Тайна стонущей пещеры (с илл.) - Шебалов Африкан Александрович. Страница 17
— Ты что так насупился? Может быть, ушибся? — подошла к нему Вера Алексеевна, уже переодевшаяся в клетчатую кофту и черные сатиновые брюки.
— Да нет. Я ничего…
— О доме, может быть, беспокоишься? — Вера Алексеевна села рядом со Сбитневым и стала заплетать конец тугой пшеничной косы. — Мать выздоровела?
— Да, уже работает…
— Ты хорошо делаешь, что помогаешь маме по дому, — участливо сказала Вера Алексеевна. — Только не надо особняком держаться. А то ты все «сам» да «сам». Ни с кем, порой, ни считаться, ни советоваться не хочешь.
Сбитнев недовольно засопел.
— Вот и вчера, — купаться пошел самовольно да еще и Коркина с собой сманил.
— Мы и не купались совсем. Просто я захотел лицо сполоснуть, — сразу ощетинился Сбитнев.
— А ведь Олег Шумейкин не пошел, хотя ему, наверное, тоже было жарко. Он ничего без разрешения не станет делать.
«Эх, не знаете вы еще Олега!» — хотел было сказать Сбитнев, но вместо этого насмешливо пробормотал:
— Поэтому он и Васю не стал спасать. — Сбитнев чуть не сказал, что, вдобавок, Коркин и упал-то по вине Шумейкина, но спохватился и промолчал.
— Вот за Коркина тебе еще раз спасибо. Здесь ты действовал правильно!
Переплетчик
Высокая лесистая гора защищает село Заветное от холодных северных ветров. У самой подошвы ее белеют два ряда одинаковых, как близнецы, домиков переселенцев. Ниже прячется в зелени садов старая деревня. А еще ниже и до самого города на берегу моря четкими рядами тянутся виноградники колхоза.
С одной стороны села — глубокое ущелье, по дну которого весело бежит маленькая, но быстрая речушка, с другой — начинается густой лес.
Было часов десять утра, когда Матвеев вышел на опушку леса и в полкилометре от нее увидел село. Неподалеку на проселочной дороге стояла старенькая, видавшая виды полуторка.
Матвеев огляделся по сторонам и пошел в заросли терна, окаймлявшие дорогу. С трудом продравшись сквозь колючие перепутавшиеся ветки, он остановился на маленькой полянке и снял с плеч тяжелую ношу. Сел, неторопливо смахнул с лица рукавом пот и развязал мешок; вынул из него затасканный клеенчатый портфель. Мешок завязал и спрятал под куст, тщательно прикрыв его сверху ветками.
Спустя несколько минут Матвеев остановился перед полуторкой, под которой лежал вверх лицом шофер.
— Что, браток, засел? — участливо спросил Матвеев.
Из-под машины выбрался паренек лег шестнадцати, с рыжей копной волос на голове и с конопатым, измазанным автолом лицом.
— Кардан шалит, — сказал паренек и вопросительно оглядел незнакомца.
— Фаэтон у тебя — что надо! — кивнул, смеясь, Матвеев на ободранную, всю в заплатах машину. — Закуривай! — протянул он пачку папирос.
— Это можно, — солидно проговорил шофер и грязными пальцами, осторожно, как стеклянную, взял папиросу. Он неумело прикурил и с первой же затяжкой до слез закашлялся.
— И давно ездишь на ней? — похлопал Матвеев по облезлому капоту машины.
— Два месяца как за рулем. Ее хотели в утиль списать, да я под свою ответственность взял, — сказал паренек подчеркнуто серьезно и с достоинством, которое совсем не вязалось с полудетским выражением его лица. — Председательша наша так и сказала: «Ладно уж: доламывай, Георгий Иванович!» — это, значит, я, Жорка. «Ты, говорит, спец по этой части». А я еще на ней пользу колхозу приношу. Правда, далеко от села нас не пускают, — любовно погладил Жорка выщербленный борт машины, — больше по внутреннему маршруту ходим: конюшня, огород, коровник.
Матвеев только понимающе кивал, потом прищурил глаз:
— А что? Ее еще на ноги можно бы поставить. Наверное, председатель денег жалеет.
