Орлята - Котовщикова Аделаида Александровна. Страница 45

— А скоро придешь? — испуганно спросил мальчик. — Опять пропадешь на целый час!

За эти дни Азис очень осунулся, ослабел. Он боялся оставаться один, перестал верить в свои силы; Коля это понимал.

— Никуда я не денусь, — сказал он, — спи, я быстро.

Коля не боялся заблудиться. Теперь у него был верный ориентир — дорога.

Спустившись с лесистого пригорка, ей нащупал ногой бревно и осторожно ступил на гать. Он шел, вслушиваясь в каждый ночной шорох, готовый в любую минуту неслышно соскочить с бревен и схорониться в густой осоке, росшей по сторонам. Болота за время партизанской жизни стали для него не менее привычными, чем улицы родного села.

Вскоре он почувствовал, что бревна пошли вверх, и вот уже нога его ступила на твердую землю. Он понял, что находится на каком-то бугре, и продолжал неслышно двигаться, стараясь не терять из виду автомобильную колею. Она поднималась довольно круто. Судя по звукам выстрелов, линия фронта была впереди, а колея сворачивала влево.

В той стороне, куда уходила автомобильная колея, вдруг вспыхнуло яркое пламя, и тут же раздались почти слившиеся в один оглушительный грохот три орудийных выстрела. Тотчас же послышалось характерное шуршание снарядов, разрезавших воздух, казалось, прямо над головой. Он понял: здесь немецкие артиллерийские позиции.

Не успел он подумать об этом, как где-то вдали, за болотом, зарницей сверкнула вспышка, в воздухе раздался грозный свист, и там, где стояла гитлеровская батарея, стали рваться снаряды.

Еще и еще раз на обратном скате бугра вспыхивало пламя, и немедленно вслед за этим небо вдали озарялось ответными вспышками и на бугре рвались посылаемые в ответ снаряды.

Прижавшись к земле, Коля при вспышках выстрелов наблюдал, как работала прислуга у гитлеровских орудий. Он увидел, как одна немецкая пушка, подхваченная багровым вихрем взрыва, взлетела вверх, рассыпаясь на куски. Давно не испытываемая радость овладела им. Он забыл о том, что сам подвергается опасности, и готов был на все, только бы еще раз увидеть, как багровый вихрь, посланный с той стороны фронта, сметает гитлеровцев.

Все стихло внезапно, как и началось. В наступившей тишине до него донеслись приглушенные расстоянием крикливые команды на огневой позиции немцев.

Мальчик быстро пересек колею и решительно пополз вперед, на вершину бугра. Он не пожалел о том, что весь вымок и потерял много сил, пока добрался до своего наблюдательного пункта. То, что он увидел, вознаградило его за все труды.

Перед ним лежала линия фронта. Она совсем не походила на ту линию, какую он представлял себе по прочитанным книгам. Ночная темь во всех направлениях прорезывалась красными, голубыми, оранжево-золотистыми полосами от трассирующих пуль. Они то гасли, то вспыхивали вновь. Тысячи светлячков витали в ночной мгле, догоняя и перегоняя друг друга в неистовой, сумасшедшей игре.

Огоньки ружейных, автоматных и пулеметных выстрелов начинались чуть левее бугра, на котором лежал Коля, и уходили далеко за горизонт. Они вспыхивали в разных местах и в глубине обороны обеих сторон, перебегая то ближе, то дальше, точно великан чиркал огромные спички, чтоб нащупать себе путь в ночи, и они гасли одна за другой, а он упорно искал дорогу, чиркая спички, а они снова гасли.

Вдруг кругом стало светло, как днем. Коля закрыл глаза, но и сквозь веки чувствовал ослепительный, но какой-то призрачный свет, излучаемый повисшей в небе гигантской ракетой-лампой. Ее свет был похож на бенгальский огонь, но без искр — холодный, непривычный.

Коля плотно прижался к земле и боялся дышать. Ему казалось, что все тысячи людей там, внизу, смотрят в эту минуту на него и не стреляют только потому, что он все равно обречен и.торопиться им некуда. Но никто не стрелял, и Коля медленно открыл глаза. Он ничего не увидел, кроме все той же ослепительной лампы, превратившей ночь в день. Пунктиры трассирующих пуль растворились в давящем неестественном свете. Перед бугром простиралась обычная, будто мирная земля. Только болота, поля, по-осеннему голые перелески и раскинувшиеся кой-где среди них полуразрушенные деревушки казались ненастоящими, заколдованными, как в сказочном сонном царстве.

