Петрушка — душа скоморошья - Привалов Борис Авксентьевич. Страница 15
— Ай-ай-ай! — проговорил Петруха, вложив в рот пищик. — Не вели меня, Воевода, казнить, вели слово молвить!
Лука замолк, перекинул вожжи из руки в руку, оглянулся:
— Господи! Ну прямо человек!
Длинноносый Скоморох посмотрел на Луку, повертел головой, пропищал пронзительно:
— Дядя Лука, дай попить молока!
А Воевода тоже посмотрел на Луку и произнёс важным баском:
— Ну-ка, Лука, почеши ему бока!
…Когда обоз после полудня остановился на привал в небольшой деревеньке, то Лука первым делом сообщил возчикам:
— Богомаз-то наш такую скоморошину учудил! Потеха!
Бородач затеребил Петруху:
— Что ещё надумал? Покажи!
Петруха высунул длинноносого Скомороха из-за полы зипуна и пропищал:
— Что нужно, охальники? Батюшка Воевода почивает!
А потом показал голову Воеводы и проговорил баском:
— Гони мужиков в шею!
Возчики оторопели на минуту, потом захохотали так громко, что лошадь, возле которой стоял Петруха, рванула с места и чуть не повернула сани.
В избу, где расположились поесть Лука, бородатый и Петруха, вскоре набились возчики чуть не со всего обоза.
— Потешь народ-то, Петрушка! — попросил Лука, когда они закончили еду. — Глянь, как ждут!
Петруха вынул Скомороха и Воеводу, надел головы на пальцы. Головы зашевелились.
Возчики одобрительно-восторженно зашумели.
— Как тебя звать-то? — важно спросил Воевода.
— Петруха, — пропищал Скоморох.
— Я, Петруха, дам тебе в ухо!
— Это за что же ты меня? — удивился Скоморох.
— Так просто! — засмеялся Воевода. — Уж очень складно-ладно у меня получилось.
— А как отца твоего кликали?
— Еремей!
— Получишь взашей!
— За что же меня по шее?
— Была бы у мужика шея, а за что в неё наложить — отыщем! — засмеялся Воевода. — Ну, Скоморох, складно я говорить умею?
— Складно-то, Воевода-барин, складно, да не совсем ладно! Как тебя-то самого звать, батюшка?
— Я — Агафон!
— А ну, Агафон, пошёл вон! Надоел ты мне! Не хочешь добром — получишь багром! А, складно?
Скоморох замахнулся палкой, Воевода убежал.
Возчики захохотали:
— Вот это богомаз!
— Такое учудил!
— Ну скоморох, да и только!
— А бывальщину про то, как скоморох воеводе сказки баял, ведаете? — вдохновлённый успехом, продолжал Петруха.
— Нет, не ведаем! — за всех ответил бородач.
— Вот. Жил да поживал воевода, — начал Петруха и покрутил пальцем, на котором сидела воеводская голова, — мёд-пироги едал, серебра-золота не считал. Больше всего любил, когда сказки бают, старину поминают. Говорил так: «Кто мне сказку скажет, которой я не ведаю, — награжу за то по-царски. Насыплю золота братину да медяков полтину». Прослышал про то скоморох…
Петруха выставил палец с головой длинноносого. Скоморох поклонился публике:
— У скомороха двор богатый, небом крыт, звёздами горожен. Есть хочется каждый день, а на монастырь работать лень…
— Разбирается парень! — удовлетворённо произнёс кто-то. — Знает, как достаётся монастырский хлебушко!
— Такого Скомороха я у кукольников что-то не видывал, — сказал старый возчик. — Сколько ярмарок прошёл, куклы разные бывали, но такой…
— Вроде в прошлую зиму скоморохи в Москве похоже показывали…
— Нет, не похожа эта вовсе!
— И я такой не видел! Цыгана видел, лошадь-куклу, а Скомороха первый раз!
— Не любо — не слушай, а баять не мешай! — внушительно проговорил Лука. — Парень сам куклу сделал!
— Пришёл скоморох к воеводе, — продолжал Петруха. — Говорит-пищит:
«Я, батюшка, таку сказку знаю, какую ты и не слыхивал. Готовь золота братину и медяков полтину. Да накорми меня, молодчину».
Напоили скомороха, накормили, на стул посадили. Пришли к воеводе всякие бояре, каждых по паре, тоже уселись. Слушают.
«Был у меня снежный конь, что огонь, — сказал скоморох, — всё лето летал, а зимой растаял. Я как в седёлышке сидел, так и в воду влетел. А на дне реки на раках пашут мужики. Идут задом наперёд, пескарей сеют, а щуки вырастают… Слышал ты, батюшка воевода, таку сказку?»
