Ты еще вернешся, Тришка - Козлов Вильям Федорович. Страница 7

— Гришка! Где торцовый ключ? Опять куда-нибудь засунул?

Когда девочки, пропустив вперед Гектора, вышли за калитку, Роман, не поднимая от мотора головы, крикнул:

— Захлопните покрепче калитку!

Тоня, поджав пухлые губы, от всего сердца треснула калиткой так, что воробьи, облепившие березу, разлетелись в разные стороны.

— Видишь, какие они? — взглянула она на Майю.

— Какие?

— Никакого внимания.

— А этот… Роман — парень с характером, — сказала Майя. Ей вдруг стало весело. Подняв смеющиеся глаза на Тоню, прибавила: — Учитель физики Василь Васильевич ничего насчет его характера не говорил?..

ЕГОР ПЕСТРЕЦОВ

Увлекшиеся работой ребята — они заканчивали собирать отремонтированный мотор — не заметили, как у палисадника остановился плечистый коренастый парень лет двадцати четырех и стал внимательно наблюдать за ними. На парне грубая брезентовая куртка с накладными карманами, какие носят лесорубы, под мышкой две буханки ситного. Лицо с тяжелым раздвоенным подбородком, широкое, с большим носом. Глубоко посаженные глаза немного косят.

— Может, сейчас и установим на раму? — сказал Роман, взглянув на приятеля, обтирающего мотор промасленной тряпкой.

— Меня мамка убьет, — пробурчал Гришка. — Времени-то сколько? Уже когда коров с поля пригнали.

— Ну и беги к мамке, — сказал Роман и распрямил усталую спину.

И тут его глаза встретились с глазами стоявшего у забора парня.

— Здравствуй, Егор, — поздоровался Роман.

— Здорово, здорово, — глуховато, со скрытой угрозой ответил парень. — Заканчиваете ремонт моего мопеда?

— Ты же сам отдал… — Роман от негодования стал заикаться.

— Что-то не припоминаю, — улыбнулся Егор.

— Ты же его о доски расколошматил и сбросил с моста в Уклейку, — напомнил Роман. — Живого места в нем не осталось… Мы у тебя спросили: можно забрать?.. — Роман повернулся к приятелю. — Помнишь, что Егор нам сказал? «Забирайте, мне этот железный хлам не нужен!..»

— Так и сказал, — подтвердил Гришка.

— Это я сгоряча, — продолжал улыбаться парень. — Да ты, Ромка, не паникуй… Вы собрали мопед, вы и будете ездить на нем… Что я, не человек?

Разговаривая с ребятами, Егор косился на окна: он боялся встретить отца Романа. Весной Тимофей Басманов отобрал у Егора ружье, из которого тот во время нереста почем зря лупил в щук. Егора оштрафовали и вернули ружье. С тех пор он затаил зло на старшего Басманова.

Когда Гришка ушел, Егор мигнул Роману — дескать, выйди на минутку…

— Ты не был нынче на Черном озере? — небрежно спросил он.

У Романа громко забухало сердце, он даже испугался, как бы этот стук не выдал его, но ответил спокойно, равнодушно:

— Вторую неделю возимся с мопедом… До рыбалки ли тут?

— Не был, значит, — попыхивая папиросой, сказал Егор. — А мне говорили, видели тебя там с приезжим стариком, ну, который букашек-таракашек разных сачком ловит.

— У речки видели, — нашелся Роман. — Там кузнечиков полно. Он их для своей птицы ловит… Говорит, у нас тут много жаворонков химикатами отравили…

— Ну раз не был, значит, не был, — сказал Егор и затоптал окурок.

— А чего там на озере? — осмелел Роман.

— И батька твой туда спозаранку не ходил? — Егор смотрел пристально и жестко. И взгляд его пронизывал насквозь.

— Вряд ли, — пожал плечами Роман. — Он за неделю в лесу намаялся и в субботу спал до десяти.

— Говорят, ваш медведь из леса чей-то капкан притащил.

— Я его сам снял с лапы, — сказал Роман. — Отдать тебе?

— Не пропадать же добру, — усмехнулся Егор.

Роман принес из сарая капкан с цепью и отдал Егору. Тот небрежно запихал его в карман куртки и скрылся в сгущавшихся сумерках. На душе у Романа было тревожно.

Напевая под нос привязавшийся с утра мотив «А я иду-у, шагаю по Москве…», Роман Басманов отправлялся в контору леспромхоза. Под мышкой у него отцовская сумка с документами. (Отец попросил передать бумаги в бухгалтерию, а сам вместе с егерем Лапиным отправился в обход леса.)

