Орлята - Котовщикова Аделаида Александровна. Страница 9

Над головами разведчиков просвистал новый снаряд, за ним — второй, третий, четвертый. Разрывов разведчики не слышали.

Жора опустил бинокль и посмотрел на Огородникова. Командир понял его молчаливый вопрос.

— Теперь бьют по Ленинграду, — объяснил он. — Потому и разрывов не слышно.

— Значит, в Ленинграде сейчас рвутся снаряды? Огородников кивнул головой.

— А мы здесь сидим и ничего не делаем! Там людей убивают, а мы... а мы...

Огородников молчал, что он мог сказать ему?

— Надо накрыть эту батарею! — Жора вскочил на ноги. — Пойдемте к полковнику! Надо ему сказать! Надо накрыть батарею!

Он был еще мальчик и не умел ждать. Ему казалось все просто: он доложит командиру полка, командир прикажет накрыть фашистскую батарею — и готово дело! Но Огородников-то знал: подавить такую батарею — тяжкий солдатский труд.

Едва они вернулись в часть, как Огородникова потребовал к себе полковник. Надо же, такое совпадение: именно его разведгруппе приказано было подорвать фашистскую батарею, ту самую, что потопила сегодня баржи и обстреляла Ленинград. Штабу стало известно: батарея расположена в районе деревни Троицкой.

Огородников сообщил приказ своим «браткам». А подобрались они один к одному — рисковые матросы.

Они задали только один вопрос:

— Когда выходим?

Огородников не спешил с ответом. Многое было еще неясно. Идти на такую операцию, не зная точно, где расположена батарея, как она охраняется, — это означало не просто погибнуть, а погибнуть глупо, бессмысленно, не выполнив боевого задания.

— Это та самая батарея? — спросил Жора.

— Та самая.

— Она бьет из района Троицкой?

— Точно...

— Я знаю все подходы к Троицкой. Пойду сегодня в ночную разведку и найду эту батарею.

Огородников попытался отговорить его:

— Риск большой. Вдруг обнаружат?..

— Не обнаружат! — сказал Жора убежденно. — У меня знакомые в Троицкой. Я лесом пойду, в обход... Через болото...

В ту же ночь Огородников проводил его до передовой, и мальчик исчез в темноте непроглядной, промозглой октябрьской ночи.

До Троицкой было около шести километров, если идти обычной дорогой. Но Жора шел лесом и только ему одному известной болотной тропкой. Это немалое искусство — отыскать дождливой октябрьской ночью узенькую тропинку на болоте. Одну-единственную. Но Жора нашел ее. Он был прирожденный разведчик и следопыт!

Вместо шести километров Жоре пришлось пройти не менее двенадцати. И почти все двенадцать — в расположении врага. Только разведчик знает, что такое преодолеть ночью двенадцать километров в районе боевых Действии.

В крохотный просвет между тучами пробился лунный свет, и Жора увидел околицу деревни. Невдалеке он заметил заброшенный сеновал. Скинув с себя мокрую одежду, разведчик зарылся в сено. Его знобило, он долго не мог заснуть от холода, но в конце концов монотонные звуки дождя, однообразный шум деревьев усыпили его.

На рассвете Жору разбудил орудийный выстрел. Он приник к щели, но ничего не мог разобрать.

Новый оглушительный залп помог разведчику. Он отчетливо увидел орудийную вспышку.

Не меньше часа прождал Жора, прежде чем батарея дала еще один залп. Снова Жора увидел вспышку... Теперь ему было почти ясно, что фрицы установили орудие в роще. Но для разведчика не существует понятия «почти ясно». Для него должно быть ясным все.

Весь день просидел Жора на сеновале, а когда наступил вечер, он покинул свой наблюдательный пост и начал пробираться к роще.

Маскируясь, он шел на вспышки орудийных выстрелов и довольно скоро оказался чуть ли не рядом с батареей...

Ранним утром Жора вернулся в часть. Он сидел перед Огородниковым мокрый, голодный, грязный, но веселый и счастливый.

Огородников поразился его памяти и наблюдательности. Он запомнил, сколько выстрелов дала батарея, сколько фрицев ее обслуживают, с какой стороны разводящий приводит смену часовых, где находится караульное помещение, где расположены блиндажи.

