Компрессия - Малицкий Сергей Вацлавович. Страница 18

– Разве вы не говорили, что собираетесь расширять сферу ее использования? Разве не говорили о больных, о стариках, о тех, кому не хватает времени на обучение?

– Я не отказываюсь от своих слов, – прищурился Котчери. – Только вот дело-то в чем – ни больные, ни старики, никто иной не будут проводить дни в тюремной камере или в затерянном замкнутом мире, в заброшенной в пустоте зоне, как предусмотрено в конкретной программе. Зачем им вынужденное уединение, общение с самим собой? Пока наша программа рассчитана только на заключенных, но если бросить канал связи с земным опекуном… Рано или поздно все получится. Сейчас это слишком дорого, но когда-нибудь те же умирающие старики действительно будут жить наполненной, чудесной жизнью! Не верите? Похоже моего красноречия недостаточно. Устроить, что ли, вам встречу с вашим другом? Стиай Стиара многое мог бы рассказать вам о его перспективах!

– Устройте! – резко обернулся к Котчери Кидди. – Стиай когда-то был весьма здравомыслящим парнем. Только сначала закончим программу испытаний с Ридли. Подождем месяц, другой. Проверим все. Потом тестирование пройду я.

– Тоже хотите отдохнуть в изолированном домике двадцать лет? – ухмыльнулся Котчери. – Представляете? Вы проведете черт его знает где двадцать лет, а среди сотрудников базы никто ничего даже и не заподозрит! Вас не хватятся! И ваша прелестная Магда не будет знать, что вы могли и забыть о ее существовании за двадцать лет! Я внесу изменения в результаты тестирования, и вы даже доказать не сможете, что моею милостью отдыхали от праведных трудов в уединении двадцать лет! Не боитесь?

– Я не склонен к розыгрышам, – отрезал Кидди. – В программе испытаний указана программа личного тестирования – неделя в компрессии! И имейте в виду, что я намерен отнестись к испытанию со всей серьезностью. Более того, когда оно закончится, я просмотрю записи каждой собственной минуты в компрессии! К сожалению, я не могу проконтролировать таким же образом двадцать лет этого Ридли, но основные моменты должен увидеть.

– Вы увидите программу Ридли, – сухо кивнул Котчери. – Машина не обманет вас. Да, были попытки членовредительства, испытуемого интересовало, как быстро заживают порезы и ушибы, но вот к суициду склонностей у Ридли не обнаружилось. Он довольно хладнокровен и терпелив, как оказалось. Впрочем, пусть этим интересуются психологи и медики. Вы сможете увидеть любой день из тех, что составили двадцать лет Ридли Бэнкса.

– Отлично, – поднялся Кидди. – Через час Ридли отправится в следующее путешествие, и мы получим ответ еще на один вопрос: как переносится компрессия, если заключенный знает о ней во время компрессионного сна. Два дня, плюс два месяца его адаптации, плюс мое личное тестирование. Глядишь, через три месяца пойдет отсчет контрольных десяти лет.

– Вы по-прежнему не согласны ходатайствовать о сокращении этого срока? – осведомился Котчери.

– Пока я не готов говорить об этом, – сухо бросил Кидди и шагнул к выходу.

– Тогда сократим этот срок хотя бы на пару месяцев? – крикнул ему в спину Котчери.

– О чем вы? – обернулся Кидди.

– О Ридли Бэнксе, – медленно произнес Котчери. – Программа испытаний скорректирована. Изменения согласованы с вашим министром. Вы сможете приступить к личному тестированию раньше. В ближайшие дни. У нас две капсулы.

– Что вы имеете в виду? – не понял Кидди.

– Ридли Бэнкса никто не собирается будить, – объяснил Котчери. – Он будет находиться под наблюдением, но это путешествие в один конец. Это испытание предела компрессии. Посмотрим, сколько он продержится. Посмотрим, как будет реагировать его физиология на жизнь длиной в несколько сотен лет. Исключительная возможность, не правда ли? Наши исследователи об этом могли только мечтать. Нынешний эксперимент слишком важен. И знаете, что самое главное? У меня есть распоряжение министра о засекречивании этой части испытаний! Вот, ознакомьтесь!

