«Отчаянный», отчаливай! - Гребенников Сергей Тимофеевич. Страница 23
Лукерья Матвеевна. Машеньку?
Сашко. Они, говорят, листовки расклеивали, фашисты их поймали, и сразу… понимаешь? У памятника… И памятник расстреляли… Гранатой в него жахнули… Там теперь только груда обломков…
Вася. Врешь!
Сашко. Поди посмотри…
Вася. А памятник-то за что?
Лукерья Матвеевна. А за то, что он Ленин, вот за что. (Сквозь слезы.) Внучата вы мои… Да не плачьте хоть вы… Им еще за это лихо будет. Ой, как лихо будет!
Вася (решительно). Надо в партизаны подаваться.
Сашко. А кто нам туда дорогу укажет?
Лукерья Матвеевна. Эх вы, партизаны! Сидите лучше по своим хатам да на улицу не высовывайтесь, целей будете.
Снова за окном послышалось железное лязганье гусениц. Снова Вася, отодвинув занавеску, прильнул к окну.
Вася. Глядите, опять танки пошли… Целая туча… И куда они целый день идут?
Лукерья Матвеевна. Куда, куда! На Москву. У них отсюда одна дорога — на Москву.
Лязг гусениц все громче и громче, слышится отдаленная перестрелка, взрывы.
Ведущие.
Перед занавесом, на бревнышке, сидят Вася, Сашко, Гриша, Николай.
Вася. Бабушка говорит, что мы тоже армия. Только у нас совсем другое оружие…
Николай. Какое, Вася?
Вася (хитро улыбнувшись.) Может, это секрет… Тебе скажи, ты разболтаешь, а фашисты и пронюхают про это оружие.
Николай. Чтоб я разболтался? Да ни в жисть. Хочешь, поклянусь?
Вот. Ты хоть намекни, Вася, что это за оружие…
Вася. Глаза тебе для чего даны?
Николай. Чтобы это… чтобы смотреть.
Вася. Не смотреть, а глядеть в оба, понял? А голова для чего у тебя?
Николай. Ну, чтобы это… думать.
Вася. Думать — это одно, а еще запоминать… Понял? Все запоминать хорошенько: где что, что как. Как наладим связь с партизанами, каждая мелочь пригодиться может…
Гриша. А я, между прочим, знаю, где у фашистов радиостанция.
Вася. А сколько орудий в нашем городе, знаете? А сколько солдат здесь оставлено, знаете?
Ребята пожимают плечами.
Ладно. Пусть каждый теперь подумает, что мы еще сделать можем сами, без взрослых, понятно? Гриша, ты к Лене заходил?
Гриша. У нее вчера обыск был. Я к ней заходил, ревет она, мать ее увели…
Сашко. Вот паразиты! И долго они еще хозяйничать будут?
Вася. Представляете: придут наши, а самый главный командир и спросит: «А что ты, Николка, делал в городе? Была от тебя какая-нибудь польза или ты дрожал от страха, как мышь в норе?»
Гриша. Ой, ребята, ой, ребята, что я задумал! Ой, что я задумал…
Вдалеке послышался звук кованых сапог, немецкая речь.
Вася. Патруль… Разбегаемся… Завтра — на этом же месте. И чтоб никто не знал, что мы встречаемся. Ясно?
Открывается занавес. Та же комната. С улицы доносятся выстрелы, свистки, крики.
Лукерья Матвеевна. Боже мой, что делается! Ад, кромешный ад…. Никак Гриша Сомов пробирается у калитки. (Приоткрывает окно.) Гриша! Гриша! Это ты?
Голос. Я, бабушка Лукерья.
Лукерья Матвеевна. Васятку не видал?
Голос. Нет, бабушка Лукерья. Мы, между прочим, с ним в ссоре. Он меня рыжим обозвал.
Лукерья Матвеевна. А какой же ты? Ты и есть рыжий.
Гриша. Да я знаю. Все равно обидно.
