Флаг-капитаны - Крапивин Владислав Петрович. Страница 17
— Вот и я об этом говорил, когда собрались в редакцию. А Сыронисский заявил, что у него там столы, шкафы, краска. А машина сейчас, разумеется, на ремонте, и вывозить, сами понимаете, не на чем.
— Да мы на руках все его хозяйство утащим в домоуправление! — нетерпеливо подскочил Генка.
— Конечно, — согласился Олег. — Утащили бы, если бы Сыронисский согласился. Но он не согласится.
— Как же быть? — спросил Сережа,
— Завтра позвоню еще раз Ларцеву.
За окнами темнело. Олег приподнялся, дотянулся до выключателя. Зажглась у потолка неяркая лампа в пластмассовом плафоне.
Комната была небольшая. Стол, кровать, четыре совершенно разных стула. Два книжных шкафа стоят рядом. Книги не только внутри, на полках, но и сверху, на шкафах. Лежат покосившейся грудой, могут посыпаться. Скрещенные рапиры и шпага висят на стене у двери. На сизых обоях — рисунки братьев Ворониных и фотографии: двое незнакомых мальчишек с клинками, один маленький и лопоухий, другой — высокий и смуглый. Наверное, Ромка и Федя. Еще незнакомые ребята в костюмах и масках зверей — видимо, театр в интернате. И веселая компания барабанщиков с Данилкой на правом фланге.
Олег тоже посмотрел на фотографию.
— Соскучился я по этой барабанной команде…
— Я Данилке позвоню, они сразу прискачут, все вместе, — предложил Сережа. — Они просто стесняются появляться, пока не позвали.
Олег усмехнулся:
— Эти-то пираты стесняются?
— Да брось ты! — сказал Сережа. — Сам знаешь. Они только в отряде на головах ходят, а вообще они вполне спокойный народ… Ты скажи Данилке «Осенняя сказка», и он опять будет весь день хмуриться и мурлыкать.
Олег подумал.
— Не надо их сюда — наглотаются микробов, опять слягут. Коська Сапожков и Рафик только-только от гриппа избавились. Может, скоро все наладится, и тогда все опять: «Барабанщики, марш!..»
— Ты прямо стихами говоришь, — сказал Генка.
— А это и есть стихи. Только ужасно нескладные. Когда в интернате работал, занимался рифмотворчеством. О вожатской жизни писал.
— Почитай, а? — жалобно сказал Кузнечик.
— Да вы что, люди! А я вам кто? Евгений Евтушенко?
— Почитай! — уже строго сказал Генка.
Олег вздохнул.
— Вон там, на шкафу, коричневая тетрадка торчит среди книжек. Достань.
Генка вскочил на стул и вытянул тетрадь. Книги, конечно, посыпались на пол.
— Ладно, оставь, — сказал Олег. — Потом соберем. Давай сюда.
Он, лежа на спине, открыл тетрадь, полистал, хмыкнул и мотнул головой. Потом сразу стал серьезным и сказал:
— Вот эти строчки.
День летит сквозь часы, как живой метеор,
И сгорает в сигнале «отбой».
Мне опять не закончить с тобой разговор
И не встретиться нынче с тобой.
Ночь пришла. Я взбегаю на третий этаж
Посмотреть: все ли спят в тишине?
…А потом все опять:
«Барабанщики, марш!» —
Новый день разгорелся в окне.
Новый день пришел, а замок по-прежнему украшал дверь «Эспады». Сережа не выдержал и позвонил в редакцию. Неловко было звонить, страшновато даже, но ждать он больше не мог.
Ларцев не удивился звонку. Даже будто ждал его.
— Ты, Сергей, зашел бы ко мне, — предложил он. — По телефону трудно объясняться. Если можешь, прямо сейчас приходи.
Сережа встревожился и помчался в редакцию.
У Владимира Матвеевича было недовольное лицо. И озабоченное.
— Раздевайся, садись. Вон вешалка, вон стул… Я только что беседовал с вашим Олегом, все ему рассказал. А он просил, чтобы я и тебе все объяснил.
— Почему?
— Почему просил? Не знаю. Наверное, потому, что ты один из командиров в вашем отряде… Знаешь, осложняется дело.
