Приключения во дворе - Рысс Евгений Самойлович. Страница 7

Паша молча кивнул головой, взял Мишу за руку и повёл его по лагерю. В ту минуту Миша ещё не предполагал, с каким удивительным, прямо-таки необыкновенным мальчиком он имеет дело. Он думал, что это мальчик как мальчик, разве что несколько лучше и приятнее других.

Паша повёл его по всему лагерю, рассказал, что у них много филателистов, это сложное слово означало собирателей марок, и у одного мальчика есть треугольная марка Гвинеи, такая редкая, что за ней гоняются настоящие, взрослые филателисты. Есть, оказывается, и настольный теннис. К этому виду спорта Паша Севчук относился иронически. Он, правда, ничего не сказал, но по его тону Миша понял, что это игра несерьёзная и что уважающий себя мальчик, несомненно, выберет более солидный вид спорта.

К волейболу Паша отнёсся более уважительно и объяснил, что их команда будет участвовать в каких-то соревнованиях, и хотя Миша не понял, в каких именно, но усвоил, что это соревнования важные и ответственные.

Самым главным, однако, было другое: Паша повёл его на радиоузел. В деревянной будке находился микрофон, и если его включить и говорить в него, то тебя услышит не только весь лагерь, а и жители соседних домов, потому что пионеры протянули провода по кварталу и установили репродукторы во дворах. Конечно, их лагерю повезло: над ними шефствовал завод. Завод подарил им оборудование. Оборудование, однако, это полдела, его надо установить, смонтировать, пустить в ход. Всё это сделали они сами, собственными руками, и главным в этом деле был Паша Севчук.

Впрочем, о своей роли Паша говорил скромно, о многом умалчивая и явно многое не договаривая, чтобы не создалось впечатление, будто он хвастает. Пашина скромность, бесспорно, убедила Мишу в значительности Пашиных заслуг.

Когда Паша говорил о радио, он по-настоящему увлекался. Он объяснил Мише разницу между халтурой, которую строили ребята в лагере соседнего района, и солидной работой их радиолюбительского кружка. Он говорил про радио так, что Мише стало ясно: это и есть то самое дело, которому уважающий себя мальчик должен отдавать свободное время.

Миша робко спросил, можно ли ему поступить в кружок любителей радио, и Паша Севчук сказал, что, конечно, можно, а если будут какие-нибудь затруднения, то он, Паша, ему поможет.

Паша произвёл на Мишу самое замечательное впечатление, и всё-таки Миша не понял всей значительности нового своего знакомого. Он понял это позже, когда совершенно случайно Паша подвёл его к группе вожатых, которые рассматривали в эту минуту его, Пашин, портрет и слушали Катино разъяснение о том, кто такой Паша и чем он замечателен.

Миша не поверил ни глазам своим, ни ушам. Он посмотрел на портрет, потом на Пашу, потом опять на портрет. Да, несомненно, это был он, тот, который держал Мишу за руку, тот, с которым, можно сказать, они были уже друзьями. Это был он, бесподобный, изумительный Паша. У Миши замерло сердце: такая необыкновенная удача! Ну хорошо, пионервожатая поручила его, Мишу, Севчуку, но ведь это одна только форма. А то, что Севчук разговаривал с ним так откровенно, по-товарищески, это тоже кое-что значит. Небось поручи вожатая Паше какого-нибудь парнишку, который бы ему не понравился, он бы провёл его кое как по лагерю, и всё. А тут намечалась взаимная симпатия, залог будущей дружбы. Было ясно, что он, Миша, понравился Севчуку. Значит, он тоже не лыком шит. Значит, он тоже кое-чего стоит. Миша был поражён. Он в себе раньше никаких особенных достоинств не замечал, а дело вон как оборачивалось.

Выслушав сообщение Кати, Паша, как и всегда, сделал вид, что ему это не очень-то интересно и даже чуточку поднадоело. А у Миши не было сил прикидываться равнодушным. Он смотрел на Пашу с восторгом, потрясённый выпавшей ему на долю удачей. Он смотрел на него восторженно до самого конца дня.

Раздался горн. Лагерь кончил свой весёлый, многообразный день, и мальчики и девочки, весело прощаясь с Катей, сговариваясь о завтрашних планах и делах, выбежали на улицу, а Паша Севчук и Миша всё ещё не расставались.

Миша чувствовал, что дружба завязывается всерьёз. Он был счастлив и горд. Вдвоём, взявшись за руки, они и вышли из лагеря.

