Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный. - Автор неизвестен. Страница 61

СТИХ 107

ЮРЮНГ УОЛАН

Ну, добро! Ну, добро!
Медногрудый жавороночек мой,
Златогрудая пташка моя,
Подруга моя, супруга моя,
В час, когда мы пропасть могли,
Счастье неумирающее твое
Повернулось к нам,
Улыбнулось нам!
Над пропастью ты меня провела,
Брод в глубокой реке нашла!
Радуюсь толковым твоим,
Крепким, как опора, словам…
Влечет мое сердце к тебе,
Горячо кипит моя кровь!
Хочу я любви твоей.
Ох, как я крепко тебя обниму,
О, как тесно к тебе прижмусь,
Хоть на острый, железный твой нос
Пусть я до смерти напорюсь…
Пусть в исступленьи любви,
Отточенные когти твои
На клочья меня раздерут!
А в объятьях твоих умереть
Будет только приятно мне… —
Так говоря,
Юрюнг Уолан
То с одной, то с другой стороны заходил,
Будто пытался поцеловать,
Да приладиться не умел
К длинному черному носу ее,
Торчащему, как железный лом,
К острому клюву ее,
Пышущему огнем.
Блудливая адьарайская дочь,
Когтистая Кыскыйдаан Куо,
Застенчиво лицо отводя,
Смущенно гнула к земле
Семисаженную шею свою
И, лязгая железом когтей,
Трогала огромный свой нос
И толстые губы свои…

СТИХ 108

КЫСКЫЙДААН КУО

Ай, беда мне! Алаатыгар!!!
Ай, какие длинные отросли!
Как с носом таким целоваться мне?
Как с когтями, острее железных кос,
Буду я тебя обнимать,
К телу своему прижимать?
Когда я за жизнь дралась,
Когти служили мне хорошо,
Когда я в битву рвалась,
Врага мой железный нос,
Как рогатина, бил наповал…
А теперь — на что мне они?
Ай, беда! Ай, горе мое! —
Так в отчаяньи причитала она.
А скачущий на Мотыльково-белом коне
Славный Юрюнг Уолан,
Опечаленным притворясь,
Осматривая невесту свою,
Покачивая головой,
Вздыхая, ей отвечал.

СТИХ 109

ЮРЮНГ УОЛАН

В день, когда я тебя привезу,
Обещанная подруга моя,
В восьмиободный мой
Средний мир,
Где долы весной цветут,
Где до неба горы встают,
Где воды играющие бегут,
Где золотом даль горит,
Говорить мои родные начнут:
«Славный, скажут, был богатырь
Бедняга Юрюнг Уолан…
А зачем он страшилище в жены взял
С десятью когтями на черных руках,
С носом длинным, словно пешня
Этим носом проруби можно рубить,
Да ведь как ему с нею жить?..»
Как пойдут такие речи про нас,
И начнут нас чуждаться все,
Отвернется родня от меня…
Ах, как это обидно мне… —
Так унылым голосом говорил
Юноша Юрюнг Уолан…
Дочь лихая абаасы —
Хвост дымовой,
Подол вихревой,
Захохотала в ответ,
Расставя ножищи свои,
Мотая звенящею головой.

