Девчонки и мода - Уилсон Жаклин. Страница 16

– Но ведь ты же не толстая, Элли, – говорит Магда.

– От твоей диеты даже я скоро с ума сойду, потому что не могу смотреть, как ты пускаешь слюнки, когда я ем шоколад. Могу только догадываться, что в это время с тобой творится, – говорит Надин.

– Что ж, спасибо за сочувствие и поддержку, – говорю я. Поскольку я сижу посередине, то могу пихнуть локтем в бок обеих подруг одновременно. – Послушайте, я вела себя с вами как мать Тереза. И на вашем месте хотя бы для вида посочувствовала моей проблеме.

– Нет у тебя никаких проблем, дурочка, – фыркает Магда, понемногу приходя в себя.

– Просто ты свихнулась на своей фигуре, – говорит Надин. – Смотри, поосторожнее с этим, а не то станешь как Зоя.

– Ладно, сама вижу, что Зоя перегнула палку. Просто мне так хочется быть нормального размера…

– Ты и так нормального размера. Господи, ну почему ты такая чудачка, все строишь из себя великаншу из цирка шапито? – Она берет прядь моих волос и приставляет к верхней губе. – Вот усатой женщиной ты, пожалуй, могла бы стать, но толстой – вряд ли. Расслабься.

– Но я уже толстая. Я же гораздо, гораздо толще вас обеих.

– Спорим, мы с тобой одинаково весим, – говорит Магда. И называет свой вес.

Оказывается, она всего на пару кило легче меня.

– Брось, все ты врешь. Не можешь ты столько весить, – заявляю я. – А даже если и так, то только потому, что у тебя другой тип фигуры. Может, кости тяжелее. И мышечной массы побольше – ты же танцами занимаешься.

– Тебя послушать, так я прямо штангистка-тяжеловеска какая-то, – смеется Магда. – А ты, Надин, сколько весишь?

Надин отвечает. Она весит гораздо меньше нас.

– Вот видишь! И это при том, что Надин намного выше, – говорю я. – А я коротконогая толстуха.

– Ты сумасбродная чудачка, – говорит Магда. – Но мы тебя и такой до смерти любим – скажи, Надин?

– Да уж, толстушка-пампушка, – смеется Надин и начинает щекотать меня.

– Эй, постойте! А ну перестаньте! – верещу я, когда они обе принимаются нещадно меня тискать.

Я пытаюсь увернуться и тоже защекотать их, мы теряем равновесие и скатываемся по ступенькам, визжа и корчась от смеха.

Мимо пробегают две семиклашки и смотрят на нас как на помешанных. От этого нам становится еще смешнее. У меня так хорошо на душе, что, когда Надин достает из сумки батончик «Твикс», я с удовольствием соглашаюсь откусить один раз. А потом и второй. И в итоге съедаю полшоколадки.

Может, мне уже пора бросить диету? Может, хватит заморачиваться по поводу собственной внешности? Тем более какой в этом толк? Взять, к примеру, Магду – выглядит как кинозвезда, а эти мерзкие сопливые мальчишки воспринимают ее совсем иначе. А Надин? Вылитая фотомодель, а в субботу она едва выделялась в толпе таких же длинноногих красоток.

Может, пора уже быть самой собой? Магда и Надин и такой меня любят. Да и Дэн тоже.

Кстати, о Дэне.

Куда он запропастился? На прошлой неделе прислал мне открытку – а письма не было. Раньше он писал мне чуть ли не каждый день. И звонил. А однажды даже приехал на выходные. И с тех пор замолчал.

Говорила я ему – не надо заявляться сюда нежданно-негаданно, лучше было подождать и встретиться уже на рождественских каникулах. Видимо, теперь он так и решил.

Я спрашиваю у Анны, когда же мы поедем на Рождество в Уэльс.

– Через пару дней, не раньше. Нужно еще столько дел переделать, – вздыхает Анна. – Господи, как подумаю, что опять придется составлять списки, ехать за покупками, потом упаковывать вещи, потом распаковывать – и все для того, чтобы сидеть потом днями напролет в холодном промозглом доме у черта на рогах.

– Я всегда думала, что тебе нравится проводить каникулы в Уэльсе.

