Поворотный круг - Комар Борис Афанасьевич. Страница 10

Анатолий тоже пошел туда.

Незнакомый краснощекий юноша с патронташем и винтовкой (по-видимому, из истребительного отряда) призывал горожан не паниковать и не бояться. Он заверял, что вражеский десант скоро будет разбит, фашистам не удастся захватить Лубны.

«Ага, так это немцы, значит, высадили десант, — немного повеселел Анатолий. — Ну, тогда… — Вдруг вспомнил: — Но откуда у них танки взялись? Неужто с самолетов…»

— Здорово! — неожиданно кто-то толкнул его в бок.

— А-а, Борис. Здорово! И ты здесь. С книжками…

— Уроки сегодня отменили. Домой идти не хочется. Такое творится!.. Вы что, убежали из окопов?

— Убежали.

— Мне говорил Васька с базара. Прибежал как сумасшедший… Мать видел?

— Нет, не видел. Где она?

— Тебя искала. Просила, чтоб я тебя домой привел. Боится, чтобы…

— Послушай, Борис, а откуда в десанте танки? Разве можно их с самолетов сбрасывать?

— Кто его знает, — пожал плечами Борис. — Наверное, можно… Пускай идут, все равно их разобьют. Как видно, наши по холмам поставили пушки. И бронепоезд стоит на станции. Как ударят — перья полетят…

— Я тоже так думаю, — согласился Анатолий. — Ну, пошли, а то мама волнуется.

Только вышли из парка, за городом началась стрельба.

— В Засулье, — произнес Борис.

— Нет, кажется, ближе — на мосту или на спуске.

— Ага… Это наши, видно, их там колошматят.

Он не договорил. Неожиданно раздался сильный трескучий взрыв. Испугавшись, ребята бросились назад, в парк, легли под кустом. Было слышно, как где-то недалеко на мостовую посыпались камни или куски кирпича.

Немного успокоившись, ребята поднялись, выглянули из-за куста.

— В музей, сволочь, угодил… Горит… — первым заметил Анатолий.

По улице пробежало несколько вооруженных дружинников и красноармейцев.

— Тушить побежали, — догадался Борис.

Ребята вышли из парка.

Дружинники и красноармейцы, не добежав до пылающего музея, почему-то повернули обратно.

Теперь уже совсем близко, с улицы Шевченко, доносился надрывный рев моторов и треск пулеметов. Беспрерывно били пушки.

— Танки!.. Танки!.. — закричал кто-то в парке.

Ребята проскочили дорогу, шмыгнули в открытые ворота. Дворами пробрались к дому, в котором жил Анатолий. Перепрыгивая через две ступеньки, взлетели на второй этаж.

Матери дома не было.

Анатолий бросил на кровать кошелку, выскочил в коридор, за ним следом Борис. Постучали к соседям — никто не отозвался.

— В погребе попрятались, — сообразил Анатолий. Подались в подвал. Анатолий дернул за дверь. Она была закрыта изнутри.

Подергал сильнее.

Из подземелья, словно с того света, донеслось тихое, боязливое:

— Кто?

— Я.

— Кто ты?

— Анатолий.

— Сейчас, сейчас…

Анатолий узнал голос Песькина.

Тот откинул крючок, приоткрыл дверь. Из погреба понесло кислой капустой, солеными огурцами и гнилой картошкой.

— Мама здесь?

— Нет.

— Где же она?

— В медсанбат позвали.

— В какой медсанбат? — удивился Анатолий. — Он же выехал.

— Вернулся. Заходите, заходите быстрее. Потом…

Песькин закрыл за ними дверь, накинул крючок.

— Сегодня утром вернулся медсанбат. В сквере возле медтехникума расположился, — рассказывал он, на ощупь спускаясь с ребятами в темное подземелье. — И мать твою туда позвали. Она уже дважды прибегала, искала тебя. Говорила, как придешь, чтоб с нами прятался.

Подвал был битком набит людьми — Анатолий и Борис почувствовали это сразу, как только спустились вниз.

Воздух слишком душный, отовсюду слышался тревожный шепот.

Напуганные женщины начали расспрашивать, что творится в городе.

— Немцы вошли, вот что, — угрюмо сказал Анатолий.

— На танках, — прибавил Борис. — Стреляют — жуть такая…

— Музей подожгли…

— Ой, что же будет?! Ой, горюшко!.. — зарыдала тетя Женя, жена Песькина.