«Нет, — говорит воевода, — не слыхивал». И всякие бояре, каждых по паре, тоже головами качают: не слыхали такой сказки.
«То ещё только присказка, — сказал скоморох, — сказка будет завтра. Готовьте мёд да калачи, а я пойду лежать на печи».
На другой день снова собрались воевода и всякие бояре, каждых по паре. Скоморох пришёл, а в животе-то у него щёлк да щёлк.
Накормили его, напоили, на лавку усадили.
Ну, скоморох и начал сказывать:
«Жил мужик удалой в селе под горой. Хлебал молоко от чужих коров, ел хлеб из всех печей. Ума у него была палата, а одёжа — одна заплата. Надумал удалой мужик умней всех стать. На небо полез. Схватил месяц за рога, как быка. Звёзды в кучу собрал, в кубышку побросал. Ту кубышку в избе вместо лучины приспособил — светло и чада нет. Слыхивал ты, воевода, и вы, бояре, таку сказку?»
«Нет, — отвечает воевода, — не слыхивал».
И бояре тоже головами кивают — не знаем, мол.
«То ещё только присказка, — сказал скоморох, — сказка будет завтра».
И ушёл.
Воевода говорит:
«А ведь если присказка нам неведома, то сказка и подавно будет никем не слыхана. Жаль мне отдавать скомороху золота братину да меди полтину. Лучше мы с вами золото это поделим поровну. Давайте так сделаем: что он завтра ни расскажет, мы будем кричать: “Слыхивали, слыхивали”.»
На том и порешили.
Когда скоморох пришёл, его накормили, напоили, на лавку усадили.
«Мужик удалой, что жил в селе под горой, меня на дороге встретил, спрашивает: “Давай то, что не знаю, говори то, что не ведаю”. Я ему отвечаю: “Не знаешь ли ты, что воевода с боярами мне бочку золота должен? А не ведаешь ты, что эту бочку мне нынче отдать хотят?” Слыхивал ли ты, воевода-батюшка, и вы, всякие бояре, каждых по паре, таку сказку?»
«Слыхивали, слыхивали!» — кричат бояре.
«Разве ж это сказка?» — усмехнулся воевода.
«Тогда, значит, воевода-батюшка, — сказал скоморох, — должен, ты мне бочку золота. Бояре тоже про это слыхали, а они люди государевы, напраслину говорить не станут. Отдавай долг!»
Воеводе деваться некуда: назвался груздём — полезай в кузов. Да и бояре отпереться не могут — сами слух подтвердили.
Насыпали скомороху бочонок золота. Он пир на весь мир закатил. Я там был, брагу-мёд пил, пироги-пряники жевал, да вот и к вам попал!
Петруха кончил и по скоморошьему обычаю поклонился зрителям.
— Ай да Петрушка! — зашумели возчики. — Весёлый малец!
Лука радостно хлопнул Петруху по спине: знай, мол, наших. Удар был так силен, что Петруха чуть пищик не проглотил.
Бородач, весело подмигнув, пробасил:
— Тебе бы не богомазом, а скоморохом быть!
— Тут что такое? — раздался недовольный старческий голос в сенях. — Ехать надо, а здесь позорище устроили!
Обозный старец втиснулся в избу, цыкнул на возчиков. Потом разглядел Петруху, стоящего посреди горницы.
— А-а, служка богомазов… Это ты глумление учинил?
— Нет, отче, не я, — Петруха протянул к старцу руку, на которой вертелась голова Воеводы, — вот он…
— Тьфу, игра бесовская! — Старец в сердцах стукнул посохом об пол. — Чтоб духу твоего, скоморошьего, в обозе не было! Свят, свят, свят!.. — перекрестился старец.
— Несподручно, отче, одного парнишку в дороге-то бросать, — осмелился сказать бородач, в то время как другие возчики старались побыстрее и бесшумнее покинуть избу.
— Как я сказал, так тому и быть! — снова стукнул старец посохом. — Не потерплю глумца в обозе монастырском!
Старец всем телом, медленно, как чёлн на тихой воде, повернулся и выплыл из избы.
В горнице остались трое — Петруха, Лука и бородач.
— Мальцу-то в город Колядец надобно, — доверительно сказал Лука бородачу. — Там у него родичи.
— Довезём до Бельцов, авось старец не углядит, — усмехнулся бородач. — Пусть на моём возу едет. Укроем холстиной — как у бога за пазухой поедет.