Зеленый круг - Каста Стефан. Страница 4

Я чувствую, что Дина больше не читает, а сидит и наблюдает за мной. Я подцепляю клеща и выкручиваю его. Раз — и он у меня в руке! Это легко, когда они такие крупные. Я показываю клеща Дине. Она вздрагивает от отвращения и вскакивает.

— Выброси его! — кричит она.

Я смеюсь.

— Ты боишься клещей?! — я с трудом могу поверить, что Дина испугалась такой мелочи, как клещ.

Я подношу насекомое к ее лицу. Пуфф демонстративно спрыгивает с моих коленей и с раздраженным видом нас покидает.

— Поцелуй его! — говорю я. — Его никто никогда не целовал.

Дина громко взвизгивает и отбегает от меня подальше. Я бегу за ней, и мы с воплями носимся вокруг садовой мебели.

— Что случилось? — кричит папа.

Я слышу в его голосе тревожные нотки.

Мы с Диной останавливаемся и смотрим вверх на крышу. Я поднимаю клеща.

— Он хочет, чтобы его поцеловали, — говорю я, — а Дина трусит.

Я подношу клеща к губам и крепко его чмокаю.

— Ням-ням, — говорю я.

Дина снова вопит.

— Фу, какая гадость! — подвывает она.

С крыши доносится папин смех.

— Где мама? — кричит он.

— Развлекается с соседом! — кричу я ему в ответ.

Больше папа ни о чем не спрашивает. Я вижу, как он снова ложится на черепицу. Дина прикуривает сигарету вишнево-красной зажигалкой.

— Дядя Хассе, — говорю я ей и киваю в сторону соседнего дома.

На балкон выходит мама с телефоном в руке.

— Что вы делаете? — спрашивает она.

— Ничего, — отвечаю я. — Просто Дина боится клещей.

Мама смеется.

— Дина, я тоже их боюсь! — говорит она. Потом задирает голову и кричит: — Аксель, ты проголодался?

— Сначала разберусь с черепицей.

— Обед будет готов через пять минут.

Мы обедаем в саду. Мама накрыла на веранде. На столе — рулон бумажных полотенец, кончик вяло колышется на легком ветерке. Мама приготовила омлет с нарезанной кружочками картошкой, маслинами и вяленой свининой. Даже нашла где-то помидоры и выложила их по краю блюда. Вкусно, но лучше бы вместо картошки были баклажаны.

— Омлет по-крестьянски, — сказала мама Дине, вынося блюдо. — Надеюсь, тебе понравится.

По-моему, странное название, ведь никаких крестьян у нас за столом нет. Дина кивает. Через некоторое время с крыши спускается папа и отряхивает джинсы. Вокруг него поднимается облако красноватой пыли.

— Аксель, — вздыхает мама, — неужели так сложно отойти в сторону?

— Будет чертовски здорово! — говорит Дина.

— Ты так считаешь? — спрашивает папа и, прищурившись, смотрит на крышу. — Надеюсь, теперь они лежат достаточно плотно.

Папа отматывает длинную полосу полотенец и вытирает с лица пот.

— Что ты читаешь?

Дина протягивает ему книгу.

— Интересно?

Дина кивает и улыбается. Они с папой нашли друг друга.

— Можете взять ее почитать. Я почти закончила. Она быстро читается.

— С удовольствием, — говорит папа. — Очень мило с твоей стороны.

Мама встает из-за стола.

— Подождите, — говорит она, — я схожу за фотоаппаратом.

Через некоторое время она выходит, неся в руке фотоаппарат с серебристым корпусом.

— Мы купили его на днях, но еще ни разу не пользовались.

Мама наводит на нас объектив, прищуривается и улыбается. «Щелк!» — раздается в ту же секунду.

— Как здорово! — восторженно кричит она и передает фотоаппарат нам с Диной. — Первый снимок!

Я смотрю на маленький экран. Вижу Дину, папу и себя, омлет по-крестьянски, развевающийся конец бумажных полотенец, книгу Дины, папину газету с кроссвордом, аккуратно сложенную пополам, голубые кисти сирени у нас за спиной, а за ними — фрагмент сада с красными и желтыми искусственными цветами на металлических стеблях. Я впервые вижу картину, от которой словно пахнет сиренью. Сегодня необычайно хороший день. Настоящий предвестник лета! Разве что-нибудь может пахнуть лучше сирени? Это один из последних цветков, оставшихся у людей. Поэтому неудивительно, что я забыла о запахах и вспомнила о них лишь сейчас, держа в руке фотоаппарат. Наверное, Дина почувствовала то же самое. Ведь она впервые у нас в гостях.