Лукерья Матвеевна. А ты чего бегаешь по улице? Уже семь часов. Убьют ведь.
Голос. Не убьют!
Лукерья Матвеевна. Гриша, а что у тебя в подоле рубашки завернуто? Тяжелое что несешь?
Голос. Нет, бабушка Лукерья. Я, между прочим, ничего не несу. Это вам так показалось.
Лукерья Матвеевна. Да не ходи ты по улице, лучше иди в калитку да прямо нашим двором к себе домой пробежишь…
Голос. Спасибо, бабушка Лукерья Матвеевна.
За окном тарахтенье мотоцикла, потом резкий скрип тормозов. Послышались удары в дверь.
Лукерья Матвеевна. Иду, иду, кто там?
В двери вваливаются двое дюжих солдат. Один из них за шиворот ведет Васю. Вася весь избит, из губы у него сочится кровь, на лице синяки.
Лукерья Матвеевна. Васятка!
1-й солдат. Ты кто ему будешь?
Лукерья Матвеевна. Внучек он мне.
2-й солдат. Какой сейчас времья?
Лукерья Матвеевна. Семь… То есть полвосьмого уже.
1-й солдат. Хождение по улицам воспрещен.
Лукерья Матвеевна. Да знаю, знаю… Я ему лупцовку задам.
1-й солдат. Мы его ловиль там… На бульвар…
Лукерья Матвеевна. С мальчишками, наверное, заигрался… Простите его, ведь он еще дитё…
2-й солдат. Дитьё? А зачем у этой дитьё такой камень? Он, наверное, хотел этим камьень убивайт наш зольдат!
Вася замычал, отрицательно закачал головой.
Лукерья Матвеевна (спохватившись). Ах, да… Это я… Я намедни просила его раздобыть потяжелее камень.
2-й солдат. Что такой «намь-едни»?
Лукерья Матвеевна. Это значит недавно. Вчера, значит. А камень мне понадобился вот… Идите сюда… для бочки с огурцами… Вот… Соленые огурчики… Отведайте, пожалуйста… А на этот вот деревянный круг камень положить надо, чтобы они не всплывали и укроп примялся…
1-й солдат, засучив рукав мундира, забрался в бочку. Достал два огурца, один сунул в рот 2-му солдату, другой надкусил сам.
1-й солдат. О… зер гуд… Корньюшон!
Лукерья Матвеевна. Ешьте, ешьте, не жалко… Хоть всю бочку съешьте…
1-й солдат. А почему он не говорит? Зачем мычит, как этот…
2-й солдат. Коров.
1-й солдат. Вот, вот, коров.
Лукерья Матвеевна. Язык у него после бомбежки отнялся от испуга. Страшно было очень. Потрясение у мальчика.
1-й солдат. А где его отец?
Лукерья Матвеевна. Умер он. До войны еще умер. Царство небесное! (Лукерья Матвеевна перекрестилась.)
Солдаты оглянулись на иконы. Сняли каски.
2-й солдат. Ну, еще будем поймайт…
1-й солдат. И будем выстреляйт. Ну-ка еще нам корньюшон давайт.
Лукерья Матвеевна. Берите. Берите сколько хотите. (Лукерья Матвеевна накладывает каждому солдату по банке огурцов.)
2-й солдат. Не надо так. Мы все забирайт! (Уносят бочку.)
Лукерья Матвеевна (бросается к Васе). Ой, как же они тебя избили! Губы распухли… Сейчас я тебе примочку сделаю. Галстук у тебя не нашли?
Вася. Нашли бы, мы бы с тобой сейчас не разговаривали…
Лукерья Матвеевна. А камень-то тебе зачем? Неужто и впрямь хотел кого ударить?
Вася (заулыбался и замычал). А у меня, бабушка, язык отнялся…
Лукерья Матвеевна. Ну скажи, для чего тебе этот камень?
Вася (очень серьезно). Бабушка, прошу тебя. Сбереги его… Сбереги, пожалуйста… Потом все узнаешь. Честное пионерское.