Тропой смелых(изд.1950) - Коряков Олег Фомич. Страница 29

— А что же тогда?

— Значит, земля перевернулась, — с философским спокойствием заметил Вова и, считая, видимо, вопрос исчерпанным, двинулся к костру.

— Павел, отчего это так?

— А вы не спешите, подумайте сами, отчего это может быть.

Ребята примолкли, задумавшись.

— Ух, братцы-кролики!.. — Миша от восторга даже закусил губу. — Знаете, это отчего? Это, наверно, магнитная аномалия. Да! Где-то здесь, под болотом, залежь железной руды, магнитного железняка. Верно, Павел?

— Ну да! — удивленно и обрадованно протянул Дима.

— Ну конечно же! Факт!

— А что, если в самом деле?

— Может быть, — спокойно сказал Павел.

Это предположение так взволновало ребят, что они забыли о компасах и необходимости ориентироваться. Только и говорили об открытии месторождения. Лёня обвел болото на карте жирной красной чертой и подписал: «Железо». Подумав, он почесал карандашом нос и над словом «железо» поставил маленький вопросительный знак.

— В городе расскажем — пошлют экспедицию, — сказал он. — И нас в проводники возьмут. Да, Павел?

Вожатый хотел сказать, что раз есть карта, обойдутся, наверное, и без проводников, но промолчал, лишь улыбнулся.

Надо было двигаться в путь. Решили итти по солнцу.

Вокруг расстилалось болото. Ночью оно казалось голым, безжизненным, запомнились лишь березы да ивняк. Сейчас ребят окружали пышные мхи, травы, кустарник. Неприметные издали, из-под ног вырастали бесчисленные кочки. Топорщились пучки осоки. То там, то тут виднелись «окна» коричневой воды, покрытой зеленовато-желтым налетом. От них шел тяжелый, душный запах гнили. Почва пружинила под ногами, но часто, не выдержав тяжести, вдруг продавливалась, и приходилось прыгать на кочки, хвататься за кусты.

— А вы знаете, что здесь было раньше? — спросил Павел.

Нет, ребята не знали.

— Здесь озеро было. Да, да, самое обыкновенное большое озеро.

— А как же оно болотом стало?

— Конечно, не сразу. Тут сотни, а может, и тысячи лет понадобились. А получилось это так. На дне откладывались остатки умерших водяных животных, рыб, жучков всяких, букашек. И с берега тоже речушки, весенние ручьи несли на дно камешки, щепки, песок, хвою, разную дрянь. Дно от этого все подымалось, и на нем растения распускались — целые подводные луга. Дно подымалось, а берега опускались, становились вязкими, мокрыми. У берегов тростник стал расти, осока. И они, когда умирали, ложились на дно. Над ними новые растения зацветали. Озеро все мелело и мелело. Потом пришла элодея — «водяная чума». Постепенно она полонила все озеро, и ее стебли каждый год поднимали дно выше и выше. А с берега… Вова, ты на меня не оглядывайся, а то упадешь… с берега наступали другие растения, со всех сторон, кольцом. Они стлались по озеру, сплетались и всё ползли, ползли, душили воду, а вода отступала. Белокрыльник начал расти, трифоль, сфагновые мхи — вот, смотрите, такие, — а рядом хвощ, стрелолист, осока… Так постепенно зелень покрыла все озеро. И только — вот, видите? — кое-где остались водяные «окна», малюсенькие озерки. Их становится меньше с каждым годом. Теперь уже самые крупные растения — деревья — забрались на бывшее озеро. И они тоже умирают, падают, гниют, а вместо них подымаются новые… Так вот озеро умерло, сгнило, и оказалось вместо него болото.

Дима представил себе это: вот тут, где сейчас они шагают, плескались когда-то чистые, прозрачные волны, ветер носился над гладью… А сейчас, — он невольно оглянулся кругом, — сейчас дикие травы да мхи, зыбкий зеленый покров стелется над невидимыми провалами; душный запах гнили медленно ползет меж чахлых деревьев. «Гнилая смерть», болото.

— И все озера станут болотами? — спросил Вова.

