Волшебная гайка - Курбатов Константин Иванович. Страница 17
— Килограмм триста будет.
— Да? А нам полторы тонны нужно.
— Во Брамапутра, — прогудел он. — Аппетитик у вас что надо.
— Так это ж не нам. Это ж народному хозяйству. Для народного хозяйства он обещал чего-нибудь придумать.
И он не подвел. Через два дня мое звено покрыло все рекорды и выскочило на первое место по школе. В разбитый автобус с надписью по бортам «Тех. помощь» мы перетаскали кучу лома. Свирепый рыцарь сел за руль грузовика, взял нас на буксир и доставил во двор школы.
Обшарпанный, проржавевший, с выбитыми стеклами и спущенными шинами автобус казался мне красавцем. Он стоял на вытоптанных грядках, которые весной мы так и не успели вскопать.
Народу набежало, как в цирк. Галдели, точно на базаре.
— А почему «тех» помощь, а не «этих»? — орал один. Кто-то вопил:
— Даешь автобусы!
Ева Семеновна протискалась сквозь толпу и положила мне на плечо руку.
— Молодчина, Олег, — сказала она. — Видите, ребята, как поступают настоящие пионеры, которым дорога честь школы.
Ветерок шевелил красивую Евину челку. Меня распирала гордость, оттого что я такой сознательный и враз переплюнул Стаса.
— Это похвально, — сказала Ева.
— Это надувательство, — раздался вдруг голос Стаса. Гвалт у автобуса стих. Все уставились на моего бывшего друга. Девчонки расступились, и он остался один в тесном кружке. Он поправил очки и повторил:
— Конечно, надувательство, Ева Семеновна. А вы его еще хвалите.
«Его» относилось ко мне. Выходило, что вместо полезного дела я кого-то обманул. У меня даже дыхание перехватило от возмущения.
— Станислав Карпов! — голосом конферансье, который объявляет выход на сцену очередного артиста, произнесла Ева.
Но Стаса уже понесло.
— Где же вообще тогда наша сознательность, если вы его еще и хвалите? — спросил он.
Я не расслышал: «наша» он сказал или «ваша». Ева, наверное, не расслышала тоже. Стас это слово как-то сжевал. И вообще никто ничего не понял. А я подумал, что если раньше я еще и мог помириться со Стасом, то теперь никогда.
— В тебе, Карпов, говорит зависть, — вспыхнула Ева. — Низкая и гадкая зависть. И мне за тебя стыдно.
— Зависть, — хмыкнул Стас. — Они бы еще паровоз приперли. Автобус не на свалке валялся. Его могли и без школы в лом сдать.
— Могли, но не сдали, — отрезала Ева. — И сейчас же прекрати этот глупый разговор.
— Прекратить можно, — не сдавался Стас. — Но металла в стране от такой помощи не очень-то прибавится.
Он все же доконал Еву. Лицо у нее пошло пятнами, и она почти крикнула:
— Карпов! Я не желаю тебя больше слушать. Считай, что ты наказан. В воскресенье мы едем за клюквой, а ты останешься. Ты не достоин ехать вместе со всеми.
Мы уехали в лес без Стаса. Кажется, он все же допрыгался со своими принципами. На него теперь косился весь класс.
— Нехороший он, — сказал мне в машине Юрик. — Строит из себя умного, а сам вон какой.
Юрика вжали в меня, точно изюмину в тесто. На лесных колдобинах крытый грузовик швыряло будто в шторм. Я чуть не оглох от визга и хохота. На голову я надел корзину. Она, как шлем мотогонщика, предохраняла меня от ударов. Пискля Муся взяла с собой корзину для белья. У всех были нормальные корзины. А в ее кошелку можно было упрятать саму Мусю и еще в придачу слона.
Мы собирали клюкву и аукались. Аукаться было интереснее, чем ползать на четвереньках. Ягод у меня не прибывало. У других мальчишек дела шли не лучше. Зато девчонки старались на совесть. Даже в Мусиной корзине почти закрылось дно.
Вскоре у меня покраснели пальцы. Они стали такими, будто я специально макал их в краску. У Юрика покраснели подбородок, губы и щеки. Его портретик натолкнул меня на отличную мысль. Я набрал горсть клюквы и размазал ее по лицу.
