Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - Автор неизвестен. Страница 73

Услыхав слова Калдыргач, сестры своей, Алпамыш, не открывая себя, сказал ей в ответ такое слово:

— Ты какого ока доброго зрачок?

Чистых уст каких — правдивый язычок?

Что забилась ты, бедняжка, под чангал?

В племени конгратском чей ты есть росток?

Солнечной весной в саду не вянет цвет.

От достатка кто в такую рвань одет?

Как тюрёю стать Ултан-паршивец мог?

Или у тебя опоры в близких нет?..

Сестра Алпамыша, Калдыргач, такое слово ему сказала:

— Тот, в чьем оке я была зрачком, — далек,

Чьим устам служила языком, — далек.

Если поняла я темный твой намек,

О беде, о нашей как узнать ты мог?

Но, коль скоро сам ты правду разузнал,

Так и быть — я тайны отомкну замок:

Племенем своим конгратским я горжусь.

Дома своего я тоже не стыжусь, —

Шаху Байбури я дочкой прихожусь.

За верблюжьим стадом по степи кружусь, —

Разве в кармазу и шелк я наряжусь?

Знала ль я, какая ждет меня судьба?

Алпамыша-брата жду я, не дождусь.

В странствие пустился он в далекий край.

Подвигов, бывало, много совершал;

Может быть, с врагами в стычке оплошал, —

Слух дошел, что умер он в стране чужой;

Слух еще дошел, — он якобы живой;

Только от него пока от самого

Не было известья нам ни одного.

Думаем, что он погиб, скорей всего.

Если б жив-здоров он был и не погиб,

Неужель враги пленить его могли б?

Тысячу врагов один он устрашал!

Если б даже в битве он и оплошал

И попал в зиндан, — давно бы убежал.

Будь он жив, узнал бы и в чужом краю,

Что у нас Ултан в Конграте ханом стал.

Он бы нас своей опоры не лишал!

Он бы убежал и прискакал давно!

Видимо, прибыть ему не суждено,

Видимо, с бедою горе заодно,

Видимо, погиб он, брат мой, Алпамыш!

Ты мои услышь печальные слова:

Пес-Ултан дерзнул ступать по следу льва.

Брата моего красавица-жена

(Может быть — жена, скорей всего — вдова),

И она Ултану подлому нужна:

Свадьбу негодяй сыграть намерен с ней!

Только у Барчин-сулу, сестры моей,

Не сумел согласьем заручиться он.

Плачет Ай-Барчин, осенних туч мрачней,

И не ест, не пьет, не спит уж сколько дней!

Ходят ежедневно, ей дары даря,

От Ултана сваты — речи тратят зря:

Дорогих его подарков не беря,

Не дает Барчин согласья, говоря:

«Жив мой Хакимбек, мой дорогой тюря!»

Верит, что вернется муж ее, мой брат…

Алпамыш, обращаясь к сестре своей Калдыргач, такое слово сказал:

— Если хочешь знать, поверь словам моим:

Не погиб твой брат, — он жив и невредим.

Сколько лет в зиндане мы сидели с ним!

Слово лжи не дам произнести устам, —

Если говорю, то верь моим словам:

Твой Хаким-ака еще томится там,—

Скоро убежит он, на позор врагам.

Он за все воздаст коварным калмыкам!

Не грусти, не плачь — он скоро будет здесь, —

Знай, Ултана также ждет батыра месть!

В ответ ему сестра так сказала:

— Если ты зовешься витязем, — смотри, —

Зла не совершай, добро всегда твори.

Будь здоров — и прежде срока не умри.

Если ты мой брат, — со мною не хитри.

Дальние пути, о боже, прокляни, —

Сколько причинили горя нам они!

От разрухи дом батыра сохрани,

Власти самозванной да затмятся дни,

Нам законного властителя верни,—

Дома Байбури да не сотрется след!

Уж не ты ли, путник, брат мой? — Говори —

Если ты мой брат, со мною не хитри!

Шуткой не сочти мной заданный вопрос,

Сам спроси меня, как без тебя жилось.

Да не сгубит розу пышную мороз!

Тайную твою исполню я мечту:

Ты оставил здесь сыночка-сироту,

Если б на его взглянул ты красоту!

Хочешь — за Ядгаром сбегаю в юрту?

Так сказала брату Калдыргач-аим.

Сидя на коне, задумался Хаким:

Если б он себя открыл перед сестрой,

Сердце б разорвал признанием таким.

Он подумал: «Правду лучше утаим!

Искренностью ранней делу повредим».

Говорит сестре он голосом глухим:

— Братом ты меня не называй своим, —

Бедненькая, скоро встретишься и с ним! —

С этими словами повернув коня,

Сокол в путь пустился, тайну сохраня.

«Уехал, что ли, путник?» — подумала Калдыргач-аим, не сразу из-под чангала выбравшись. Посмотрела — на расстоянии, глазу доступном, увидела: едет он, а конь, на котором верхом он сидел, похож на верхового коня брата ее, Алпамыша, — на Байчибара похож.

Узнав его, побежала Калдыргач вдогонку путнику, — убедилась, что действительно он — Алпамыш. Бежит она, такое слово говоря:

— Своего коня э, путник, не гони!

Осади его, поводья натяни!

Ты меня не видел, — на меня взгляни,—

О судьбе моей, терпение храня,

Расспроси получше!.. Придержи коня!..

Если из краев калмыцких держишь путь,

Страхи все забудь — и не таись ничуть!

Или я глупа, иль это ты, мой брат!

На Чибара только стоит мне взглянуть, —

Или я слепа, иль это ты, мой брат!

Мне подшитый ситцем твой чепрак знаком, —

Потрудилась я над этим чепраком… —

Птица кобчик любит сесть на горный склон.

Как превратен свет, как бессердечен он!

Что Барчин, бедняжке, испытать пришлось!

Брата по его коню узнать пришлось! —

И в слезах она бежит пешком за ним…

Чей-то зов как будто слышит Хакимбек, —

Ехать стал немного тише Хакимбек;

Обернулся — видит, — Калдыргач идет;

Повод натянув, остановился — ждет,

Думает: к добру ли встреча приведет?

Мужество в себе вторично ль обретет?

Жалости слеза глаза батыру жжет…

Подбегает к брату Калдыргач-аим, —

Конские поводья сразу же берет —

И себе на шею, бедная, кладет, [43]

Плачет и о стремя бьется головой:

«Брат мой, ты вернулся!.. Брат мой, ты живой!..»

Алпамыш, в седле сидящий, сам не свой,

Размышляет: «Если ей откроюсь я

И скажу: „Я брат твой, ты — сестра моя“, —

Ведь она ко мне прилепится тогда,

Не отстанет ведь, не пустит никуда.

Надо сделать сердце холоднее льда!..»

Как подумал, так и поступает он, —

У нее поводья вырывает он,

Говоря: «Хоть нам чубарый конь — родня,

Все ж ты возвела неправду на меня…»

Дернул он поводья — тронул в путь коня…

Горько зарыдала Калдыргач-аим:

— Поступаешь так зачем, ака-Хаким?

Пред родной сестрой прикинулся чужим!.. —

И назад за черным наром, за своим,

Бедная бредет — и стонет от тоски.

И своей дорогой едет бек Хаким, —

Сердце у батыра рвется на куски:

«Бедная моя, несчастная сестра!» —

Плачет он — вся грива у коня мокра.

Содрогалось небо, слыша этот плач.

Алпамыш пускает Байчибара вскачь, —

Едет — подъезжает к пастбищу батыр…

вернуться

Кладет поводья себе на шею… — в знак покорности согласно обычаю.