– Ну да. Конечно нравится. Просто… Сегодня я снова встречалась с Сарой, своей подругой-дизайнершей, и она сказала, что летит на Рождество в Нью-Йорк, – с завистью вздыхает Анна. – Не то чтобы мне захотелось полететь, нет, но просто как представлю, что можно было бы пройтись по роскошным магазинам вроде «Блумингдейла», подняться в сочельник на крышу «Эмпайр-стейт-билдинг»…

– …заглянуть в Метрополитен-музей на выставку рождественских картин, а потом пойти на каток возле Рокфеллеровского центра, – говорю я, потому что сто раз видела все это в кино.

Мы принимаемся мечтать на пару и… вздыхать.

– Знаешь что, – говорит Анна, – если мне все-таки удастся найти подходящую работу, когда Цыпа немного подрастет – Сара сказала, что постарается подыскать мне что-нибудь, – то тогда я скоплю денег и мы обязательно слетаем в Нью-Йорк на Рождество.

– Папа же ненавидит самолеты. Да и с Цыпой по магазинам не походишь.

– А мы поедем вдвоем, без них. Только ты и я. Ну, может, к самому Рождеству постараемся вернуться, чтобы отметить праздник всем вместе, но на несколько деньков, думаю, мы бы смогли улизнуть.

От этих слов у меня защемило в груди. Знаю, это только мечты и вряд ли они когда-нибудь сбудутся, но даже если и так, все равно здорово, что мы можем хотя бы вот так взять и помечтать вместе. Раньше мы с Анной были почти чужие друг другу, жили каждая сама по себе. А теперь стали как подруги.

Может, это даже и хорошо. Мне нравится Анна. Но стоит мне подумать о маме, как я чувствую себя предательницей.

– Эй, Элли, что с тобой? – беспокоится Анна.

– Да так, ничего, – бормочу я и убегаю, чтобы она не видела моих слез.

Сегодня у меня с утра глаза на мокром месте. Последний день в школе выдался нелегким. Хотя забавного тоже было навалом. Шестиклассницы показывали спектакль, и вся школа покатывалась со смеху, потому что это была чушь несусветная. А на последнем уроке миссис Хендерсон вдруг извлекла из-под стола большой пакет и подарила всему классу по маленькому шоколадному Санта-Клаусу. Не такому большому, конечно, как приз миссис Лилли, но зато абсолютно всем. Не припомню, чтобы учителя когда-нибудь дарили всему классу подарки – тем более такие строгие и старомодные училки, вроде миссис Хендерсон.

Почти все тут же разворачивают свои шоколадки и съедают – сначала откусывают голову с бородой, потом круглый животик и напоследок отправляют в рот обутые в сапоги ноги. А я аккуратно заворачиваю своего в носовой платок и прячу в рюкзак.

– Брось, Элли, от одной малюсенькой шоколадки не поправишься, – говорит Магда.

– Я не ем, потому что хочу сберечь его на память, а не потому что сижу на диете.

– Смотри не переусердствуй с диетой, Элли, – вмешивается миссис Хендерсон, которой, как обычно, до всего есть дело. – Как следует попируй в каникулы и ни в чем себе не отказывай – ни в сладком пироге, ни в рождественском пудинге. В конце концов, сожжешь лишние калории у меня на аэробике в январе.

Она так добра ко мне, и я почти жалею, что не приготовила ей никакого подарка.

Зато у меня есть подарок для миссис Лилли. Скорее для ее будущего малыша. В обед я захожу к ней в класс и смущенно протягиваю небольшой бумажный сверток.

– Можно развернуть? – спрашивает миссис Лилли.

– Конечно, если хотите, – бормочу я, переживая, что мой подарок ей может не понравиться.

Я смастерила его на скорую руку накануне вечером. Это маленький тряпичный медвежонок в красном свитере и фиолетовых штанах.

– Сначала я хотела сделать ему глаза из пуговиц, но подумала, что малыш может подавиться, и вышила их нитками. Получилось, что он слегка косит.

– Ну что ты, вовсе нет. Он выглядит немного испуганным. О, Элли, он такой миленький, – говорит миссис Лилли и, играя, шевелит его мягкими лапками, прямо как меленькая девочка.

Я так рада, что ей понравился мой мишка, и мне так грустно оттого, что она уходит. Я шмыгаю носом и сглатываю подступивший к горлу комок.

– Без вас на ИЗО будет нечего делать, – вздыхаю я.

– Как раз наоборот! Думаю, что теперь вы полюбите ИЗО еще больше, – лукаво говорит она. – На днях я познакомилась с вашим новым учителем. Одним словом – вас ждет сюрприз!