Чародеи на даче - Иванов Антон Евгеньевич. Страница 12

Деревья поредели. Вся компания выбралась на болотистую поляну. Странно, но и здесь неба видно не было. Растущие вокруг поляны деревья так лее плотно смыкали кроны, перекрывая доступ солнечному свету. В болоте чавкало, булькало и стонало.

В довершение к этим, и без того леденящим кровь, звукам прибавился заунывный многоголосый вой. Словно несколько сотен неприкаянных душ выводило исполненную смертной тоски песню без слов.

Эко их тут разбирает! - восхитился Ничмог- лот Берендеевич и, похлопав по крупу Козлавра, ободрил: - Да ты не трясись - свои.

Но поэту-сатирику все равно было явно не по себе. Местность ему не нравилась.

Песня смолкла. Поверхность болота вскипела. В следующий момент из зеленотинной пены, как чертик из табакерки, визгливо хохоча, выскочило плюгавенькое существо - костлявое, востроносое, с растрепанными космами водорослей вместо волос.

Кима! - Ничмоглот Берендеевич резво спрыгнул с Козлавра на землю. - Сколько лет, сколько зим! Иди, я тебя обниму.

Стой, болван! - в последний момент успела ухватить его за ворот майки Ядвига Янусовна. - В болото провалишься.

Кима, в три прыжка достигнув заветной тропинки, по которой компания Темных пересекала болото, повисла на шее у лешего.

Глоша! Кузен мой любезный! Какими судьбами?

Любезный кузен, ласково похлопывая ее по костлявой спине, хотел было уже пуститься в объяснения, но Татаноча свирепо фыркнула. И леший вместо ответа сам вдруг задал вопрос:

И давно ты тут?

Да пять лет уже. Не очень удачная командировка. - На зеленовато-землистом лице Кимы появилось брезгливое выражение. - Люди нынче пошли не те. Ох, совсем не те. Ничего не боятся.

Лезут куда ни попадя. Болота почем зря осушают. Да и наши тоже исхалтурились. Сами слышали: разве ж это хор? Сплошное недоразумение.

И подхватив с тропинки камень, она в сердцах зашвырнула его в болото. Оттуда раздался вой.

Не знаю. Мне лично нравится, - признался Ничмоглот. - По -моему, Кима, ты придираешься.

Разве ж это песня, - скорбно покачала головой кикимора. - Вот в позапрошлом веке под Ярославлем были у меня болота так болота. Ужас на всю губернию наводили. - Закатив глаза, она мечтательно причмокнула похожими на присоски губами. - Даже питерские газеты о нас писали, а уж про губернские не говорю.

Потом повспоминаете, - прервала беседу двух родственников Татаноча. - А то мы с дороги. Устали и жутко голодные.

И кофэ-э на вокзале подали омерзительный, - жалобно проблеял Козлавр.

В командировку, значит? Только сегодня? - начала было вновь расспрашивать кикимора.

Сегодня, сегодня, - перебила ее Татаноча. - Ну хорошо. Еще успеем наговориться. - В ее планы не входило сообщать кузине Ничмоглота, что все они тут нелегально.

Как там моя Гуленька-то, здорова? - обратилась к Киме Ядвига Янусовна.

Да вчерась была, - процедила любезная кузина Ничмоглота.

Ведьмы переглянулись. Кажется, у Ядвиги Янусовны с Кимой произошел какой-то серьез-

ный конфликт.

Ну вы, я вижу, торопитесь, и у меня тоже дела стоят, - быстро свернула разговор та. - Будет время, заглядывайте.

Она бултыхнулась в трясину. Оттуда почти сразу же послышался заунывный хор.

И чем она недовольна? - пожал плечами Ничмоглот Верендеевич. - Поют. Справно поют.

О вкусах не спорят, - пробурчала Ядвига Янусовна и усадила его на спину Козлавра. - Поехали.

Компания снова двинулась вперед по заветной тропинке. Они все шли и шли, а болото все не кончалось, и песчаная тропинка все петляла и петляла. Вконец измотанный томительным путешествием и дополнительным грузом на спине, Козлавр споткнулся об очередную кочку и, истошно блея, плюхнулся вместе с всадником в зловонную жижу.

Помогите! Спасите! - взывали теперь уже два голоса. Тата и Ната ухватили поэта-сатирика за рога, а Луша вцепилась ему в бороду.

Раз, два, взяли! - командовала старшая ведьма.

Ядвига Янусовна тут же протянула Ничмог- лоту Берендеевичу свой суковатый посох, который подобрала еще на опушке леса.

