Компрессия - Малицкий Сергей Вацлавович. Страница 9
– Ну прямым-то шефом Михи будешь именно ты, Сти, – улыбнулся Билл. – Этот проект – целиком твой. А ты уж вовсе лишен каких бы то ни было недостатков!
– Опять теребим тему работы? Стоило ли из-за этого лететь к океану?
Сиф наконец поставила на стол блюдо исходящего ароматом мяса и раскрыла сумку с пузырями пенистого тоника.
– Это, кстати, отдельный вопрос, – прищурился Стиай. – Я опять не понял, как ты сюда добралась? Где оставила купе? Такси бы не полетело на этот берег.
– Пришла пешком, – холодно улыбнулась Сиф.
– Оставь ее, Сти! – замахал руками Билл. – Когда же ты поймешь, что у всякой женщины должен быть секрет?
– Давно уже понял, – грустно развел руками Стиай. – Вот только никак не могу смириться с тем, что этот самый секрет доставил Сиф к океану и теперь дожидается ее где-нибудь за холмами. И это в то время, когда столько отличных парней жаждут ее внимания? Посмотри, Сиф, – Сти ударил себя кулаком в грудь. – Я, мой друг Кидди! Мы лучше!
– Я не должна тебе ничего объяснять, – повторила улыбку Сиф.
– Разве я жду объяснений? – разочарованно откинулся в кресло Стиай. – Привычка соединять все в логические цепочки покоя не дает. Допуска к управлению купе у Сиф нет, а на автопилоте сюда не добраться. Нет, лучше уж говорить о работе, чем ломать голову.
– Это секрет? – Кидди понял, что Сиф поймала взгляд, направленный на ее бедра, и, к собственному удивлению, смутился. – О работе говорить нельзя?
– Это секрет, пап? – Сиф протянула один из пузырей Биллу.
– Секрет заключается в частностях, – пробормотал Билл, отрывая сосок. – Если кто-то придумает что-то заслуживающее засекречивания целиком, я сочту такого исследователя гением. Что касается… рядовых талантливых исследователей или даже молодых и перспективных руководителей, – старик погрозил пальцем ухмыляющемуся Стиаю, – то они всегда найдут способ сохранить существо секрета в частностях. Пусть и не навсегда.
– Мясо исключительное! – причмокнул сальными губами Стиай.
Сиф не ответила ему. Она внимательно смотрела на Кидди. Так внимательно, что он замер в недоумении.
– Неплохо, – подтвердил Билл, вытирая пальцы исчезающей салфеткой, целую пачку которых пытался выдуть из прозрачного зажима на столе влажный ветер. – Хотя искусственное мясо ничем не отличается от настоящего. Точнее, отличается в лучшую сторону. Эти твои почвенники, Стиай, явно позарились не на естественную пищу. Иначе многие из них мгновенно побежали бы обратно к покинутой ими цивилизации, чтобы только питаться так, как раньше. Те же из них, кто устоит перед соблазном, побегут позже, когда выяснится, что главное, чем одарил их прогресс, – это не современное жилище, не обильная и качественная пища, не развлечения, а возможность поддерживать здоровье. Искусственно продленная жизнь. Медицина, обратившаяся в абсолют физического здравомыслия.
– Я бы уж точно побежал, – кивнул Миха и повернулся к притихшей Монике. – Особенно, если бы это касалось близкого человека. Особенно ребенка.
– А папа был бы в третьей группе, – подала голос Сиф, заставив Кидди вздрогнуть. – В той самой, которая не побежит никуда и ни при каких обстоятельствах. Билл, отчего сам не торопишься воспользоваться курсом омоложения?
– Не хочу, – закашлялся старик, оторвавшись от пузыря. – Не хочу играть с судьбой. Достаточно, что я не отказываюсь от контроля опекуна за моим жалким тельцем. Пока не закончил исследования, не отказываюсь. Я, дорогие мои, уже в том возрасте, когда начинаешь верить в Бога не только по внутреннему озарению, но и во избежание возможных последствий неверия. Так что простите мне эту слабость. Бог-творец, судя по всему, зачем-то измыслил меня таким, каков я есть. Определил мне такой срок жизни, какой определил. Стукнул по голове, отнял ноги, чтобы исполнить непонятные мне извивы божественного промысла. Я не могу понять его замысел в полной мере, поэтому не могу взять на себя смелость препятствовать этому замыслу. Кстати, не эту ли мысль проповедуют столь упорные в собственных заблуждениях почвенники?
– Отчего вы не допускаете, что возможности медицины для продления человеческой жизни тоже являются частью божественного промысла? – внимательно посмотрел на Билла Миха. – Отчего не допускаете, что все происходящее с нами производное от его воли?