И сразу начала плакать детвора.

— А ну, перестаньте! — крикнул Песькин. — Кому говорю?!

Умолкла тетя Женя. Похныкав еще немного, стихли и дети, только носами шмыгали в темноте.

— Давай присядем, — дернул Бориса за рукав Анатолий.

— Где?

— Вот здесь, на ступеньках.

Нащупали нижнюю ступеньку, сели рядом. Ступенька была холодная и влажная, Борис вытащил из-за пояса учебники.

— Возьми, подложи, — предложил он другу две книжки, две оставил себе. — Бери, бери, они обернутые…

Несмотря на то что погреб был глубокий, выстрелы и грохот танков доносились и сюда. И если вблизи разрывался снаряд, погреб весь содрогался и гудел, словно колокол, а с потолка сыпались на голову кусочки цемента.

Прошло несколько часов. Не стало слышно грохота танков, утихла стрельба, только изредка рвались снаряды.

Борис шепнул Анатолию:

— Может, вылезем, посмотрим?

— Давай.

Но их не выпустили.

— Посидите еще немного, — сказал Песькин. — Пусть совсем утихнет, тогда пойдете.

Но вскоре кто-то постучал в дверь, тихо и торопливо.

Анатолию показался этот стук знакомым.

— Мама! — сразу вскочил он и подался вверх по ступенькам.

И точно — мать.

— Сынок, ты здесь?! — обрадовалась она, увидев Анатолия. — А я чего только не передумала… — Она переступила порог и крикнула в погреб: — Выходите! Немцы отступили.

Один за другим стали вылезать взрослые и дети. Заполнили весь двор. Даже странно, как могло уместиться столько людей в погребе.

Над городом стояло зарево — все еще горел музей. Вокруг стлался едкий, смрадный дым. Низко, над самыми крышами домов и кронами деревьев, кружили напуганные галки. В отблесках пожара они казались призрачными тенями.

Увидев рядом с сыном Бориса, мать всплеснула руками:

— А ты чего стоишь? Скорее беги домой! Там же беспокоятся, не знают, где ты, что с тобой.

— Нечего им беспокоиться. Ничего со мной не случится! — нарочито спокойно ответил Борис.

А на самом деле он давно уже волновался. Знал: дома наверняка все переполошились из-за того, что он до сих пор не вернулся.

— Ой, какие ж вы!.. Беги, сейчас же беги! — сурово приказала мать.

Борис послушался. Садами, огородами помчался домой.

Мать отвела сына в сторону и сказала:

— Тебе тоже надо бежать.

— Куда?

— В больницу.

— Зачем, мама?

— Сегодня утром медсанбат вернулся, а сейчас снова выехал. Всех раненых, которых можно было вывезти, взяли с собой. Тяжело раненных собирались перенести в нашу больницу и не успели — оставили в подвале института. Начальник написал прошение в нашу больницу, чтоб их забрали. Возьми его, отнеси главному врачу, — протянула Анатолию конверт. — Отдашь конверт и скажешь, пусть пришлет санитаров. А я пойду в институт к раненым. Бедняги, что с ними теперь будет? Тех еще, может, и удастся вывезти из окружения, а этих…

— Из какого окружения?

— Немцы окружили, сынок, наших со всех сторон. Перерезали дорогу на Полтаву и уже Лохвицу взяли.

— Разве и в Лохвице десант?

— Да не десант. Танки прорвались. Из Кременчуга и Чернигова. Теперь соединяются.

— Вы же говорили, что наши отбили наступление…

— Отбили, да недалеко. Возле моста немцы стоят. Ждут, наверное, рассвета, чтобы снова ринуться. Ну, беги, сынок, беги! Только будь осторожен: если начнут стрелять, сразу ложись в канаву…

Вольф не врал ребятам: он и в самом деле вчера долго не мог уснуть и думал именно о них. Однако говорил он не то, что думал.

Вот и сегодня с самого утра размышляет как раз над их делом, отложив в сторону все другие служебные заботы. Внимательно перечитал и те материалы, которые собрали о них там, в железнодорожном отделении полиции, и те, которые ему удалось самому раздобыть. Забыл даже пойти пообедать, забыл накормить и вывести на прогулку собак, а они, глупые, не напомнили о себе, лежали неподвижно у стола на ковриках — вот что значит ученые!