Ох, ох, ох! - Трясина с громким чмоком выпустила лешего на свободу. Прямо как выплюнула.

- Что ж ты Кимочку-то свою не позвал? - глядя на перепачканного до самой макушки тиной

-а&ддое»—

и грязью Ыичмоглота, язвительно поинтересовалась Баба-яга.

Так она ж далеко, - смущенно откликнулся тот и, поводив по себе ладонью, с сожалением добавил: - Эх, костюм хороший попортил. И панама утопла.

Ничего. До Ягули доберемся - отстираемся, - успокоила его Ядвига Янусовна. - А панама твоя вон там, - указала она на трясину. - Сейчас подцепим.

Ловко орудуя клюкой, она вытянула головной убор Ничмоглота и поло леи ла на заветную тропинку.

Ох, спасибо тебе, родная, - растрогался он.

Спасибом сыт не будешь, - хмыкнула Ядвига Янусовна.

Что вы там копаетесь! - крикнула Татаноча. - Шли бы лучше да помогли. Иначе мы сейчас его совсем упустим.

Три сестры уже из последних сил удерживали поэта-сатирика, и подмога пришла как нельзя кстати. Наконец общими стараниями его выволокли на песок. Он дрожал и шумно всхрапывал.

Когда глаза его открылись, он, продолжая лежать, простер руку вверх и с пафосом продекламировал:

Судьба, о как же это низко! Была, поэта гибель близко! Над краем пропасти стоял И запах смерти я вдыхал! Меня ж никто и не спасал...

—а&ддов»—

—а&ддое»—

Ожил! Он ожил! - в восторге проскрипел леший.

У меня только два вопроса, - накинулась Ядвига Янусовна на приходящего в себя поэта- сатирика. - Во-первых, это поклеп с твоей стороны - нагло врать, что тебя никто не спасал, в то время как мы все только этим и занимались.

Это просто для рифмы и завершенности трагически-поэтического образа моего лирического героя, - торжественно произнес Козлавр. - Я в своем творчестве часто прибегаю к аллегорическим преувеличениям.

Допустим, - хмыкнула Баба-яга. - Но у меня еще и второй вопрос: где ты здесь, о великий поэт, углядел пропасть?

Козлавр и на сей раз не смутился.

Ясное дело: гибель в трясине недостойна моего лирического героя. Поэтому я выбрал пропасть.

Бесполезно, - махнула рукой Татаноча. - Лучше поднимайся-ка, гениальный поэт, и вези Ничмоглота. Иначе никогда до места не доберемся.

Козлавр еще раз обреченно всхлипнул и поднялся на ноги.

Ничего, уже скоро, - сказала Ядвига и попыталась водрузить очень грязного Ничмоглота верхом на поэта-сатирика.

О, нет! Я не согласен! - застонал тот. - Сил уж нет. Они, увы, иссякли. Дойду ль до места иль паду во цвете лет?

А трепаться, значит, силы есть, - пресекла новый поток его красноречия Татаноча. - Довезешь его до места, не развалишься в своем цвете лет.

Но мне самому не хочется, - неожиданно заявил Ничмоглот. - Он снова начнет спотыкаться, а это опасно. Уж как-нибудь на своих двоих доберусь.

А, поступай как знаешь, - Ядвига Янусовна махнула костлявой рукой. - Так и эдак уже пришли.

И действительно, четверть часа спустя они наконец достигли края болота, где на берегу стояла замшелая избушка на двух весьма упитанных курьих ножках. Над трубою курился сизый дымок, источая горьковато-пряный запах.

Гулечка! Ягулечка! - радостно взвизгнула Ядвига Янусовна.

В ответ избушка сперва с тихим скрипом закачалась. Затем взмахнула крышей, как крыльями, и пустилась танцевать старинный матросский танец жигу, сама себе аккомпанируя пронзительным свистом. В такт ее залихватским прыжкам из трубы вылетали густые клубы дыма, и путников все сильнее обволакивал горько-пряный аромат. Козлавр от него расчихался, и не просто, а в такт жиге. Дверь распахнулась. На крыльцо вылетела почти точная копия Ядвиги Янусовны.

А ну прекрати! - Она заколотила по стене костлявым кулачком. - Иначе мне всю посуду в

дому

перебьешь.

Избушка с протестующим скрипом замерла.

Присядь! - распорядилась хозяйка. Избушка, словно курица-квочка, покорно

подогнув лапы, уселась, и крыльцо коснулось земли.