Стальной волосок (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 122

А назавтра… Дожидаться истинного полдня не стали, собрались с утра.

На этот раз поворачивать ключик велели все — таки Тростику. Чтобы он понял наконец, что нет на нем никакой вины. Он посопел, потоптался и согласился.

Снова серьезно сделали перекличку: здесь ли Гриша и другие герои прошлых лет?

Ваня опять покрутил музыку про стальной волосок. Но ни он и, кажется, никто другой (разве что Тим) не знали, что собирается делать Лика.

А она принесла, кроме всегдашней папки, плоский чемоданчик. Оказалось — ноутбук.

Откинули крышку, поставили ноутбук на верстак, сели к экрану лицом. Никто не спрашивал: что будет? Понимали — что — то такое…

Лика включила компьютер. На экране появился сделанный быстрыми линиями рисунок. Заснеженная одноэтажная улица со знакомой колокольней Михаила Архангела. Потом — один дом, во весь экран. Снежные валики на карнизах с резьбой… И вдруг прозвучало:

— Давным — давно, в середине позапрошлого века на этой улице, совсем недалеко отсюда, стоял дом купца Платона Филипповича Максарова… Ну, про это каждый уже знает, но я снова, чтобы по порядку…

— Ой… — сказала Лорка рядом с Ваней. А он ничего не сказал, потому что не понял. Не узнал свой голос. И лишь после нескольких фраз будто очнулся.

— Это ты… значит, ты записала меня на диктофон?

— Конечно, — спокойно согласилась Лика. — А ты хотел, чтобы все это пропало?.. Я включила запись в мобильнике, и вот… А ты что, обиделся?

Да ни чуточки он не обиделся! Просто не ожидал… Он слушал теперь свой рассказ вместе с остальными и будто смотрел кино. Конечно, легкие штриховые рисунки не были похожи на кадры фильма, но… они все равно были живыми! Потому что удивительно живою была рука Анжелики Сазоновой, умеющей двумя штрихами набросать эпизоды и портреты.

…И был Платон Филиппович Максаров с семейством у волшебного фонаря…

…И лицо Гриши, увидевшего парусник на экране.

…И портрет конопатого Агейки.

…И капитан Гарцунов с густыми эполетами.

…И стройный, окутанный снастями бриг у архангельского причала.

…И тот же бриг под парусами, в океане.

…И шторм, когда Гриша удерживает развязавшиеся весла.

…А еще — офицеры Артемиды, гардемарин Невзоров, девочка Анна, малыши с бумажными голубками, старый полковник Шато, прижавшийся к нему мальчонка.

…И тот же мальчонка — Павлушка — снова, снова, снова. С тревогой в глазах и несмелой радостью от неожиданной дружбы.

…Потом французский капитан фрегата, непроходимые заросли Ривьер — Сале, выбросившая клуб дыма пушка.

…Светлоголовый мальчик и черная девочка — друзья Гриши на Кубе.

…Добродушный и решительный доктор Повилика…

…И Гриша — как он бежит по знакомой Ляминской улице к родному дому.

…И Павлушка с девочкой Соней Луковой — рука в руке.

…Самодельная пушка в окружении растрепанных мальчишек на берегу.

…И наконец тоненький Саша Юхманов с ладонью у берета. На фоне пылающего, уходящего под воду «Охотника»…

Рисунков было не меньше полусотни. Конечно, Лика сейчас не прокручивала всю звукозапись подряд. Быстро проматывала куски без картинок и включала звук перед очередной иллюстрацией. Но все равно осталось впечатление «потрясного кинопоказа», как выразился Федя…

И все с Федей согласились. И канючили, чтобы Лика для каждого сделала на дисках копии. Только Ваня не канючил. Потому что Лика сказала сразу:

— А тебе я сделаю не только эту запись, но и отдельно твой рассказ и сами по себе картинки. И даже добавлю те, которых здесь нет…

— Лика, когда же ты успела… все вот это?.. — изумленно пробормотал Ваня. — За одни сутки…

Лика сказала, что не за сутки. Рисовала она давно. А вчера сделала лишь несколько последних рисунков. Потом они с Тимом у него дома (там был сканер) перевели их на диск. И Ванину речь. Труднее всего было поместить иллюстрации и рассказ на одном диске…

— Но папа у Тимы такой специалист!.. Непонятно даже, в кого такой непутевый сын… Ай! Я же пошутила!

Квакер задумчиво вертел перед собой малыша Пришельца. И вдруг сказал:

— Вань, а ты, значит, придуривался тогда?

— Когда? — Ване стало тревожно.

— Ну, помнишь разговор? Я сказал: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты». А ты ответил, что все равно не знаешь, кем быть…

— Ну… и что?

