Не плачьте о нас... - Качаев Юрий. Страница 3

Юра рассказал все по порядку. Не утаил он и разговора на чердаке, правда, об этом пришлось рассказать на ухо, потому что рядом вертелся восьмилетний Игорек.

— Обидно, — сказал Витя, взглянув на свои костыли.

— Да брось ты, и тебе дело найдем. У тебя, например, хороший почерк…

— Все равно обидно. Слушай, а что это за пальба была, когда немцы вошли? Говорят, наши танки стреляли?

— Не танки, а бронированный трактор с пулеметами. Его подбили и сожгли вместе с экипажем 1. Больше я ничего не слыхал.

Когда Юра с Игорьком вернулись домой, Спартака там уже не было.

В Пятигорском гестапо

Гауптштурмфюрер СС Генрих Винц считал, что родился под счастливой звездой. Во-первых, природа создала его чистокровным арийцем — рослым, белокурым и голубоглазым. Во-вторых, она наградила его отменным здоровьем — за свои тридцать восемь лет он ни разу серьезно не болел. И, наконец, господь бог дал Генриху Винцу качества, которыми должен обладать представитель «высшей» расы: хладнокровие и трезвую расчетливость. И еще — тонкое чутье. Генрих Винц какое-то время приглядывался к нацистам: и, приглядевшись, раз навсегда решил, что они единственная реальная сила, на которую стоит делать ставку. Он поставил и не проиграл. То же чутье подсказало Винцу, что место его в разведке. Он закончил специальную школу (русский отдел) и был направлен на дипломатическую работу в Москву. Здесь Генрих Винц продолжал упорно штудировать русский. Язык этот не из легких — как говорит пословица, сам черт ногу сломит, — но Винц одолел его. Чутье не подвело и тут. Словно кто-то во сне подсказал ему, что скоро придет время, когда знатокам России цены не будет…

Гауптштурмфюрер взглянул на часы: без двух минут девять. В приемной уже слышалось осторожное покашливание. Винц подошел к двери:

— Прошу, господа.

В кабинет вошли офицеры: штурмбанмфюрер Пфайфер, унтерштурмфюрер Фишер и следователь СД [4] Бибуш. Все расселись за столом, покрытым зеленым сукном, и зашуршали бумагами.

— Попрошу доложить об обстановке, — заговорил Винц. — Начнем с вас, Фишер.

Фишер встал.

— Никаких контрдействий в городе за текущие сутки не зарегистрировано. Полиция расклеила необходимые приказы. На днях начнет работу биржа труда. Из местных людей, пострадавших от Советов, создается городская полиция.

— Кого вы поставите во главе нее? — спросил Винц.

— Вопрос пока остается открытым. На этот счет имеются соображения у господина штурмбаннфюрера. — Фишер кивнул в сторону Пфайфера. — Можно продолжать?

— Продолжайте.

— Военная комендатура приступила к работе. Вывешен приказ о сдаче оружия, трофеев, установлен комендантский час. Идет выявление коммунистов, советских работников и их семей. У меня все.

Фишер сел.

— Что у вас, Бибуш?

— Захвачено четверо русских, но они знают не больше нашего. Думаю, возиться с ними не имеет смысла.

— Ну что же, начало положено… Я хотел еще спросить о здании, в котором мы расположились.

— Это бывший центр коммунистической пропаганды, господин гауптштурмфюрер! — Фишер вскочил и щелкнул каблуками. — Русские его называли дом политического просвещения.

Винц поперхнулся табачным дымом и рассмеялся:

— Барабаны судьбы! А что, помещение удобное?

— Так точно. В этом же дворе есть еще одно здание, с выходом на противоположную улицу. В подвалах будет «профилакторий». А рядом в доме мы разместили команду СС.

Винц, казалось, остался доволен.

— Все свободны, — сказал он. — А вас, Пфайфер, я попрошу задержаться.

Оставшись наедине, они немного помолчали. Потом Винц спросил:

— Так вы полностью доверяете этому Колесникову?