– Допускаю, – кивнул Билл и потянулся за следующим куском мяса. – Я, кроме всего прочего, еще и допускаю, что частью божественного промысла является не только сам факт существования моей персоны, но и то дело, которому я служу! Именно поэтому и работаю, и ломаю старую больную голову, привлекаю к проекту таких людей, как Стиай, ты, Миха, многих других. Претворяю и одновременно пытаюсь в какой-то степени разгадать этот замысел…
– Так вы занимаетесь поисками Бога? – прищурился Кидди.
– Просто поисками, – прикрыл веки Билл. – Поисками, которые могут привести к самым неожиданным находкам. Как и всякий исследователь, я расширяю границы.
– Границы чего? – нервно попробовала пошутить Моника. – Миха – техник-психосенсорик, а не пограничник или таможенник! Или речь идет о пограничных состояниях и изменениях психики? Тогда необходим Рокки. Он один из самых перспективных биотехнологов в университете!
– Да! – рассмеялся Билл. – Я знаю, кто такой Миха и кто такой Рокки. Именно поэтому и пригласил их в корпорацию. Рокки уже работает, он был здесь несколько дней назад. Не знаю, как я ему, но он мне очень понравился. Нечасто встретишь человека, на которого можно положиться больше, чем на самого себя. Больше скажу, благодаря Стиаю, я наслышан обо всей знаменитой пятерке. О лучших выпускниках академии госслужбы. Стиай пытался и вашего друга Брюстера подключить к проекту, но тот слишком хороший врач, чтобы удалось вырвать его из цепких лап медицинской академии. Да он и сам, как я понял, не любитель перемен в жизни. Впрочем, над моим проектом работают сотни людей. Чтобы не затеряться среди них, потребуются серьезные усилия. Даже таким специалистам, как ты, Миха.
– Я понимаю, – твердо ответил Миха.
– Итак – границы, – задумался Билл.
Старик с трудом повернулся в кресле, бросил взгляд на океан, ухмыльнулся, озорно облизал пальцы и с интересом уставился на Кидди.
– Вот вы, Кидди, могли бы оказаться прекрасным тестировщиком моего открытия. Не теперь, оно еще по большей части вот здесь, – Билл выразительно постучал себя по голове сухим пальцем, – но в будущем, весьма близком будущем – несомненно. Сиф никогда не ошибается, но так и я кое-что вижу. Напрасно, Сти, ты говорил, что Кидди меня не заинтересует.
– Я скорее говорил, что ты, Билл, не заинтересуешь Кидди, – добродушно проворчал Стиай.
– Кидди, – старик словно не услышал Стиая, – вы часто видите кошмары во сне?
– Никогда, – твердо ответил Кидди.
– Неужели вам снятся только пасторальные пейзажи? – изобразил удивление Билл.
– Нет, – усмехнулся Кидди. – Я вообще не вижу снов. Ни теперь, ни в прошлом. Никогда не видел.
– О как! – поднял палец Билл. – Неужели? А что, если я смогу убедить вас в обратном? Ну не спорьте, не спорьте со мной. Пока не спорьте. Сейчас меня как раз вы больше интересуете в бодрствующем состоянии. В вас, как мне кажется, сочетаются скептицизм, трезвость, расчетливость и в то же время редкие качества вроде осознанной трусости, нерешительности, опаски, замешанных на изрядной доле самолюбия.
– Что-что? – не понял Кидди.
– Трусости, – спокойно повторил Билл под довольный хохот Стиая. – Расслабьтесь. Это не та трусость, которая заставляет в панике бежать от любой опасности. Не та трусость, которая гонит жертву навстречу гибели, маскируясь отчаянной храбростью. Это другая трусость, которая холодом струится в сосудах. Это трусость, которой наделен тот, кто чувствует! Я бы назвал ее чувством бездны. Или чувством смерти. Опасный дар! Для всякого опасный, но не для вас! Не удивляйтесь, я обладаю некоторыми… способностями, поэтому вижу. Пусть и не так, как Сиф, но вижу. Чувство бездны, это ощущение безумия, но не безумия личности, а безумия окружающего нас мира. Замысла Творца, если хотите. Боязнь высоты, которая не оставляет даже на плоскости. Это чувство всем нам знакомо, хотя редкий человек способен испытывать его постоянно. Не так ли? – Билл внимательно вгляделся в лицо оторопевшего Кидди, затем довольно завертел головой. – Не правда ли, каждый на мгновение почувствовал его, когда на лекциях по космогонии понял принцип ограниченности Вселенной? Каждый его почувствовал, когда столкнулся с понятием предела Кельма?