Тасино горе - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 20

— Ну, что же, ты намерена оставить нас без чая, гадкая лентяйка?

Тася была в отчаянии.

В ту самую минуту, когда она, окончательно упав духом, готовилась пойти уже признаться господину Злыбину, что не в силах справиться с работой, дверь в кухню чуть приотворилась, и бледный, как смерть, Андрюша, едва передвигая ноги от слабости, переступил порог.

— Я пришел помочь тебе, — произнес он глухо, с трудом роняя слова с запекшихся от жара губ.

— Но ты упадешь сейчас! На тебе лица нет, — прошептала так же тихо девочка, бросаясь к нему навстречу, чтобы поддержать его.

— Нет, ничего, мне лучше чуточку. Вот я и пришел к тебе. Дай, помогу, — успокаивал он ее и дрожащими руками хлопотал около самовара.

— Ну, теперь готово, неси. A я сапоги почищу за тебя в это время, — также тихо, чтобы не быть услышанным в соседней комнате, произнес через несколько минут добрый мальчик.

Тася молча, благодарно взглянула на него и, с трудом, подняв самовар, потащила его в горницу.

— Ага! Наконец-то, — сердито встретил ее хозяин, и глаза его, устремленные на девочку, насмешливо блеснули. — Что, сообразила, что тут капризами ничего не поделаешь? Смирилась, небось!

И потом, помолчав с минуту, добавил снова:

— Пока я буду с ними (он кивнул на Петьку и Розу) в балагане готовиться к вечернему представлению, чтобы ты у меня и комнату прибрала, и полы вымыла, и обед сготовила. Андрюшка болен, не сегодня — завтра умрет, так чтобы ты у меня живо все это проделала, если не хочешь познакомиться с моей плеткою.

И с этими словами он быстро накинул на плечи порыжевшее от времени пальто, надел на голову старый, помятый цилиндр и в сопровождении детей вышел из избушки. Три собаки поплелись за ними. Они знали, что пришел час их работы.

Едва только дверь захлопнулась за хозяевами и ключ повернулся в замке снаружи (господин Злыбин не забыл запереть Тасю на время своего отсутствия), больной Андрюша позвал к себе девочку.

— Ты есть хочешь? — спросил он.

Тася сейчас только, при напоминании о еде, почувствовала голод. Немудрено. Со вчерашнего обеда в пансионе у неё не было во рту ни росинки.

— Ужасно хочу! — откровенно созналась она.

— Так налей себе чаю и поешь хлеба с колбасой; там на столе все стоит со вчерашнего дня, — сказал он и сам, с трудом двигая ослабевшие ноги, перешел из кухни в горницу.

На столе действительно валялись черствые куски хлеба и заплеснувший кусок копченой колбасы.

Тася, никогда в жизни не евшая ничего подобного, брезгливо морщась, поднесла ко рту то и друге. Несмотря на отвращение к подобного рода закуске голод заставил бедную девочку уничтожить все, что было на столе.

И только когда последний кусок был проглочен ею, она вспомнила, что не поделилась с Андрюшей своим скудным завтраком. Вспомнила и покраснела.

— Как же ты-то будешь! Я все съела, — с сокрушением в голосе произнесла она.

— Не беспокойся! — поторопился утешить ее добрый мальчик, — мне ничего не надо. Я очень страдаю. Грудь у меня так ломит, что и думать не приходится о еде. A ты теперь принимайся за работу. Постой-ка, я налью тебе в ведро воды и отыщу мыло и тряпку. Ты полы вымоешь прежде всего.

Вымыть полы! Ей, Тасе Стогунцевой, мыть полы в этом грязном закоптелом домишке! Она пришла в ужас от этой мысли. Но долго раздумывать ей не было времени. Андрюша с трудом притащил ведро в горницу и показал Тасе, что надо делать. Добрый мальчик очень охотно исполнил бы за нее работу, но едва он опустился на пол, как страшная боль в пояснице заставила его громко вскрикнуть.

— Нет, не могу! — простонал несчастный ребенок.

Тася бросилась к нему на помощь, помогла подняться и отвела его в крошечную полутемную каморку, где он спал на грязной сырой подстилке из соломы. Но мальчик, казалось, меньше думал о своих страданиях, нежели о делах Таси.

— Как-то ты справишься? — поминутно говорил он в промежутках между приступами мучительного кашля, — как-то удастся тебе приготовить обед и прибраться к приходу хозяина, бедняжечка.

