С первого взгляда - Бишоп Шейла. Страница 20

– Нет, это просто мое алиби. Думаю, мы можем сходить в «Джордж». В середине дня там пусто, нас никто не побеспокоит. К тому же я знаю весь персонал ресторана, и, если понадобится, они устроят так, что у нас будет тихое местечко.

Но в холле отеля «Джордж» их ждал неприятный сюрприз: толпа престарелых леди в черных одеяниях и поддельных жемчугах. Дамы попроще суетились вокруг с плетеными корзинами, абажурами и всякими безделушками. Одна из них бросилась к Софии и Майлзу:

– Боюсь, вы немного рановато – экспозиция откроется только в три, докладчица еще не прибыла.

Они увидели плакат, объявляющий, что местное отделение Клуба домохозяек устраивает свою ежегодную выставку. Делать было нечего, как только вежливо извиниться и вернуться на Карлтон-сквер.

– Это уж слишком! – проворчал Майлз, свирепо оглядываясь на портик «Джорджа». – Они не имеют права устраивать свои выставки в общественных местах! Приличным людям из-за этого посидеть негде!

– По-моему, нам просто не повезло, – заметила София.

– Это я виноват – нужно было все продумать заранее. Не могу же я повести вас в Охотничий клуб!

– Нет, мы столкнемся там с Диком Норрисом.

– От меня одни неприятности, – вконец расстроился Майлз. – Вы, наверное, уже сыты мною по горло. А я-то думал, все будет замечательно…

– О, Майлз, прекратите! – София взяла его под руку, желая утешить, и почувствовала, как он дрожит. От холода или от ее прикосновения?

На несколько минут они застыли молча и неподвижно, глядя друг другу в глаза. Холодный восточный ветер, завывавший в сквере, продувал улицу насквозь и в конце концов вытолкнул их на бульвар, заполненный людьми. Майлза и Софию постоянно то разъединяли парни в кожаных пальто, то толкали женщины с детскими колясками. Они остановились у магазина, в витрине которого были выставлены пять телевизоров, настроенных на один футбольный матч. Боевой дух Софии упал до предела пораженчества. Что может быть глупее, чем стоять на холоде и смотреть футбол?

– Идемте, – решительно сказала она и направилась к чайному магазинчику.

Местечко оказалось почти пустым в этот час. Они проскользили подносами по узкой дорожке вдоль прилавка, расплатились, затем отошли с двумя чашками крепкого чая к столику в самом дальнем углу. Майлз вытащил сигарету и нервно закурил.

– Наверное, вы думаете, будто я полное ничтожество и веду себя как… как охотник за чужими женами. Это совсем не так, София. Все, что меня заботит, – это ваше счастье, и я очень страдаю оттого, что не в силах вам помочь. Я не могу просить вас уехать со мной, потому что, если вы согласитесь, я сразу же потеряю работу. Ленчерды едва ли продолжат иметь со мной дело да еще пустят в ход свои связи, чтобы помешать мне получить финансовую поддержку из других фондов. – Майлз сделал паузу, чтобы глотнуть чаю, и София хотела что-то сказать, но он остановил ее: – Нет, подождите, дайте мне договорить. Есть кое-что еще. Я точно так же связан, как и вы. У вас есть Пирс, у меня – Рэймонда. Я не смогу забрать дочь у родственников ее матери, если у меня не будет достаточно денег… И вряд ли Джо позволит мне видеться с ней после семейного скандала. Возможно, тогда я совсем потеряю Рэймонду, а я не могу этого допустить.

– Майлз, конечно, не можете! У нас обоих есть обязательства, вам незачем искать оправда… – София осеклась, наткнувшись на мрачный, немигающий взгляд.

Майлз внезапно подался вперед, схватил ее руку и так крепко сжал, что кольца врезались ей в пальцы.

– Почему мы не встретились три года назад? – прошептал он. – София, неужели теперь мне не на что надеяться?

– Не знаю! – вырвалось у нее. – Это правда, я совсем не понимаю, что со мной происходит.

– Вы станете жалеть потом, чувствовать себя виноватой, да?

– Боюсь, что так. Совесть меня замучает. Вопреки всему, что я могла бы сказать или написать вам, я по-прежнему придерживаюсь старомодных взглядов, на которых была воспитана.

– Терпеливая Гризельда, – пробормотал он.