Паша Севчук рукою провёл от лба к затылку по своим красивым вьющимся волосам.

— У тебя деньги есть? — спросил он.

— Нет, — сказал Миша, а что? Я могу пойти попросить у Анюты.

— Чудак, — сказал Паша, — Анюте про это незачем знать.

— Про что? — спросил Миша, чувствуя, что он начинает дышать воздухом удивительных тайн и невиданных происшествий.

— Довольно валять дурака, — сказал Паша, — ты на деньги играть умеешь?

— Не умею, — сказал Миша.

— Дурак, — сказал Паша, — а знаешь, сколько можно выиграть денег в разные игры!

— А я не умею, — сказал Миша.

— Научим, — сказал Паша, — игры не трудные. Хуже, что денег нет. Ну, да на первый раз поверим в долг. Только помни, долг за игру — долг чести. Отдавать надо точно. Понял?

— Понял, — ответил Миша, не то восторженно, не то растерянно глядя на Севчука.

Глава шестая. Царство Быка

Был один дом на улице, на которой жили Лотышевы, резко отличавшийся от других домов. Дом этот был двухэтажный, кирпичный, с маленькими окошечками и низкой сводчатой подворотней. Напротив него стояли новые большие дома, рядом высился хотя и старый, но большой, шестиэтажный дом с красивыми зеркальными окнами. А двухэтажный дом доживал последние свои годы. Все знали, что его снесут, и жильцы с нетерпением ждали, когда их переселят в новые квартиры.

Пока всё-таки дом стоял. Пройдя низкую подворотню, вы попадали в грязный двор, в котором шеренгой выстроились дощатые сараи для дров, росло три деревца, неизвестно кем и когда посаженные, стояли мусорные ящики, к стене была прислонена тележка без одного колеса, неизвестно кем и когда здесь брошенная, валялись обломки каких-то ящиков.

Дощатые сараи для дров стояли впритык друг к другу, и только в одном месте, между двумя сараями, почему-то остался неширокий проход. Если протиснуться в этот проход, то оказывалось, что между задними стенами сараев и глухой стеной старого шестиэтажного дома оставалось пустое пространство. Почему сараи не построили у самой стены, никто уже не помнил и никто этим не интересовался.

Двор был запущен и захламлён. Никому не хотелось прилагать силы, чтобы сделать его красивее и наряднее. Всё равно дом должны сносить, и не в этом году, так в следующем начнут здесь строить, одни говорили — кинотеатр, другие — двухэтажное ателье. Тогда благоустроят и двор, быть может, посадят деревья, быть может, разобьют сквер, но уж, наверное, уничтожат все эти полуразвалившиеся сараи, всё это безобразие и грязь.

Но пока дом стоял.

Если бы случайный прохожий зашёл во двор, он, вероятно, не увидел бы ни одного человека. Даже ребята, живущие в этом доме, предпочитали соседние дворы, в которых были разбиты сады и скверы, росли деревья, стояли скамейки. Там можно было поиграть в волейбол и побегать, а в одном из соседних дворов даже бил настоящий фонтан.

Если бы, однако, прохожий протиснулся и щель между двумя сараями, то в пустом пространстве между сараями и глухой стеной он увидел бы нескольких мальчиков, которые насторожённо и недоверчиво посмотрели бы на постороннего человека. Вероятно, случайный прохожий обратил бы внимание на одного из них, одетого очень неряшливо, ростом гораздо выше и, очевидно, годами старше, чем все остальные. Это был Вова Бык. Настоящая его фамилия была Быков. Но об атом мало кто помнил, да, кажется, позабыл и он сам. Вова Бык был известен в пределах всего квартала.

Если до конца разобрать любой случай хулиганства или просто безобразного поведения мальчиков квартала, то всегда можно было докопаться до следов участил Вовы Быка. Но только надо было очень внимательно разобраться. Вова Бык был изворотлив и хитёр. Если его притягивали к ответу, он начинал громко плакать и жаловаться на то, что валят на него чужую вину, и плакал по-настоящему, размазывая по лицу слёзы, всхлипывая, клялся в своей непричастности к преступлению, жаловался на то, что к нему придираются несправедливо. Хоть и знал участковый или работник детской комнаты милиции, что не обошлось дело без Вовы Быка, но доказать обычно не мог ничего. Послушает, послушает участковый или работник детской комнаты милиции причитания несчастного, несправедливо обиженного Вовы Быка да и махнёт рукой.