Мушкетер и фея (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 10
Но победа победой, а с Катей он так и не познакомился. Ни на сцене, ни в зале они не были рядом. А праздник кончился, и время уходило.
В раздевалке была толкотня и неразбериха. Гномы, пираты и Красные Шапочки превращались в обыкновенных людей — натягивали пальто и шапки. Джонни тоже оделся. Затолкал в сумку сапоги и накидку. Он отпустил адъютантов, а сам с сумкой, шляпой и альбомом толкался у дверей. Оставался у него последний шанс: увидеть Катю, выйти, будто случайно, с ней вместе на улицу и о чем-нибудь спросить. Ну, например: «Ты не знаешь, завтра библиотека открыта или там выходной?» А дальше видно будет. Лишь бы тот маленький Буратино не вздумал крутиться рядом.
Джонни смотрел во все глаза. Но пока смотрел, не заметил, что Катя оказалась рядом. Совсем-совсем рядом. Непонятно, откуда. Она осторожно дернула Джонни за рукав.
Джонни обернулся и в первый миг даже не понял, что это Катя: она была без голубых волос, в шапочке и синей мальчишечьей курточке.
Катя протянула открытую ладошку с блестящей пуговицей от Джонниных мушкетерских штанов. Посмотрела ему в глаза, мигнула, отвернулась и тихонько сказала:
— Смотри… Это твоя?
— Ага, — пробормотал Джонни. Глотнул воздух и глупо спросил: — А где ты взяла?
— На полу валялась. Жалко, если потеряется…
— Да чепуха, — сказал Джонни, внимательно разглядывая пуговицу и не догадываясь взять. — Теперь уж костюм не нужен.
— Ну, все равно жалко… Такая красивая.
Джонни наконец сообразил, что надо взять пуговицу и сказать спасибо.
— Пожалуйста, — шепотом ответила Катя.
— А где ты ее взяла? — опять спросил Джонни и проклял себя за скудоумие.
У Кати порозовели кончики ушей, и она опять объяснила, что нашла пуговицу на полу в зале.
«Что еще сказать? — думал Джонни, глядя на свои ботинки. — Ну, что? Что? Что?» В голове у него была темная просторная пустота, и в ней, как коротенькие телеграфные ленточки с обрывками слов и предложений, носились клочки растрепанных мыслей. Джонни хотел посмотреть Кате в глаза, но решился взглянуть только на подбородок.
Катя чуть заметно вздохнула.
Джюнни понял, что сейчас она уйдет. И почувствовал, что если он сию минуту не скажет что-нибудь умное, то будет ненавидеть себя до пенсионного возраста.
А что сказать?!!
И в этот отчаянный миг появился Шпуня!
Дорогой, милый спаситель Шпуня! Джонни разом простил ему все пакости. Потому что Шпуня вместе со своими индейцами прошел совсем рядом и довольно громко сказал своим приятелям насчет жениха и невесты.
Джонни поднял голову. Все встало на свои места. Катя смотрела растерянно, а Джонни смело глянул ей в лицо и улыбнулся.
— Подержи, пожалуйста, — попросил он и протянул Кате альбом, сумку и шляпу.
Потом догнал Шпуню и вежливо предложил ему пройти в угол за вешалки.
Через полминуты в углу возникло стремительное движение, от которого пальто на вешалках закачались и замахали рукавами. Потом оттуда торопливо вышел Шпуня, он прижимал к носу ладонь. Чуть погодя вышел Джонни. Он продолжал улыбаться и незаметно потирал правую щеку.
Катя ждала.
— Мы немножко поговорили со Шпуней, — объяснил Джонни.
Катя деликатно не заметила, что скула у него слегка потемнела.
— Какой замечательный альбом, — сказала она, отдавая Джонни имущество.
— Он, наверно, замечательный, — откликнулся Джонни. — Только зачем он мне?
— Разве ты не собираешь марки? — удивилась Катя.
Джонни считал собирание марок занятием легкомысленным и бесполезным. Он хотел примерно так и ответить, но спохватился.
— А ты собираешь?
— Конечно! Я всякие собираю: про зверей, про цветы, про знаменитых людей. Наши и заграничные. У меня больше тысячи.
— Тогда бери! — радостно сказал Джонни.
— Ну, что ты! Это же твоя награда…
— Зачем мне такая бесполезная награда? А тебе пригодится.