Лампа заметно опускалась и вскоре погасла. На какой-то миг земля накрылась кромешной тьмой, еще более густой, чем раньше, но только на один миг, — и снова озарилась мириадами неистово скачущих светляков.

Привыкнув к ошеломившему его зрелищу ночного фронта, Коля попытался разобраться в лежавшей перед ним огненной карте. Огни начинались левее бугра, на котором он находился. Справа безраздельно царствовала ночь. Значит, там, наверное, непроходимая топь — трясина. Он понимал, что десятки, если не сотни разведчиков с обеих сторон до него исползали тут все кругом, и, если болото не обороняется, — значит, только птица может через него перелететь, а ему с Азисом не пройти.

Оставалось одно — проползти к своим через это море жалящих огней левее бугра. И сделать это можно только в темноте.

Коля не знал, сколько он пробыл в разведке, но еще стояла глубокая ночь, и ее следовало использовать до конца. Уже который день они питались одними ягодами. А теперь им грозила более страшная опасность, чем голод. Слишком близко гитлеровцы. Вчерашняя машина шла ведь именно с этого бугра. Хорошо, что солдаты не придали особого значения мелькнувшим в кустах теням. Завтра солдаты могут обыскать всю высотку — куда они с Азисом денутся на этом «пятачке»!

Коля поспешил к леску, где оставил товарища. Несколько раз он в темноте падал на скользких бревнах гати, но не чувствовал ни боли, ни усталости. Им владела одна мысль — перейти фронт сегодня же! И больше он ни о чем не мог и не хотел думать.

Азис спал, уютно устроившись на куче еловых лап. Коля разбудил его обычным способом — поставил на ноги и заставил идти. Мальчик, сделав два шага тихонько застонал.

— Болит? — участливо спросил Коля.

— Пока лежал, — ничего, а сейчас спасу нет. Но попробую... Эх, если бы хлеба кусок!

Коля уверенно двинулся вперед. Дорога теперь была ему хорошо знакома. Азис вначале шагал нетвердо, припадая на левую ногу, но вскоре разошелся.

Пока перебирались через гать, Коля, поддерживая Азиса за плечо, шепотом изложил ему свой план.

— Понял, почему сегодня?

— Все понял. Не отстану, не бойся. Давай быстрей! Теперь уже Азис торопил Колю. Будут стрелять?

Что ж, это не раз уже бывало во время побегов от полицаев и гитлеровцев. Он не верил, что какая-нибудь пуля может попасть в него. А впереди Ленинград, свои!

Не доходя до места, где колея, оставленная автомобильными колесами, сворачивала к немецкой огневой позиции, они приняли вправо. Тут бугор плавно переходил в темное болото. Внизу шуршали от ветра густые заросли камыша, и мальчики пошли вдоль них, стараясь не оступиться в воду. Через несколько десятков шагов перед Азисом открылась картина, которую Коля недавно наблюдал сверху, и мальчик в испуге невольно остановился, широко раскрыв глаза и затаив дыхание.

Колю не покидала мысль, что, может быть, удастся перебраться болотом, подальше от страшной пляски огней. Оставив Азиса на сухой кромке, он тихонько раздвинул руками камыш и попробовал встать ногой. Сапог ушел в мягкую, густую жижу. Пришлось двигаться вдоль камышовых зарослей, по самой границе болота. Они шли, боясь дышать, до боли в глазах вглядываясь в туманную темь.

Идти вскоре стало опасно. Неподалеку, заставив их камнем упасть на землю, ударил пулемет. Дальше, значит, идти нельзя — начались огневые позиции.

Коля полежал минуту-другую и решительно ползком двинулся в камыш. Не возвращаться же назад, когда цель — вот она, рядом! Да и не было им пути назад.

Болото, на счастье, оказалось неглубоким. Руки упирались то в сплетенные между собой многолетние корневища камыша, то во что-то вроде почвы. Во всяком случае, приподняв голову, можно было двигаться, не заглатывая воды. Если бы только не пронизывающий, пробиравший до самых костей холод!