Я сделался краснокожим. С копьем наперевес я кидался на девчонок, и они визжали сумасшедшими голосами. Мальчишки побросали корзины и пачками переходили на сторону моего племени. Дикие прерии манили нас в свои объятия. Мохнатые бизоны скрывались за каждым пригорком. Ева гонялась за нами и кричала, что потеряла голову.
Окружив Мусину корзину, краснокожие терпеливо выслушали очередную Евину речь о значении сознательности в жизни человека.
Мусина корзина оказалась заполненной только наполовину. Это было все, что мы собрали всем классом.
Стаса я увидел на следующее утро. Он стоял у школы и беседовал с Евой Семеновной. В руке у него болталась пустая Мусина корзина.
— Что значит — отнес? — удивлялась Ева.
— Собрал и отнес, — сказал Стас.
— Где собрал?
— В библиотеке.
Вчера мы оставили корзину с клюквой в библиотеке. Там было холоднее, чем в классах.
— Собрал в библиотеке? — воскликнула Ева. — А тебе не кажется, что собирал клюкву не ты, а другие? И они могли отнести ее без тебя!
— Могли, но не отнесли, — буркнул Стас. — Автобус тоже могли на базе сами в лом сдать.
Вдобавок выяснилось, что Стас отнес клюкву не в подшефный детский сад, а в какой-то другой. Это совсем вывело Еву из равновесия.
Класс встретил Стаса в штыки. Я думал, что его вообще поколотят. Самые спокойные и те орали и размахивали кулаками. А он молчал. Хмурил брови под стеклами очков и шевелил надутыми губами.
— Видал нахала, — шепнул мне на уроке физики Юрик. — Может, он вообще ее домой стащил, варенье варить. Знаешь из клюквы какое варенье!
Я со смаком отвесил Юрику подзатыльник.
— Зверев, — попросил учитель, — повтори, о чем я сейчас рассказывал.
Я поднялся и уставился в электроскоп. Листочки в бутылке висели вплотную друг к другу. Если электроскоп не заряжен, то они все время висят вместе.
Повторить, о чем рассказал учитель, я не мог. У меня в голове крутилась какая-то каша из бильярдных шаров, клюквы, автобусов и чугунных тумб. Я смотрел на листочки и думал, что привезти тумбы — это не надувательство. А автобус — действительно надувательство. Потому что он и так был подготовлен к сдаче в металлолом. И еще я размышлял о том, что мы со Стасом одинаковые. Я бы на его месте тоже, наверное, бучу поднял.
После уроков я взгромоздил на плечи самодельный бильярд и отправился к Стасу. Карманы брюк оттягивали стальные шары. Кий я не взял. У Стаса была щетка ничуть не хуже, чем у моей бабушки.
— Ты чего? — удивился он.
— Поиграем давай, — сказал я, боком затискивая в его квартиру бильярд. — Можешь даже первый бить. Или, если хочешь, разыграем.
Стас хмыкнул и поправил очки.
— Спасибо тебе в шляпе, — ответил он. — Играй со своим Юриком. У вас с ним здорово получается. Особенно по части автобусов.
Я пробурчал, что автобус можно и обратно оттащить.
— В жизни все можно, — согласился Стас. — Только не всегда делают, как по-честному.
— Во человек! Ей-богу, тюкнутый!
Высыпав на диван шары, я отправился на автобазу искать свирепого рыцаря. Не трудно было представить, как он распыхтится, когда услышит, что нужно тащить автобус обратно. И еще я решил сходить в горисполком, поговорить о чугунных тумбах, которые так и так никому не нужны. Если набрать по городу этих тумб, то получится, наверное, побольше, чем полторы тонны. И все по-честному, без всякого надувательства.
Главный теоретик
Наш отец большой и строгий. По утрам он встает не с той ноги и вечно что-нибудь теряет. У него пропадают книги, галстуки и запонки.
— Я положил их тут! — возмущается он.
Наша мама всегда встает на ту ногу, на которую нужно. Она у нас маленькая и веселая.
— Ой ли? — улыбается она. — Если ты положил их тут, то тут и возьми. Вот ведь они, твои запонки.
Отец каждый день надевает свежую рубашку с накрахмаленным воротничком и ни с кем не разговаривает, только дает указания. По именам он нас не называет.
— Убери со стола локти, — произносит он, не взглянув в мою сторону.