– Нет, – грустно улыбнулась София. – Скорее нетерпеливая. Мне очень тяжело, но и Руфусу не легче.

– Все равно, – тихо сказал Майлз. – Я знаю, вы никогда не будете счастливы, если пойдете против своих принципов. И это одно из тех качеств, за которые я вас уважаю.

– Неужели? Этим вы отличаетесь от Руфуса. Он даже не задумывается, есть ли у меня какие-то принципы. И никогда не поймет, что некоторые вещи, в которых он меня обвиняет, на самом деле более чужды мне, чем ему… Впрочем, это пустой разговор – вы ведь улетаете в понедельник в Африку. Мы просто будем продолжать писать друг другу…

– Конечно. Но не любовные письма. Зачем укреплять чувства, которые никуда не приведут?

– Да. Вы приедете в отпуск этим летом?

– Вряд ли.

София поняла: Майлз только что принял решение держаться подальше от Англии и от нее. Наверное, так будет лучше для них обоих. Слезы затуманили ей глаза.

– Пойду возьму еще чаю, – вздохнул Майлз. – Хороший здесь чай, да? И никто нас не слышит. А мне еще нужно многое вам сказать.

Через час София сидела в автобусе. Они чуть не опоздали – пришлось бежать со всех ног до автобусной станции. Прощание вылилось в торопливое объятие на " краю тротуара в свете фар. Майлз даже не поцеловал ее как следует, что, впрочем, и подразумевалось в их договоре самоотречения.

Путешествие назад в Ринг было утомительным. Освещение в салоне не позволяло видеть пейзаж за окном, и автобус, казалось, бесцельно трясся во мраке, никуда не стремясь доехать. Ноги Софии заледенели в легкой паутинке нейлона и элегантных туфельках, надетых ради Майлза. Она была очень несчастной, но здравый смысл подсказывал, что они приняли верное решение. Каждый из них продолжит жить своей жизнью, и, вероятно, со временем оба преисполнятся благодарности друг к другу за то, что нашли в себе силы побороть искушение. Можно жаждать любви поначалу, но потом в ней не останется никакой романтической прелести, а вот добрая дружба только крепнет с годами и не нуждается ни в каких стимулах. Но внутренний голос кричал: «Не хочу быть благоразумной! Не хочу быть благодарной в отдаленном будущем! Я хочу быть с Майлзом, любить его, любить сегодня, завтра и на следующей неделе!»

К тому времени, как София добралась до дому, она была полностью измотана. Руфус вышел в холл встретить ее.

– Ты хорошо провела день?

– Отлично, – равнодушно ответила она, проходя в гостиную.

Муж поплелся следом, пробормотал робкое предложение выпить чаю и затем просто ждал, беспомощно глядя на нее. София с горьким презрением размышляла, как она вообще могла вообразить себя влюбленной в этого мужчину.

Ей даже в голову не приходило, что он мог измениться так же сильно, как и она сама. В ту ночь, когда она перестала любить его, Руфус почувствовал себя посторонним в собственном доме, нежеланным гостем, он начал бояться жену, потому что понимал: что бы он ни сказал или ни сделал, все будет для нее не так. Он плохо спал, очень похудел. После Рождества дела пошли немного лучше, когда София, после шести месяцев опалы, позволила ему вновь спать с ней. Но Руфус знал, что его просто терпят.

– София… – С отчаянной решимостью он вдруг попытался заключить жену в объятия.

София шарахнулась от него, как от прокаженного, с воплем:

– Бога ради, перестань меня мучить, Руфус! – выбежала из гостиной и бросилась вверх по лестнице в свою спальню.

Остановившись на площадке, она осознала, что допустила ошибку. А если муж задумается о причинах ее странной истерики, начнет выяснять, где она была, кого видела и так далее? На этот раз, в отличие от всех предыдущих, у нее есть что скрывать. А вдруг Руфус поднимется за ней и подвергнет безжалостному допросу, который, если нужно, продлится полночи? И она признается, что встречалась с Майлзом. А после этого… Руфус выйдет из себя, раскаяние его испарится, а вместе с ним чувство вины, и все станет, как прежде…

Но муж не пошел за ней. Он остался внизу один, глядел на огонь в камине и сжимал кулаки, чтобы унять дрожь. Руки тряслись, он даже не мог налить себе виски.