Не доходя каких-то трехсот метров до конторы, Роман услышал знакомый гул: по улице на гигантских баллонах катил трактор «Беларусь». В открытой кабине за рулем сидел Михаил Анисимов. Кирпичное от загара добродушное лицо его улыбалось.

Роман помахал рукой, и Анисимов притормозил. Ему лет двадцать пять. На широком лице выделяется похожий на помидор нос. Впрочем, это не портило Анисимова. Главное, говорил отец, чтобы человек был хороший. А Михаил был добрым парнем. Вот и сейчас другой бы проехал мимо и не посмотрел в его сторону, а Анисимов остановился.

— Молодому Басманову мое почтение, — сказал Михаил.

— Можно я с тобой? — попросился Роман.

— Садись.

Взревев, трактор поехал по дороге к околице.

Потом свернул с проселка на целину и по траве покатился к опушке леса, где на старой выкорчеванной вырубке Михаил расчищал от пней и узловатых корней площадку под картофельное поле. Михаил и его напарник дядя Терентий с самой весны корчуют, расчищают это поле. Земля здесь черная, маслянистая, даже на глаз видно, что богата перегноем. Расчистят вырубку, вывезут пни, а потом вспашут. А на следующий год посадят картошку для лесорубов.

— Миша, — просит Роман, — дай порулить? Ну хоть до вырубки…

Михаил останавливает машину и уступает свое место Роману. Тот, порозовев от удовольствия, нежно обхватывает обеими руками руль, трогает ногами сцепление, тормоза. Правда, чтобы их достать, нужно немного сползти вниз с сиденья. Михаил, не глядя на него, закуривает.

«Беларусь» вздрагивает, потом сердито рычит и, наконец, выпустив облачко синего дыма, рывком берет с места. Слышится скрежет, трактор прибавляет ходу: Роман перевел рычаг на вторую скорость. Он бросает косой взгляд на невозмутимо попыхивающего папиросой Анисимова. Тот молчит. Роман смиряется и ведет машину на скорости двадцать километров в час.

Точно ведя машину по двум колеям в траве, Роман улыбается. Ему приятно держать в руках черную отполированную баранку, чувствовать ногами податливые пружинистые педали, ощущать ладонью рычажок переключения скоростей. И потом сидишь на сиденье, как царь на троне. Выше всех.

Разработанная вырубка неумолимо приближается. Роман снова бросает быстрый взгляд на Михаила. Тот выкурил уже полпапиросы. Сидит рядом и задумчиво смотрит на опушку леса. Солнце ярко высветило розоватые сосновые стволы, блестят зеленые иголки. Посередине поля стоит тракторная платформа с наваленными на нее пнями.

Лицо Романа становится напряженным, в карих глазах появляется упрямый огонек. Прихватив зубами нижнюю губу, он отчаянно вертит руль, и, послушный его воле, трактор делает крутой разворот. Щелкает переключатель скоростей, и машина бежит по старому следу, в обратную сторону. На спидометре 30, 35, 40 километров. Все сильнее хлещет трава по огромным баллонам, трактор то и дело подбрасывает.

Молчит Анисимов. Курит. Вот он выплевывает окурок и кладет большую загорелую руку Роману на плечо. Лицо у него серьезное, однако в глазах мельтешат веселые огоньки.

— Тормози, парень, — спокойно говорит он.

И Роман подчиняется.

— Не сердись, Анисимов, — говорит Роман.

— Пустяки, — улыбается тот.

Роман ждет, когда Анисимов включит передачу и развернется, но тот внимательно смотрит сверху вниз на него.

— Говорят, Тришка с капканом на лапе пришел в поселок? — вдруг спрашивает он.

— Было дело, — настораживается Роман. Ему хочется, чтобы все забыли про медведя. Тришка уже давно живет в лесу, и нечего о нем вспоминать. Люди сами захотели, чтобы Тришки не было в поселке, так теперь нечего про него и вспоминать… Никто не видел, какими глазами Тришка смотрел на Романа и его отца, когда они — уж в который раз! — поздним вечером, чтобы люди не видели, уводили ничего не понимающего медведя в лес.

— Лучше бы он здесь больше не появлялся совсем, — говорил Михаил. — В прошлое воскресенье напугал мою жену и соседку — они за кореньями в лес ходили, к Черному озеру.