Огонь в затемненном городе (1970) - Рауд Эно Мартинович. Страница 5

Вот кто такие кадакасы. Мне кажется интересным наблюдение, что животные часто бывают похожи характером на своих хозяев. Возьмем, к примеру, нашего домохозяина и его собак. Их у него две: одна большая — немецкая овчарка, а другая маленькая — пинчер, или, точнее, жесткошерстный обезьяний пинчер, карликовая порода пинчеров. Овчарку зовут Гектор. И он злой, как наш домовладелец. Пинчер Тоди — коварный, как супруга домовладельца. Порой, когда Гектор спущен с цепи и бегает по двору, ни один человек не осмеливается войти во двор, даже почтальон, который уж, казалось бы, должен быть привычен к собакам.

Жена домовладельца и его дочь, естественно, тоже кадакасы. Имя дочери — Дорит, она старше меня года на три-четыре и считает себя бог знает кем. Она имеет обыкновение отвечать на мое приветствие едва заметным кивком головы.

Теперь расскажу историю, которую мне случилось наблюдать самому. По-моему, история символическая.

Дорит прогуливалась со своими собаками по улице Пикк. В это самое время с Садовой улицы на улицу Пикк вышла маленькая девочка Эло. Она тоже была с собакой — очень симпатичным и серьезным мопсом. Несколько мгновений спустя между собаками началась драка. Гектор и Тоди яростно атаковали мопса. Думаете, мопс бросился наутек? Ничего подобного! Он тоже показал, что зубы у него не только для еды. Он вступил в неравную борьбу.

Конечно, мопсу трудно было бороться с двумя наглыми противниками. Когда он сцепился с Гектором, пинчер напал на него сзади. У мопса было разорвано ухо, и я опасался, что он вот-вот поддастся. Эло стояла тут же рядом и плакала.

Тогда Дорит принялась разнимать собак. Но как она это делала! Она подошла к дерущимся собакам и стала бить ремешком… мопса! Конечно, Гектор и Тоди поняли это как поддержку, и героическое единоборство могло кончиться для мопса совсем плачевно.

Мимо «поля боя» ехал ломовик.

— Мужчина! — позвала Дорит. — Помогите вашим большим бичом.

Она не сказала «бичом», а «биичом», что казалось ей более утонченным и более достойным для кадакасов.

Ломовик остановил лошадь, подошел и прежде всего как следует перетянул Гектора рукояткой кнута по спине.

— Нет, не этому! — крикнула Дорит. — Дайте мопсу, мопсу!

— Уж я сам вижу, кому надо дать, — сказал ломовик.

И затем Тоди тоже получил по морде.

Больше им и не требовалось. Овчарка впереди, пинчер следом бросились домой со всех ног. Мопс уселся на тротуаре и стал зализывать свои раны.

На кукольном лице Дорит глаза загорелись ненавистью.

— Вы хам, — сказала она ломовику.

Но извозчик не обратил на это особого внимания.

— Похоже, небольшой урок и вам бы не повредил, — сказал он, вспрыгнув на телегу и трогаясь дальше.

— Хам, — повторила Дорит и отправилась вслед за своими собаками.

Эло все еще всхлипывала. Тогда я сказал, что у нее замечательный мопс. Это ее утешило. Я проводил Эло до дома и пообещал иногда приносить ее собаке кости, если нам случится получить от тети из деревни мясо.

Я думаю, что теперь читатель получил некоторое представление о кадакасах. Едва ли надо еще объяснять, что кадакасы прекрасно уживались с настоящими немцами. И в нашем доме это постепенно становилось все заметнее: не раз можно было наблюдать, как Дорит беседует в воротах с немецким офицером.

Когда я рассказал об этом Олеву, он задумался, а потом сказал:

— Немцы больше семисот лет угнетали эстонцев.

— Вот именно, — подтвердил я.

— И все-таки, все-таки, — сказал Олев, — среди нашего народа находятся такие люди, которые скорее хотят быть немцами, чем настоящими эстонцами. Разве не забавно?