Вечером мы лежим и болтаем. В доме тихо. Папа разгадывает кроссворд. Мама смотрит телевизор. Субботнее спокойствие. Пуфф растянулся на кровати Дины и мурлычет. Предатель! Почему всем нравится Дина? Но тут я вспоминаю, что это просто потому, что она моя подруга.

— Ты мне нравишься, Юдит, — говорит Дина.

— Несмотря на то что веду себя как малолетка?

Дина мотает головой.

— Ты не такая, как все.

— А разве не все «не такие»? — спрашиваю я. — Ведь все не похожи друг на друга.

Дина снова качает головой. Она медленно гладит брюшко Пуффа. Он очень доволен.

— Нет, — говорит она. — Многие не такие. Я ненавижу это время. Наш мир катится к чертям, Юдит.

Я долго молчу, потому что не совсем понимаю, что она имеет в виду.

— Ты говоришь прямо как Бендибол, — наконец произношу я. Это единственное, что мне приходит в голову.

Вторник — день Марса

Пожалуй, я перескочу через несколько дней. Думаю, вы понимаете почему. Какой смысл их все перечислять? Они и так вам знакомы, ведь правда? Бендибол утверждает, что это лучшие дни. Больше всего на свете он любит будни, которые просто приходят и уходят, не принося с собой никаких событий. «В них заключена вся поэзия жизни», — сказал он однажды. Я ничего не поняла, но, по-моему, звучало это как-то вымученно. Когда я поделилась с ним своим мнением, он посмотрел мне в глаза и вздохнул: «Жизнь — это сон, Юдит. Сон с твоим участием. Разве это не чудо?»

Теперь я смотрю на это иначе. Если бы я тогда знала то, что знаю сейчас, я бы крепко его обняла и сказала: «Бендибол, ты гений! Ты разгадал тайну жизни!» Подумать только — ответом стал обычный вторник. Всего семь букв. В чем смысл жизни? Никогда бы не догадалась, что это — вторник!

Бендибол выглядит не как обычный преподаватель шведского языка. Он высокий и крупный, очень мужественный. Осанка как у швейцара. Но у него добрые и немного грустные глаза и прямой лоб. Одет он всегда старомодно: мешковатые бежевые брюки и желтая или зеленая клетчатая рубашка навыпуск. Он мил как медведь Балу, но когда сердится, его лицо становится красным как стоп-сигнал.

Бендибол без ума от Гуннара Экелёфа — если, конечно, вам известно, кто это такой, — и сыплет цитатами из его стихов. «Я живу в другом мире, но ведь и ты живешь в том же самом», — может сказать он, увидев меня в коридоре ранним утром. «Заберите меня отсюда!» — подумала я, встретив его впервые. Сейчас все наоборот. Когда слышишь эту фразу достаточно часто, она уже не кажется странной и непонятной, тебе словно открывается нечто новое, этакая дверь в другое измерение. Это до того здорово, что волоски на руках встают дыбом!

Мне бы тоже хотелось стать писателем. Написать что-нибудь новое, ни на что не похожее. Я размышляла: не к этому ли пытался подвести меня Бендибол? Иногда он говорит, что у меня есть дар: «Ты можешь писать, Юдит». Но я не знаю. Не чувствую, что моих слов хватит, чтобы описать все, о чем хочу рассказать.

Этот день, этот унылый вторник, начался действительно скверно. Всю ночь накануне Дэвид Бекхэм слал мне эсэмэски, но я ни на одну не ответила, потому что иногда просто не в силах выносить его треп. Утром Дэвид встречает нас с Диной и устраивает скандал.

— Чертова шлюха! — вопит он так, что эхо разносит его крик по всему коридору.

Он твердит, что я шлюха, снова и снова. Его глаза пылают ревностью. В коридоре, кроме нас, никого. Я просто стою и слушаю. Бывало и хуже. Но вдруг терпение лопается у Дины — она подходит к нему и с размаху бьет прямо в лицо. Не знаю, что произошло, — ее словно молнией ударило. Она рассвирепела. Дэвид Бекхэм пошатывается и замолкает. Он изумленно смотрит сначала на меня, затем на Дину. Тут она бьет его снова. Звук удара эхом разносится по коридору. Я вижу, как у него из носа течет кровь. Еще удар, и еще один. Дэвид Бекхэм падает на колени и хватается руками за лицо. Его пальцы краснеют от крови. Дина пинает его, и он валится на бок.