И тут же он подробно объяснил Тасе, как надо жарить картофель и варить молочную похлебку.

Покончив с мытьем полов и уборкой, Тася присела отдохнуть немножко. Ей казалось, что ноги и руки у неё готовы отняться от усталости; все суставы болели, спину ломило, a между тем снова приходилось браться за работу. Теперь ей надо было сготовить обед. Тася, руководствуясь указаниями Андрюши, налила молоко в кастрюлю, положила туда муки и соли и поставила все это на плиту, заранее разведенную заботливыми руками её нового друга. Обжигая себе пальцы и поминутно вскрикивая от боли, девочка справилась кое-как с этой задачей и похлебка была готова через полчаса. Тогда, отставив ее на край плиты, Тася поспешила в комнату — перемыть посуду и приготовить все нужное к обеду.

Накрыв стол и покончив все приготовления к обеду Тася вернулась в кухню и… Вскрикнула от изумления и испуга. На плите не было горшка с похлебкой, a с вышины кухонной полки раздавалось какое-то подозрительное чавканье и причмокивание. Тася подняла голову кверху и обомлела. Под самым потолком кухни, свесив ноги с полки и обвив руками горшок с похлебкой, сидел Коко и с аппетитом уничтожал кушанье, поминутно опуская в него ложку. При этом его необычайно смешная обезьянья мордочка расплылась в счастливую и довольную улыбку.

Очевидно кушанье пришлось по вкусу обезьянке.

Но Тася, при виде этой картины, пришла в ужас. Что будет теперь с нею? Как поступит с ней господин Злыбин, когда узнает, что все они по её милости оставлены без обеда? Он наверное безжалостно накажет ее, ни в чем неповинную Тасю! Девочка вся вздрогнула при одной мысли о том, что ее ожидает.

Терять времени было нечего. Надо было во что бы то ни стало заставить Коко отдать горшок с похлебкой.

И Тася, осторожно приблизившись к обезьянке, подставила табурет, влезла на него и протянула руку, стараясь поймать проказницу, Но Коко был не промах и, прижимая к груди свою драгоценную ношу, пересел на другое место и выплеснул мимоходом из горшка добрую половину содержимого. При этом он, как ни в чем не бывало, поглядывал на девочку, строя ей самые милые и уморительные рожицы.

Тася пришла в ужас. Еще один подобный прыжок со стороны проказницы-обезьянки и в горшке не останется ничего.

— Коко, милый, дорогой Коко! — произнесла самым ласковым голосом девочка, — сойди сюда и отдай мне горшочек!

И она для большей убедительности с мольбой сложила руки на груди и смотрела на обезьянку. Обезьянка живо отставила горшок в сторону и, сложив передние лапки, уставилась глазами на Тасю с таким же умоляющим выражением, очевидно, передразнивая девочку. Это было очень забавно, и Тася не могла не улыбнуться проделке проказницы, несмотря на переживаемые ею страхи. Но когда Коко снова принялась за еду, ей уже было не до смеха.

— Противная обезьяна! Отдашь ли ты мне горшок! — гневно вскричала девочка, разом потеряв терпение и, топнув ногой, она погрозила кулаком обезьянке.

Каково же было её негодование, когда злополучная Коко поднял лапу и, уморительно гримасничая, передразнил ее снова.

— Ну, постой же, глупая обезьяна! — совершенно выйдя из себя, вскричала Тася, — я проучу тебя!

И она вскочила на стол, откуда было легче достать Кокошку. Но обезьяна не дремала в свою очередь. Быстрее молнии подняла она обеими руками горшок и, прежде чем Тася успела остановить ее, опрокинув его себе на голову, надела на подобие шляпы. Остатки похлебки потекли белыми ручейками по лапам и мордочке четвероногой проказницы. Забавно гримасничая и пофыркивая, она стала поспешно утираться и охорашиваться, как избалованный капризный ребенок, снова затем схватилась лапой за горшок и, приподнимая его, как шляпу над головой, стала расшаркиваться перед Тасей с самым уморительным видом.

В туже минуту ключ звякнул в замке, дверь скрипнула. С замирающим сердцем Тася приготовилась к расправе.

Вошел господин Злыбин и дети. Девочка с ужасом ждала, что они сейчас же потребуют обед и, не получив его, примутся за нее. Но ничего подобного не случилось. Лицо старого фокусника было очень сосредоточенно и серьезно. Очевидно, что-то важное произошло с ним в это утро. Так, по крайней мере, предполагала Тася и не ошиблась.