Квакер пожал плечами. Сказал, как о вещи, понятной давно и всем:

— Ты же готовый писатель. Твой Жюль Верн отдыхает…

— Да ну тебя… — выговорил Ваня. — Бзя…

Но Лорка шепнула у его щеки:

— Ваня, не спорь…

И он не стал спорить. Не потому, конечно, что принял слова Квакера всерьез, а потому что… Лорка иногда говорила так, что могла обидеться, если ей не поверить…

Лика же продолжала всех удивлять сюрпризами. Каждому подарила его портрет. Сделаны портреты были тоже несколькими штрихами, но удивительно похоже. И не шаржи, серьезные. В каждом схвачено что — то самое главное. У Никеля — его взгляд, направленный в глубину, в самого себя. У Тростика — удивление перед находкой: он держит в пальцах выпуклую линзу. У Квакера — грустноватый и в то же время прицельный взгляд (и большие уши ничуть не кажутся смешными)… Федя — деловитый, со стамеской. Андрюшка, удивленно оглянувшийся (возможно, опять поспорил с Евдокией Леонидовной — «чё я сделал?»).

Тимофей Бруклин на рисунке жевал стебелек (может быть, что — то сочинял про Онегина).

А Лорка, а он, Ваня, — где?

Они оказались вместе. То есть на двух рисунках, но одинаковых, будто копии. Они улыбались и смотрели перед собой, но понятно было, что улыбаются они друг другу…

Оба разом вопросительно взглянули на Лику.

— А что? Разве не так? — спросила она.

Они опустили глаза и весело посопели: все было так…

Лика наклонилась к Ване и полушепотом пообещала:

— Потом я еще нарисую вам на память карту Гваделорки…

Ваня вздрогнул:

— А ты… откуда знаешь про нее?

— Вот те на… — сказала Лика. — Все, по — моему, знают про вашу сказку.

По дороге домой, когда шли вдвоем, Ваня спросил:

— Откуда же они знают?.. Лор, ты кому — нибудь говорила про наш остров?

Она ответила беззаботно:

— Вань, я не помню. Кажется, нет… Может, однажды Никелю? Там, на даче… Но я правда не помню. А ты обиделся?

— Да нисколько. Просто удивился… Но вообще — то я думал, что это лишь наша тайна…

— А она и есть наша, — сказала она чуть удивленно. — Разве нет? Никто ведь в нее не вмешивается… А если знают, то что плохого? Наоборот…

— Может, и наоборот… Вот, карту получим…

— Многие ведь знают друг про дружку… Квакер никому не говорил, что хочет пойти в училище спасателей, а про это всем известно…

— Мне неизвестно! — удивился Ваня.

— Было неизвестно. А теперь знаешь, — улыбнулась она, почти как на портрете. Глядя перед собой. И сказала еще: — Про тебя тоже не знали, что станешь писателем. А теперь…

— Смеешься, да? Вот надергаю за бывшие косы!

— Бе — е… — ответила она. Высунула круглой лопаткой язык и на всякий случай отпрыгнула в сторонку…

Прощание. Вулкан Матуба и Чехов

С детсадовских времен Ваня мечтал о чудесной игрушке — о железной дороге. Не о кукольной, с размалеванными вагончиками и побрякушками на паровозе, а о настоящей. То есть маленькой, но в точности похожей на настоящую. Это была в общем — то и не игрушка, а набор моделей. Такими увлекаются и взрослые: коллекционируют тепловозы и вагоны разных видов, составляют длинные поезда, пускают их по путям из множества рельсов со стрелками, переездами, семафорами и виадуками… У Вани даже был один такой тепловозик, он стоял на полке, на кусочке рельсов длиною в полметра…

Ваня знал, что, если бы он просил долго и отчаянно, родители могли бы наскрести денег на дорогой подарок. Ну, хотя бы на одну коробку, на самый начальный набор. Но он не просил. Не имело смысла. Все равно разложить рельсы и пустить поезд было негде. Ваня, мама и папа всегда обитали в тесноте. Пока жили вместе, половину одной из двух комнат занимал рояль. На оставшихся квадратных метрах негде было повернуться. Когда родители разошлись и разменяли жилплощадь, стало не лучше. В новых двух комнатках, где поселились мама и Ваня, места оказалось, как в каютках брига «Артемиды» (правда, Ваня о бриге тогда еще не знал). К тому же мама зачем — то (наверно, с досады) купила громоздкую мебельную стенку и большущий телевизор, хотя в такой тесноте вполне хватило бы и старого, маленького. Старый она отдала Ване, и он кое — как пристроил его в своей комнатушке, где с трудом помещались кушетка, стол и стеллаж…