Пфайфер пожал плечами:

— Он спас мне жизнь, хотя совсем не был убежден, что я выполню свои обещания. Он рисковал…

— Я разведчик, Роберт, — перебил его Винц. — Случай, можно сказать, из ряда вон выходящий. Командир батареи с двумя захваченными в плен немцами бежит в Пятигорск. Хм… В Чека у них работают тоже не дураки.

— Откуда чекистам знать, что некий штурмбаннфюрер Пфайфер по собственной глупости попадет в плен русским?

— Вы правы, Роберт, — согласился Винц, — и все же. И все же, как говорят русские, береженого бог бережет. О, мне хотелось бы побеседовать с ним. Я, знаете ли, немного психолог и физиономист.

— Он здесь. Позвать?

Через минуту Пфайфер вернулся с коренастым молодым человеком. Винц поднялся и протянул ему руку.

— Слышал о вас. Рад познакомиться. — Он жестом показал на стул и сел сам. — Можно задать вам несколько вопросов?

— Пожалуйста. — Синие, слегка навыкате глаза Колесникова смотрели на Винца.

— Скажите, почему вы перешли на нашу сторону?

— Хотел выжить.

— Любой ценой?

— Как говорится, шкура не шуба — другой не сошьешь. Вы победили. Что ж, победителей не судят.

— Им служат, не так ли? — подсказал Винц.

— Я согласен служить.

Колесников смотрел на Винца открыто, даже немного нагловато, и это убедило гауптштурмфюрера. Ведь он говорит просто и ясно: да, я шкурник. Нуждаетесь во мне? Берите таким, каков я есть.

— Я оставляю вас при себе, — удовлетворенно сказал Винц, протягивая Колесникову пачку сигарет. — При оперативной команде СД-12 создается русское гестапо — полиция безопасности. Вы возглавите третий отдел — оперативный.

Когда Колесников вышел, Винц сказал Пфайферу:

— Этот далеко пойдет. Поверьте моему чутью [5]…

«День рождения» и первые листовки

Пластинка была заигранной и поэтому все время «буксовала» на одном и том же месте.

Ребята, девять человек, сидели за столом и молча пили чай. Кроме тех, кто был и вчера на чердаке, пришли еще соседи Мурата: Вася Лисичкин, Витя Колотилин, Юра Качерьянц и Витя Громыко.

Дверь открылась, и в комнату вошла Нина Елистратовна.

— Не помешаю вам, ребята? Вижу, день рождения у вас не получился. Юра, сними пластинку. Давайте лучше поговорим.

Нина Елистратовна села за стол и посмотрела на ребят. Она знала их едва ли не с пеленок. Лева Акимов — огненно-рыжий, с щедрой россыпью веснушек на лице. Он сдержан и чуточку угрюм. На первый взгляд тугодум, но это не так, просто привык взвешивать свои слова и никогда не спешит с выводами.

Витя Дурнев — горяч, задирист, любит атаманствовать, но ребята, к его великому огорчению, предпочитают слушаться Леву. Одно его слово для них закон.

Эдик Попов. Решителен и смел до отчаянности. Способный лодырь в классе и организатор всяких похождений, вплоть до набегов на чужие сады и огороды.

Юра, ее сын. Вот он сидит перед нею, белобрысый, глазастый книжник, физически самый слабый из всех своих друзей. Однако это ни разу не помешало ему участвовать в рукопашных схватках, когда мальчишки удальства ради сходились «улица на улицу».

Мурат Темирбеков. По характеру похож на Дурнева, такой же забияка и непоседа. Подчиняется только Леве Акимову, да и то, если с ним согласен Эдик. Эдик для Мурата — образец отваги и мужества.

— Я знаю вас всех, мальчики, — начала Нина Елистратовна. — Все вы комсомольцы и пионеры, отцы ваши воюют. Вы тоже помогали Красной Армии как умели. Но теперь в нашем городе враг, и каждый из вас может многое сделать для своего города.

Нина Елистратовна говорила спокойно, и ее сдержанность передавалась ребятам.

Для начала было решено достать одежду раненым и вывести их поодиночке из города. Написать и распространить первые листовки. Добывать оружие где только можно — пригодится для партизан; срывать со стен приказы и газетенки оккупантов.