Катя посмотрела на Джонни, на альбом, потом опять на Джонни. Вздохнула и покачала головой.
— Нет, я так не могу.
— Но почему? — отчаянно спросил Джонни.
— Ну… Не знаю… Давай меняться на что-нибудь!
— Давай! — обрадовался Джонни. — Хоть на что!
— Ты что-нибудь собираешь?
— Автомобильчики. Знаешь, такие модельки. У них мотор и багажник открываются.
— А какие автомобильчики? Современные или старинные?
— Всякие, — соврал Джонни. Старинных у него не было.
— У меня есть один, — обрадовалась Катя. — Смешной такой, на коляску похож. На них еще до революции ездили. Меняем?
— Давай… А как?
— Очень просто. Пойдем сейчас ко мне, и посмотришь. Если хочешь…
«Конечно, хочу!» — едва не завопил Джонни. Но помолчал секунду и сдержанно сказал:
— Пойдем.
Был такой прекрасный весенний день, что даже серые заборы казались разноцветными. Солнце припекало. У Дома пионеров на широком асфальте девчонки и два первоклассника расчертили классы и прыгали, скинув пальто и куртки. Катя и Джонни обошли их, чтобы не мешать, и зашагали к новым домам. Джонни нес шляпу в опущенной руке, и пышные перья чиркали по сверкающим лужицам. Но он не обращал внимания. Он сбоку поглядывал на Катю.
Катя посмотрела вверх, на маленькие пушистые облака, и вдруг сказала:
— Ты, наверно, не поверишь, но я, честное слово, вчера видела на солнцепеке настоящую живую бабочку.
— Что ты, я верю! — торопливо сказал Джонни.
— Жаль только, если она замерзнет ночью.
— Может, не замерзнет, — откликнулся Джонни. — Может, залетит куда-нибудь в тепло и переночует. И дождется, когда не будет холода.
Им одинаково хотелось, чтобы ранняя смелая бабочка дождалась настоящей весны. Они это чувствовали. И было приятно вдвоем тревожиться об одном и том же.
— Ты в какой школе учишься? — спросил Джонни.
— В пятой.
— А почему не в нашей, не во второй? Она ближе.
— Мама не хочет.
«Странная мама», — подумал Джонни. Но тут же забыл об этом, потому что Катя спросила:
— Хороший был праздник, верно?
— Хороший, — согласился Джонни. — Жаль, что быстро кончился.
— Ты здорово стихи читал, — сказала Катя.
— Это один мой друг из восьмого класса написал, — слегка прихвастнул Джонни. — Он как настоящий поэт стихи сочиняет. Особенно про любовь…
Потом они целый квартал шли молча, но это было не трудное молчание. Просто шли, поглядывали друг на друга и улыбались.
Наконец оказались у двенадцатиэтажного дома.
— Лифт не работает, — вздохнула Катя. — Придется топать на восьмой этаж.
— Дотопаем, — бодро сказал Джонни.
Они зашагали по лестнице, и перья Джонниной шляпы оставляли на ступеньках влажные полоски.
— Смотри, они мокрые, — сказала Катя. — Вдруг испортятся?
— Ну и пусть. Все равно карнавал кончился.
— Но он же не последний.
— А у меня другой костюм есть, — признался Джонни. — Буратино… Вот если я его в следующий раз надену, окажется, что мы из одной книжки. Ага?
Катя улыбнулась и кивнула.
— Да нет… — вдруг огорчился Джонни. — У тебя же есть знакомый Буратино. Который сегодня…
— А, это Вовка, — весело сказала Катя. — Мой двоюродный брат.
«Сколько у нее двоюродных братьев!» — подумал Джонни, вспомнив Тимофея.
— Мы его можем пуделем Артемоном нарядить, — предложила Катя. — У него собачья маска есть, и он здорово умеет тявкать.
Такой вариант вполне устраивал Джонни.
— А знаешь, — вдруг сказала Катя, — у меня Мальвинин костюм случайно получился. Я хотела быть Золушкой, но недавно, когда стирала, уронила в синьку мамин парик… Сперва она не знала, а через несколько дней увидела. Представляешь, какой был скандал?
— Представляю, — посочувствовал Джонни. — У моей двоюродной сестры есть парик, и она над ним трясется, как над любимой кошкой.
— Мама не тряслась, это был старый парик. Но она, оказывается, в тот день пообещала его какому-то мальчику в своем классе. Тоже для костюма…