Калле Блумквист и Расмус - Линдгрен Астрид. Страница 10
6
- По-моему, вы поступаете неразумно, профессор Расмуссон, - сказал тот, другой человек.
Да, в этот момент профессор не производил впечатления разумного человека! Казалось, он вот-вот взорвется от злости. Ему явно больше всего на свете хотелось кинуться на человека, сидевшего напротив него. И только то, что он все еще был связан и на коленях у него сидел Расмус, мешало ему наброситься на противника.
- Ужасно неразумно, - продолжал тот, другой. - Да, да, признаюсь, мой образ действия несколько необычен, но я был вынужден поступить так. Это было просто необходимо. Ведь мне нужно было поговорить с вами.
- Убирайтесь к черту! - выругался профессор. - Либо вы переутомились от чтения скверных детективов, либо вы не в своем уме.
Тот, другой, рассмеялся сухим высокомерным коротким смешком и начал прогуливаться взад-вперед по траве. Это был высокий, статный мужчина лет сорока; лицо его было бы красиво, не будь оно таким устрашающе жестоким.
- В своем я уме или нет, это не ваше дело, - сказал он. - Единственное, что я хочу знать, - принимаете ли вы мое предложение или нет.
- А единственное, что хочу знать я, это когда я смогу дать вам по физиономии! - воскликнул профессор.
- По мне, он должен был бы сделать это прямо сейчас, - прошептал, стоя за елью, Калле, и Андерс в знак согласия кивнул головой.
Однако незнакомец, посмотрев на профессора, словно тот был малое неразумное дитя, сказал:
- Зачем вам зря выбрасывать на ветер сто тысяч крон? Я предлагаю вам за эти формулы сто тысяч крон. Что, неплохая цена? Вам не нужно даже самому передавать мне бумаги, если совесть мешает вам это сделать. Вы можете только намекнуть, где они находятся.
- Послушайте, вы, инженер Петерс, или как вас там зовут, - возмутился профессор, - разве вам не ясно, что формулы эти - собственность шведского государства?
Петерс нетерпеливо пожал плечами:
- Никому не надо знать, что ваше изобретение покинуло пределы Швеции. Непробиваемый легкий металл могут случайно изобрести и в других странах - надеюсь, вы это понимаете. Это только вопрос времени. Только ради того, чтобы выиграть время, я хочу купить ваши формулы.
- Убирайтесь к черту! - повторил профессор. Прищурив глаза, Петерс сказал:
- Я должен их получить. Я должен получить ваши формулы.
Расмус, до сих пор сидевший молча, вмешался в разговор:
- «Должен получить», «должен получить» - разве так говорят? «Я хотел бы получить» - вот как говорят.
- Замолчи, Расмус! - сказал профессор и крепче прижал к себе сына.
Инженер Петерс задумчиво посмотрел на них обоих.
- Какой у вас славный малыш, - многозначительно произнес он. - С ним вы, вероятно, не желали бы расстаться?
Профессор молча и презрительно смотрел на человека, стоявшего перед ним.
- А может, мы все-таки заключим с вами небольшую сделку? - продолжал инженер Петерс. - Скажите мне, где находятся бумаги, и я пошлю верного человека забрать их. Вы останетесь здесь, пока я не удостоверюсь в подлинности этих документов. А затем вы будете свободны и, кроме того, на сто тысяч крон богаче.
- Заткнитесь! - вскипел профессор. - Я не в силах больше слушать.
- Как уже говорилось, на сто тысяч крон богаче, - невозмутимо продолжал Петерс. - В ваших собственных интересах я советую вам согласиться на мое предложение. Потому что, если вы этого не сделаете…
Последовала грозная пауза.
- Ну, а что, если я этого не сделаю, - презрительно произнес профессор, - что тогда?
Подобие улыбки, недолгой злой улыбки, промелькнуло на лице Петерса.
- Тогда вы видите своего сына в последний раз, - сказал он.
- Вы глупее, чем я думал, - удивился профессор. - Уж не воображаете ли вы, что запугаете меня такими детскими угрозами?
- А это мы еще посмотрим. Лучше для вас, если бы вы уяснили себе, что мы не шутим.