19

Холодная вода обожгла, и на мгновение Кидди уверился, что сном были не эти несколько ужасных часов в раскаленной пустыне, а те минуты между его пробуждением и купанием в океанских волнах. Спящие в креслах, укрытые пледами Билл, Моника, Стиай и Миха. Глухой, словно доносящийся через закрытые двери прибрежного бунгало рокот волн. Голос Сиф, который словно не нес информацию, а являлся первородным щебетом, облекающим ощущения в смыслы, минуя слова. Вкус напитка из начатого пузыря, который утолил жажду первым же глотком, но продолжал и продолжал литься в глотку. Боль ожога на лице, руках, плечах, спине, которая проходила от прикосновений. Опять голос Сиф, опять щебет. Короткая прогулка по сырому песку. Упругие икры, округлые ягодицы, прямые, но гибкие плечи, тонкая шея Сиф. Как она сбрасывала одежду. Все было сном вплоть до того момента, когда Кидди и сам разделся и как заговоренный двинулся вслед за спасительницей навстречу холодным волнам, которые омыли ее бережно, а Кидди безжалостно сшибли с ног.

– Умеешь плавать? – поймала она его за руку. – Не шути с волной, она может поддаться, а потом утащить на глубину!

Кидди резко выпрямился, словно его спящие моторы получили долгожданную энергию, стер с лица ладонью соленые брызги и тут же нырнул в набегающую волну, яростно забил руками, чтобы выбраться на ее гребень, но вскоре кувырнулся через голову и, отплевываясь, оказался на песке.

– Довольно! – рассмеялась Сиф. – Сегодня не самый лучший день для купания. Это только способ охладиться. Смыть ожоги. Кожа слезала у тебя с плеч!

– Ведь это был сон? – наконец обрел дар речи Кидди.

– Какая разница, сон ли это был или нет? – прищурилась Сиф. – А если и сон? Ты думаешь, что выжил бы без меня там?

– Разве нет? – не понял Кидди. – Почему я не проснулся, как обещал Билл?

Она пожала плечами, задумалась на мгновение.

– Ты слишком тяжелый. Даже тяжелее, чем Билл. Ты смог провалиться даже с утвердителем. Но он привел тебя… безошибочно.

– Куда привел?

Кидди задал вопрос машинально, отзываясь на не вполне ясную фразу, потому что даже будь смысл слов Сиф абсолютно доступным, он все равно бы не понял ни слова. Желание всколыхнуло бывшее только что истерзанным тело и проявило себя самым очевидным образом. Сиф не стала отвечать ему. Она закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к чему-то. Кидди разглядел мурашки на ее груди и протянул руку:

– Пойдем.

Сиф кивнула и пошла рядом с ним к брошенной одежде, не вздрагивая от неожиданно резких порывов ветра, словно эти мурашки не касались ее вовсе. И даже когда Кидди укутал ее в плед и прижал к себе, замирая от ощущения плоти под тканью и прикосновения к ткани собственной плоти, она прильнула к нему не в поиске тепла, а в другом желании – тоже очевидном и недвусмысленном.

– Почему? – только и спросил ее Кидди, когда она уже обессиленно лежала рядом, прильнув к нему грудью, и с улыбкой просеивала между пальцами песок на его живот. – А как же Стиай?

– Ничего глупее ты спросить не мог? – тень досады промелькнула в ее голосе. Точнее нет, не досады – недоумения. Впрочем, она рассеялась тут же. Кидди промолчал. Он не знал, что должен говорить, и должен ли говорить хоть что-то. Более того, он даже не смог бы тут же вспомнить, что она сделала с ним или что он сделал с ней. Он, конечно, мог по секундам повторить все собственные движения, тем более что они были просты, как движения неофита, впервые добравшегося до женского естества, мог вспомнить вкус каждой клеточки ее тела, но он не мог бы вспомнить, что происходило с ними.

– Что это у тебя? – Он вдруг заметил пластырь телесного цвета на плече.

– Так. – Она сдвинула брови. – Отметина. Не забивай себе голову, считай, что у меня подход к собственному телу такой же, как у моего папочки. Лучше скажи, о чем думаешь теперь?

– О пустяках, – отчего-то сказал правду Кидди. – Какая-то ерунда в голову лезет. Брюстера вспомнил.

– Я его знаю, – кивнула Сиф. – Стиай знакомил нас с Рокки и Брюстером. Рокки маленький, но твердый. Он пытается быть мягким, но у него не получается, и не получится. Брюстер интересный, но пуганый и обиженный. Утомительно выковыривать его из раковины. Впрочем, я и не пыталась. Зачем он мне?