СТИХ 110

КЫСКЫЙДААН КУО

Нечего унывать, молодец,
Не о чем горевать!
От будущей семейки моей
Не будет упреков тебе
За то, что привел такую жену,
За то, что когти мои остры,
За то, что страшен мой нос…
Да пусть мои когти совсем пропадут!
Да пусть их черт поберет!
Не нужен мне мой железный нос!
Для мужа милого моего —
Чтобы мне целоваться с ним,
Чтобы мне обниматься с ним,
От десяти своих черных когтей,
От клюва острого моего
Избавиться я хочу! —
И на глыбу каменную она
Длинные когти свои положив,
Сказала ему:
— Отруби! —
Прекрасный юноша — сын айыы —
Притворяясь, что испугался он,
Подался назад,
Сказал:
— Невеста возлюбленная моя,
Если я, ударив мечом, промахнусь,
Если кровь твою ненароком пролью,
Если я тебя погублю —
Я места от горя себе не найду,
Бесчестие будет мне! —
Свирепая Кыскыйдаан Куо
Ответила богатырю:
— Не робей, мой друг!
Поскорей руби!
Если кровь мою случайно прольешь,
Если даже меня убьешь,
Ты живой водою меня спасешь,
Которую похитила я
У коновода бурных небес
Кюн Дьэсегея — давным-давно…
На северной стороне,
За крепостью ледяной,
Под железной лиственницей вековой,
У толстых ее корней,
Темную ты увидишь нору —
Тайный звериный ход.
В горностая оборотись,
По той норе в подземелье спустись.
Там — в одном углу пред тобой
В чашке соболя черепной,
Ярко блеснет
Живая вода;
А в другом подземелья углу,
В черепе медвежьем, перед тобой,
В затылочной чаше его,
Синим светом тускло блеснет,
Мертвая забрезжит вода…
Полный рот живой воды набери
И обратно скорей беги.
Если вспрыснешь меня живою водой,
Бросишь капли три на раны мои,
То, если я буду мертва,
Тут же пред тобой оживу,
На ноги резво вскочу
Такая же, как была! —
Только выболтала
Тайну она,
Тут же Юрюнг Уолан
Ухватил двумя руками свой меч
И взмолился в сердце своем:
— Сестра моя Илбис Кыыса,
Силу в руки мои вложи!
Грозный Осол Уола,
Правильно меч мой направь!
Время мое пришло,
Бестрепетно должен я
Когти длинные отрубить,
Клюв железный укоротить
У любимой жены моей! —
Так воскликнув,
Юрюнг Уолан
Блестящим взмахнул мечом
И ударом одним
У Кыыс Кыскыйдаан
Десять железных ее когтей
Вместе с пальцами отрубил.
Огнеглазая адьараев дочь,
Оборотень подземных бездн,
Отчаянно вскрикнула:
— Ох, беда,
Ох, умираю я!.. —
И рухнула, в корчах крутясь,
В судорогах колотясь
Всем грузным телом своим.
Отпрянул Юрюнг Уолан,
Испуганным прикинулся он,
В отчаяньи руками всплеснул,
Громко запричитал:
— О, горе мне!
О, позор!
Я убил неверным ударом своим,
Погубил невесту мою!
Преданную подругу мою
Предал смерти своей рукой!
Проклянут меня в трех мирах,
Отвернутся все от меня…
Тяжек на душе моей грех!
Скажут: он убийца жены…
И прогонят меня,
Как поганого пса,
Пинком отшвырнут,
Как пегого пса!
Чем такую муку терпеть,
Лучше самому умереть!
И рогатины острие
Он направил в сердце свое.
Увидала горе его
Кыскыйдаан Куо,
На ноги резво вскочив,
Рогатину с расписным древком
Пинком ветвистой ноги отшвырнув,
Захохотала она
И сказала богатырю;
— Ха! Чего испугался ты?
Как бы ты спас меня,
Если бы умер сам?
Разве так оживляют мертвых, глупец?
Разве так исцеляют раны, дитя? —
И смеясь,
Кыскыйдаан Куо
Облизала синим своим языком
Обрубленные пальцы свои.
Исцелились мгновенно раны ее;
Словно у комолой коровы комли,
Пальцы короткие отросли.
— Погляди! — сказала она, —
Какие красивые у меня
Пальчики без когтей…
А теперь, желанный мой друг,
Отруби железный мой клюв! —
Летающий высоко
На Мотыльково-белом коне,
Глубоко вздохнув, отвечал
Могучий Юрюнг Уолан:
— Не мучай! Не принуждай!
Не обучен владеть я мечом,
Не могу твой клюв отрубить…
А Кыскыйдаан Куо
Залопотала в ответ:
— Алаата, богатырь!
Отказываться поздно теперь!
Будь мужчиной,
Бери свой меч
И руби смелее мой клюв,
Укороти железный мой нос,
Маленький — на моем лице —
Красивый носик оставь! —
И семисаженную шею нагнув,
Плотно прижала она
К плоскому камню
Сопящий свой клюв,
Журчащий «чуур-чаар».
И сказал Юрюнг Уолан:
— Ты сама вынуждаешь меня
Делать то, что я не могу…
Если вред причиню, исцелит тебя
Дьэсегея живая вода! —
Тут взмахнул он блестящим мечом-пальмой,
Ударил невесту свою
По шее длинной ее,
Голову ей отсек.
Дух ее челюсти и языка
Вылетел из пасти ее,
Завертелся, в ящерицу превратясь,
И пропал, свистя и смеясь…
Потухшие закатив глаза,
Отрубленная голова
Простонала, зубами скрипя,
Мертвою пастью своей
Проклятье провыла она…