- А для вас лучше уяснить себе, что я никогда не скажу, где храню свои бумаги.
Расмус выпрямился на коленях у папы и пристально посмотрел на инженера Петерса.
- Не-а, я тоже ничего не скажу, - ликующе заявил он. - Хотя я знаю, где они.
От этой неожиданной неприятности профессор вздрогнул.
- Не болтай глупости, - сказал он. - Откуда тебе знать!
- Это я не знаю? - возмутился Расмус. - На что поспорим?
- Замолчи, ты даже не понимаешь, о чем мы говорим, - отрезал профессор.
- А вот и понимаю, - настаивал Расмус, которому не понравилось, что сомневаются в его способности следить за ходом беседы. - Вы болтаете о тех самых бумагах с маленькими красными цифрами. О тех, которые такие секретные, такие секретные, такие…
- Да, именно о них мы и болтаем, - горячо подхватил инженер Петерс. - Но ты, верно, не знаешь, где они, ведь ты такой маленький.
Профессор со злостью прервал его:
- Все это ни к чему! Вы разве не понимаете, что все документы я храню в надежном банковском сейфе!
Расмус неодобрительно взглянул на отца и строго сказал:
- А вот и врешь, папа. Они вовсе и не в этом, как его… сейфе.
- Замолчи, Расмус! - с неожиданной яростью прорычал профессор.
Но Расмус счел, что в это дело надо внести ясность, поскольку папа, похоже, забыл, как все было.
- И вовсе они не в каком-то там сейфе, я точно знаю, - убежденно заявил мальчик. - Потому что я прокрался за тобой вечером, папа, когда ты думал, что я сплю. А я стоял на лестнице в прихожей и видел, что ты клал…
- Замолчи, Расмус, - с еще большей яростью прорычал профессор.
- Чего ты рычишь, - обиделся Расмус. - Я не стану говорить, где они…
Взглянув с состраданием на инженера Петерса, он продолжал:
- Хотя я мог бы сказать «горячо» или «холодно», ведь так всегда делают!
Профессор грубо встряхнул его.
- Ты замолчишь или нет? - закричал он.
- Да, да, да, замолчу, - нетерпеливо произнес Расмус. - И я ведь вообще ничего не сказал.
Задумчиво состроив гримаску, он немного поразмышлял, а потом добавил:
- Хотя это во всяком случае не «горячо», и не «холодно» тоже.
7
Ева Лотта осмотрелась в своей тюрьме. По правде говоря, тюрьма была довольно уютной. Если бы этот Никке не прибил несколько толстых реек в оконной раме, Еве Лотте могло бы показаться, что она желанная гостья на этом острове. Разве ее не поместили в хорошеньком домике, где она могла хозяйничать как ей заблагорассудится? Здесь было по-домашнему уютно: клетчатая хлопчатобумажная обивка на четырех диванах вдоль стен, нарядная ширма перед умывальником, у окна - маленький столик, на нем книги и газеты, чтобы не скучать. «Изо всех берлог киднэпперов эта наверняка самая чудесная в мире», - подумала Ева Лотта. И в самом деле, не каждое логово киднэпперов может похвастаться таким чудесным видом из распахнутого окна, откуда, несмотря на прибитые рейки, открывался летний пейзаж удивительной красоты. Внизу, сверкая в лучах солнца, лежал залив, заключив в свои голубые объятия мелкие зеленеющие острова. Ева Лотта тяжко вздохнула. Спуститься бы по этой усыпанной опавшими еловыми иголками тропинке в ельнике к причалу, нырнуть вниз головой в прозрачную воду, а после лежать на мостках, загорать, дремать и слушать тихий плеск волны, покачивающей пришвартованные лодки.
Кстати о лодках! У киднэпперов их было немало. Ева Лотта могла разглядеть моторку, которая перевезла их через пролив. Три весельные шлюпки стояли совсем близко от берега, покачиваясь на слабой мертвой зыби. Кроме того, на длинном причале лежало вытащенное из воды большое канадское каноэ.
«Этот остров слишком комфортабелен для киднэпперов, - подумала Ева Лотта. - И в случае нужды здесь хватило бы места на целый эскадрон. По крайней мере, ему не было бы тесно».