаться безвыходно в крепости. Когда мистраль дико выл в ущелье, Жан метался в тоске, отрезанный от всего мира крепостной стеной, без надежды на избавление, без мечты о лучшем будущем.
Однажды Жан получил отпуск и поехал в Пикардию к матери.
Он застал базантенский замок в полном запустении. Давно не слышалось во дворе звука охотничьей трубы. Опустели конюшня и псарня. Не съезжались соседи на шумный пир.
В замке было пустынно и тихо. Госпожа замка, мать Ламарка, не в силах вести дела, жила уединенно и бедно с несколькими старыми слугами.
Приезд Жана совпал с приездом одного из старших братьев.
Оба радовались встрече, вместе гуляли, охотились. Как-то Жан заметил в руках у брата книгу и попросил разрешения посмотреть ее. Скучая в деревенской тиши, стал читать книгу и не мог расстаться с нею. Он выпросил, вернее выменял, ее у брата на ноты. Это был «Трактат о полезных растениях» Шомеля.
Возвращался из отпуска Жан не один: с ним был прекрасный друг — книга, наполнившая его дни интересом и смыслом.
Целыми днями бродил он по окрестностям, собирая растения, определяя их названия и засушивая.
В трактате Шомеля он находил описания растений. Словно впервые, открылись глаза Жана на мир. Каждый день приносил радость, чистую и светлую, какой он еще никогда не испытывал. Это была радость познания жизни в деревьях, траве, цветке.
Коллекции, гербарии, книги окончательно отдалили Жана от товарищей, он оказался совсем одиноким в кругу офицеров полка. Но с тех пор, как душе его открылась природа, он все меньше и меньше тяготился этой отдаленностью и в конце концов перестал чувствовать и замечать, что живет отшельником среди своих шумных однополчан.