Доложив, он сел за дощатый стол. Перед ним поставили котелок дымящегося супа, и он заработал ложкой. Опустошив котелок, Жора попросил добавки, но, когда ее принесли, мальчик уже спал. Он уснул сидя за столом, прижавшись лбом к шершавой неструганой доске.

Огородников поднял его на руки и перенес на койку, Жора что-то пробормотал, повернулся на бок и, совсем как маленький, положил голову на ладонь. Так он проспал более двенадцати часов...

Вечером разведгруппа во главе с замполитом полка вернулась к Троицкой. Саперы расчистили от мин узенький коридор, и разведчики перешли линию фронта. Каждый нес в заплечных мешках коробки с толом, все были вооружены гранатами и ножами — этими неизменными спутниками разведчика.

Ночь с четвертого на пятое октября выдалась дождливой и темной. Огородников опасался, что Жора в темноте потеряет направление или собьется с единственной тропки на болоте, но мальчик уверенно шел вперед.

Неожиданно по небу воровато забегал луч прожектора. Разведчики приникли к земле. Обшарив бурые взлохмаченные тучи, острый луч уперся в залив, чиркнул по верхушке леса и погас.

Шаг за шагом разведчики приближались к цели, дождь не переставая барабанил по капюшонам маскхалатов. Жоре ничего подходящего по росту не нашлось. На нем, как всегда, было серое пальтишко, перепоясанное солдатским ремнем. К ремню подвешены граната и нож.

Разведчики шли медленнее, чем предполагал Огородников. Чересчур часто приходилось бросаться на пожухлую мокрую траву, ждать, когда погаснут осветительные ракеты, перестанут тарахтеть на дороге мотоциклы, пройдет фашистский патруль. Ждать, распластавшись в канаве, ждать, укрывшись за толстым стволом дерева, ждать, сидя в овраге. Ждать... Ждать... Ждать...

И они ждали. Самым нетерпеливым оказался Жора. Его приходилось все время сдерживать. Это было непросто. Разговаривать в такой обстановке на территории врага — безумие, а жестов в октябрьской темени не различишь. В опасную минуту Огородников прижимал мальчика к земле и держал руку на его плече, чтобы он не вскочил раньше времени.

Было далеко за полночь, когда разведчики достигли цели. До батареи, по словам Жоры, оставалось не более ста метров. Огородников приказал ему отползти в лесок и ждать. Но мальчишка неожиданно отказался выполнять приказ. Он хотел сам заложить взрывчатку. Огородников схватил его за ремень, с силой притянул к себе и прохрипел в ухо:

— Выполняй приказ — или отчислю из полка!

Жора подчинился.

Теперь нужно было вплотную подойти к батарее. В такой темени, когда нельзя рассмотреть и собственной ладони, не так-то просто обнаружить и неслышно снять часового. Но без этого нечего было и думать о выполнении приказа — взорвать батарею.

Выручили разведчиков сами фрицы. В те времена они были наглые, чувствовали себя господами мира. Часовым надоело стоять молча. Сначала ветер донес до разведчиков обрывки немецкой речи. Потом один из фрицев начал мурлыкать какую-то песню. И наконец разведчики увидели крохотный желтый язычок пламени. Это сошлись часовые, чтобы выкурить по сигарете, хотя часовым и не полагается курить на посту. Разведчики поползли на огонек.

Это были последние сигареты в жизни двух немецких часовых...

Немного времени потребовалось разведчикам, чтобы начинить взрывчаткой стволы орудий. Затлел бикфордов шнур, и разведчики бросились к лесу, где оставался Жора. Едва они достигли леса — один за другим грохнули три взрыва.

Батарея умолкла навеки!

Но едва замерли раскаты взрывов, как раздались выстрелы, крики, свистки. Началась погоня. В небе повисла осветительная ракета. Зловещий свет ее вырвал из тьмы деревья, поляну, какую-то канаву. Разведчики бросились в канаву, выжидая, когда потухнет окаянная лампада.

Где-то совсем близко протопали фрицы, стреляя наугад в темноту трассирующими пулями. Лес наполнился звуками. Стреляли отовсюду. Казалось, из-за каждого дерева строчит немецкий автоматчик. Непрерывно врезались в ночное небо разноцветные ракеты.