— Да не председатель, а бухгалтер Рязанов. У-у-у, какая жила. Первый зажимщик финансов, — оживился Жорка. — На гайку и копейки не выпросишь. Подумайте только! Человек как человек: песни поет красиво, пляшет засмотришься, а стоит о кредите заикнуться — сразу задний ход дает!
Матвеев разочарованно свистнул:
— А я думал подработать у вас: журналы переплести, бухгалтерские документы… Переплетчик я. Выходит, не стоит и связываться?
— Да чего, попробуйте, — неуверенно протянул Жорка.
Он поднял с земли заводную ручку:
— Садитесь, подвезу!
С минуту Жорка усиленно крутил ручку. Машина вздрагивала, скрипела, но не заводилась.
— Я, пожалуй, пешком пойду, — улыбнулся Матвеев.
— Ладно. Я догоню вас, — смущенно ответил Жорка и еще энергичнее закрутил ручку.
Полуторка, наконец, чихнула и скрылась в клубах дыма. Матвеев оглянулся и увидел, что Жорка на четвереньках снова забирается под машину.
В комнате правления колхоза за столами сидели двое: у окна молодая белокурая женщина с темным родимым пятном на щеке что-то писала; в углу, под табличкой «счетовод» — тщедушный мужчина в старомодном пенсне на крупном лиловом носу ловко щелкал костяшками больших канцелярских счетов. Не поднимая от стола своей большой лысой головы, он испытующе скосил глаза на вошедшего Матвеева.
— Вам переплетчик нужен? — подошел к столу счетовода Матвеев и без приглашения сел на стул. — Я из города пришел.
— Из какой артели? — не меняя позы, спросил счетовод.
— «Картонажник».
— Как будем рассчитываться — перечислением или наличными?
— Лучше наличными. Работы много?
— Порядком, дня на три.
— Когда приступать?
— Пожалуй, завтра. Надо еще кое-что подготовить…
За спиной Матвеева открылась дверь с табличкой «председатель». В комнату вошла пожилая женщина. На кофте у нее были орден Боевого Красного Знамени и медаль партизана.
— Аполлон Никитич, сводка готова? — басовито спросила она.
— Готова, — подал счетовод исписанный листок. — Вот, тут переплетчика дня на два-три берем. Куда бы его на квартиру определить?
Председатель бросила взгляд на широкую спину Матвеева, который даже не повернулся к ней лицом.
— Да возьми к себе, Аполлон Никитич. У вас место есть. Или поговори с бухгалтером. Ему, холостяку, все веселее будет.
В коридоре затопали чьи-то быстрые мелкие шажки, дверь шумно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся, взволнованная Зинка. Как и накануне, при встрече с пионерами-туристами, светлые косички ее задорно торчали во все стороны.
— Где Леонид Захарович? — звонко и смело спросила она, увидев пустой стол бухгалтера.
— Зачем он тебе понадобился? — улыбнулась Елизавета Петровна.
— Нужен по очень-очень важному делу.
Елизавета Петровна вопросительно посмотрела на счетовода.
— В магазин побежал за папиросами. Сказал, что скоро будет, — ответил тот.
Зинка выскочила на улицу. Елизавета Петровна, усмехаясь, покачала ей вслед головой и скрылась в своем кабинете.
Женщина с родинкой на щеке кончила писать, осторожно положила ручку на стеклянную чернильницу и подошла к счетоводу.
— У Елизаветы Петровны в кабинете никого нет? — спросила она.
— Я не дежурный, не знаю, — бросил тот, даже не взглянув на нее.
Женщина подняла брови, виновато посмотрела на Матвеева, как бы извиняясь перед посторонним человеком за нетактичность счетовода, и вошла в кабинет председателя.
Матвеев встал:
— Может быть, покажете квартирку?
В магазине был только один покупатель — бухгалтер Рязанов, красивый, атлетического сложения, светловолосый молодой человек, одетый хорошо и со вкусом. Хорошенькая продавщица Леночка Локтева не сводила с него глаз.
Рязанов, склонив голову, пробежал пальцами по клавишам аккордеона и приятным баритоном пропел:
— Вы все про любовь, Леонид Захарович… Заслушаешься вас, — томно улыбнулась круглолицая Леночка.