Сокровище чернокнижника - Кузнецова Наталия Александровна. Страница 30
– Сам знаешь, когда надо, всегда уйдешь от слежки, – ответила сестра.
Валерия Михайловна собрала веником на совок глину, отскочившую от горшка, и примостилась рядом с детьми.
– Да что за горшок-то?
– Он драгоценный, – таинственно прошептал Ромка. – Золотой, сразу видно.
Вскоре к отколупыванию глины с драгоценного горшка приступила вся семья вместе с гостями. И через некоторое время в руках у Ромки засверкал уже не горшок, а золотая чарка, инкрустированная огромными рубинами, похожими на те, что были на Викином ожерелье.
– Эти-то, зуб даю, настоящие, – сказал он и протянул чарку Вике: – Вот это и есть, как я понял, антиквариат, завещанный тебе твоей бабушкой. Небось от самого Брюса достался, предка вашего. Тогда считалось, что рубины предупреждают об опасности изменением цвета, а толченым рубином лечили от всяких болезней. А Брюса колдуном считали, ты знаешь? Эй, послушай, значит, ты тоже графиня, да?
«Графиня» улыбнулась:
– Я отнесу его в больницу, бабушка мне все объяснит. Я пойму, что она скажет.
– А я уже поняла, почему Софья Яковлевна все время о своей кошке упоминала и просила о ней заботиться, – сказала Эля. – Она надеялась, что мы Кисе в этот горшок еду будем класть, и поэтому никуда он из квартиры не денется. И еще могу высказать предположение, почему она так скудно жила.
– Почему? – спросила Лешка.
– Думаю, что поначалу боялась привлекать к своему жилищу разных воров и жуликов, а потом, как у многих очень старых и одиноких людей, у нее это переросло в манию, и она стала отказывать себе буквально во всем.
– В Америке мы не позволим ей этого делать, – сказала Вика.
– Ромка, а вдруг эту чарку Якову Брюсу подарил сам Петр Первый?! – воскликнула Лешка. – Они же вроде друзьями были, и Петр его жаловал.
Подумав, Ромка пожал плечами:
– Кто ж его знает. Хотя Петр не любил слишком дорогие безделушки, он из простой посуды и ел, и пил. И вообще в быту отличался неприхотливостью и всякую роскошь не поощрял. А денежки все больше на флот, на вооружение, на строительство да на просвещение тратил.
Олег Викторович с уважением посмотрел на сына:
– Антон Матвеевич и в самом деле тобой доволен. Я его вчера в метро встретил. Молодец, подтянулся.
– Значит, покупаешь нам комп? – подскочил к нему Ромка.
Телефонный звонок не позволил ему дождаться ответа отца. Олег Викторович снял трубку и передал ее Ромке:
– Тебя. Друг твой.
Это был Венечка.
– Рома, а я снимки у дома, где с Малышом дежурил, еще раз просмотрел, в увеличенном виде. Там есть один парень ну очень подозрительный, – сообщил он.
– А девушек подозрительных там нет? – спросил Ромка.
– Девушек нет. А вот девочка одна, очень красивая, мне хорошо запомнилась. Один раз, когда туда шла, другой – обратно. Малыш к ней всякий раз подбегал. Она такая необыкновенная, был бы я постарше, то, наверное, влюбился бы в нее.
– Эй, послушай, – прервал Ромка восторги друга. – А волосы у нее какие?
– Темные.
– Кудрявые, да? А одета красиво, да?
– Очень!
– А лет ей примерно сколько?
– Ну, как Лешке, наверное.
– Ей больше, – почему-то хриплым голосом сказал Ромка. – И теперь я, то есть мы с Лешкой, поняли, почему он был невидимкой. Потому что это была она, а девчонок ты не подозревал, сам говорил. И я тоже, потому и не мог сообразить, кто за нами однажды в метро следил. В вагоне одни школьницы ехали. А теперь прояснилось и это. Знаешь что, мы к тебе завтра придем и обо всем расскажем, а сейчас нам с тобой некогда разговаривать. Надо как следует наследство разглядеть.
– Что-что? – не понял Венечка, но Ромка уже положил трубку и направился к Олегу Викторовичу, чтобы, пользуясь моментом, немедленно потребовать новый самый крутой компьютер, а по дороге шепнул сестре:
– Олеська этого не переживет.
– А ей и знать об этом пока не надо, – ответила сердобольная Лешка. – Она и так уже достаточно пострадала. Надо ее в больнице проведать. Может быть, в ней совесть проснется?