— Я чувствую, — с досадой сказал Сережа.
Затарахтел телефон. Владимир Матвеевич приподнял и положил трубку.
— Что касается вашего домоуправа, то его песенка спета, — сообщил он. — С работы его уберут. И еще кое-кому придется несладко. На Олега ваши недруги целую кипу заявлений написали: и работник он никудышный, и характер у него вредный, и ребят он не тому учит… Всю эту чушь мы зачеркнули. Крест поставили. А вот с помещением сложнее.
— Но если крест, то… — начал Сережа.
Опять зазвонил телефон. И опять Ларцев приподнял и положил трубку.
— С помещением сложнее, — повторил он. — Была специальная комиссия. Она признала, что Дом совершенно не годен для детского клуба. Духота, теснота, сырость. И вообще он аварийный, на снос его назначили. Говорят, опасно в нем находиться.
— Столько времени жили, никакой опасности не было, — сказал Сережа.
Ларцев кивнул.
— Я понимаю. Но на втором этаже, где у них кладовые, протекала батарея. Надо было перекрыть воду, а слесарь «забыл». Батарею прорвало, вода пошла вниз. Теперь там полный разгром: штукатурка обвалилась, двери разбухли, полы перекосило… Комиссию можно понять: она о детях заботится.
Сережа сказал чуть не со слезами:
— Значит, нам теперь деваться некуда?
— Нам из райсовета письмо прислали, ответ на статью. Обещают при первой возможности дать клубу новое помещение. В новом доме, который строится на Октябрьской.
— Строится! Там еще первый этаж не готов!
— Да, я знаю. А пока, говорят, ребят можно распределить по другим клубам, по разным кружкам и секциям. В Дом пионеров, в спортшколу…
Сережа хмыкнул.
— В том-то и дело, — откликнулся Владимир Матвеевич. — Вариантов много, и все неплохие. Но ни один из них не спасение для вашего отряда… Есть, правда, еще один способ.
— Какой?
— Добиваться своего. Упрямо ждать. Не распускать «Эспаду». Никому не давать покоя, требовать, требовать. А мы поможем. Но времени уйдет немало.
— Ну и пусть! Лишь бы добиться!
— Но в этом деле тоже есть большая сложность…
— Какая?
— С вашим командиром, с Олегом, это связано. Он сам объяснит, наверно.
Приоткрылась дверь, и в комнату заглянула женщина. Сережа ее узнал: это с ней он разговаривал, когда хоронили Алексея Борисовича.
Женщина сказала сердито:
— Владимир Матвеевич! Я звоню, звоню! Мне нужны гранки.
— У меня посетитель, — сказал Ларцев.
Женщина взглянула на Сережу. Тоже узнала.
— Ах вот что… Тогда через полчаса.
Она коротко кивнула им и прикрыла дверь. Ларцев мельком посмотрел на часы. И Сережа сообразил, что у Владимира Матвеевича еще десятки дел, не менее важных, чем «Эспада».
— Я пойду, — сказал он.
Ларцев протянул узкую, сухую руку.
— Видишь, Сережа, не все на свете решается просто. Но мы постараемся помочь. Если вы будете держаться.
— Будем, — сказал Сережа.
В тот же день перед школой Сережа зашел к Олегу.
— Неважные у нас дела, — сказал Олег. — Да, капитан?
— Ларцев говорит: надо ждать.
Олег тихо сказал:
— Не могу я ждать, Сережа. Я работать должен. Не сидеть же у сестры на шее! А должность мою сократили, раз клуба нет. Она и была какая-то… сверхплановая, что ли.
— Мы тебя прокормим, всем отрядом! — горячо сказал Сережа. Но тут же понял, что сказал несуразицу.
Олег улыбнулся ему как маленькому.
— Мне на пенсию нельзя. С заочного отделения попросят, если не буду работать по специальности, как педагог.
— Что же делать?
— Вот именно: «Что делать?» Уеду я, Сережа.
Торопливым шепотом Сережа сказал:
— Олег, не надо. Что ты….
— В том-то и дело, что надо. Сейчас надо.
Он взял со стола распечатанное письмо.