— Не забавно, а грустно.

— Очень грустно, — сказал Олев. — И если бы этих кадакасов было больше, эстонский народ вообще бы исчез с лица земли.

— Эстонцы никуда не исчезнут, — уверенно сказал я. — Эстонцы хоть и маленький, но очень крепкий народ.

— Попробуем и мы быть крепкими.

Конечно, я был согласен с Олевом. Бывает такое время, когда каждый человек, даже мальчишка в коротких штанишках, должен быть крепким. Крепким и надежным. Иначе нельзя.

ФУТБОЛЬНЫЙ МАТЧ

Если среди моих уважаемых читателей найдутся серьезные болельщики, то я должен заранее извиниться за то, что о самом футболе в этой главе говорится сравнительно мало. Дело в том, что футбольная команда немецкого военного гарнизона встретилась с командой нашего городского футбольного клуба и выиграла 6:0. Как говорится, комментарии излишни. Единственно, что можно сказать: нам было стыдно. Стыдно, что немцам без труда свалился в руки такой подарочек на родине Кристьяна Палусалу и Иоханнеса Коткаса [2]. Разве Палусалу на Олимпийских играх в Берлине для того положил на лопатки немца Хорнфишера, чтобы наши футболисты разрешили позже набить себе шесть голов и не забили ни одного в ответ? Нет и еще раз нет! Но все же так оно случилось, и я не собираюсь в своих записках фальсифицировать факты, как бы ни горька была иногда правда.

Мы с Олевом оба видели эту игру. Опираясь на барьер, окружавший стадион, мы кричали как сумасшедшие, когда нашей команде случалось подавать угловой.

И вдруг меня очень больно ущипнули за ягодицу.

Я молниеносно оглянулся.

Позади меня стоял немецкий офицер.

— Освободите место даме, — сказал он по-немецки и небрежно турнул нас.

Только тут я заметил, кто была эта «дама». Не кто иная, как Дорит. У меня потемнело в глазах.

— Держи себя в руках! — услышал я голос Олева.

Я напряг всю силу воли и взял себя в руки, несмотря на то, что Дорит ехидно ухмылялась. Мы нашли себе новые места неподалеку и продолжали смотреть игру.

— Постарайся запомнить лицо офицера, — сказал Олев. — Мы этого так не оставим. Пусть он будет нашим немцем номер один.

Ягодица у меня все еще слегка побаливала от щипка, и я постарался получше запомнить лицо офицера.

После матча, когда мы брели домой, Олев снова заговорил об офицере.

— Ничего. Мы не будем спускать с него глаз и отомстим за оскорбление.

— Мы не должны забывать, что этот офицер — оккупант и надо отомстить ему как оккупанту, — сказал я.

Олев был с этим полностью согласен.

— Знаешь, — сказал он, — я считаю, что мы должны вообще начать действовать серьезнее. Следовало бы объявить войну Германии.

Но тут я возразил:

— Сами фашисты никому еще войны не объявляли. Они всегда нападали на другие государства без объявления войны. Такая уж у фашистов мода. Возьмем хотя бы сегодняшний случай. Разве этот офицер предупредил нас прежде, чем давать волю рукам?

— Тогда будем просто считать себя в состоянии войны с фашистами, — предложил Олев.

— Это уже другое дело.

И мы сказали вместе, скрепив наши слова рукопожатием:

— С этого момента считаем себя в состоянии войны с великой Германией.

Нас было всего двое. Подростки. Почти мальчишки. У нас не было никакого оружия. Но мы считали себя воюющими с фашистской Германией. Берегитесь, фашисты!

Мы сразу же зашли к Олеву домой, чтобы обсудить план действий.

Олев нашел чистую школьную тетрадку и написал на обложке:

Но пока, к сожалению, секретных данных было сравнительно мало. Вот они:

— Наживкой мы используем Дорит, — сказал Олев.

— Какой еще наживкой? — не понял я сразу.

— Ну, приманкой, — объяснил Олев. — Дорит будет приманкой, которая завлечет офицера к твоему дому.