— Не все, но очень многие могут стать. Могут, но не станут. Потому что человек в нашей стране очень сильный, всемогущий. Будем очищать озера — и они не умрут. Больше того — ведь мы умеем и из этой вот гнили делать жизнь… Непонятно? Вот сейчас поймете. Ну-ка, Дубов, копни землю.

Миша воткнул черенок топора в податливую мякоть, ковырнул ее.

— Вот. — Павел взял в горсть пропитанный коричневой водой, слежавшийся, перегнивший мох, сжал в кулаке. — Взгляните. Это же торф, только мокрый. А торф, вы знаете, — это бег турбин электростанций, это свет и тепло в домах, трамвай, заводские моторы, станки. Это работа, движение, жизнь! Вот вы прислушайтесь… Слышите шум? Приглушенный такой. Это на торфянике, на том краю болота. Там торфяные драги — особые машины — черпают прямо из болота эту вот коричневую жижу. Потом ее закладывают в стилочные машины. Никогда не видали?.. На танки издали похожи. Они по полю ползают и расстилают ровными рядами кирпичи торфа. Торф сохнет на солнце, а потом его отправляют на электростанции. Вот, глядишь, это болото и оживает — в электрическом свете, в моторах, в труде.

— Просто как в сказке! Верно, ребята? — сказал Лёня.

— Сказка-то сказкой, — возразил Павел, — а вы приглядывайтесь: пригодится в жизни. Вам впереди все пригодится. Вот приедут, скажем, инженеры братья Дубовы… Почему не станете инженерами?.. Рабочим станешь?.. Ну и хорошо. Приедут рабочие братья Дубовы… Не будешь рабочим?.. Энтомологом? Вот беда!.. Тогда один рабочий Михаил Дубов приедет с коллективом в тайгу завод новый строить. Место дикое, глухое, еще бездорожье, кругом болота. А нужно топливо. Болотная гниль? Нет, Дубов знает, что человек может эту гниль оживить. И вот он с товарищами пустит в болото машины. Сколько надо топлива? Сто тонн? Тысячу? Десять тысяч? Пожалуйста!

У Миши заблестели глаза. А Дима сказал задумчиво:

— Вот простое ведь болото, таких в стране — тысячи, а тут и торф, и железо, и еще, может, что-нибудь. Здорово, да?

— Я и говорю, Веслухин: приглядывайтесь. Вам в будущем хозяйничать… Тикин, ты почему хромаешь?

— Ночью-то я упал — нога разболелась. Но вы не беспокойтесь. Скоро пройдет.

В это время они вышли к широкой прогалине. Впереди, за полоской тонкоствольных берез, виднелся темнозеленый бугор густого соснового леса. Но чем ближе к краю, тем итти становилось труднее. Ноги увязали. Того и гляди, окунешься по пояс. Кочки, словно живые, хлюпали, вертелись под ногами, будто старались сбросить в топь пришельцев, осмелившихся подмять их под себя.

Выискивая места, по которым можно было пройти, приходилось сворачивать то влево, то вправо, то возвращаться назад и снова искать и искать. Наконец они уперлись в длинную топь на краю болота. До сухого места оставалось каких-нибудь пять метров. Всего пять метров — и никак их не преодолеешь. Грязная жидкая тина, подернутая желто-зеленой пленкой, покрывала это пространство.

— Стоп! — сказал звеньевой. — Привал! Прошу занять кочки, кому какая нравится. Отдохнем — будем искать обход. Правильно, Павел?

— Ой, какая лягушка, смотрите! — закричал Вова, но сразу же, чтобы не спугнуть жирную, вытаращившую глаза лягушку, которая удобно устроилась на листке кувшинки в двух метрах от ребят, он перешел на шопот: — Красивенькая…

— Ты ее в баночку, — пошутил Дима.

Но Вова шутить не собирался. Он всерьез решил изловить хозяйку болота. Пока друзья, рассевшись по кочкам, мирно беседовали, Вова начал готовиться к охоте. Он извлек из своего рюкзака все его содержимое, намереваясь превратить заплечный мешок в лягушечий сачок. Сломив ивовый прут, он согнул его в кольцо и вставил в рюкзак. Подготовившись таким образом, Вова стал подкрадываться к лягушке. Замысел его был коварен, но прост: накинуть сачок на жертву, а затем подтянуть его к себе за бечевку.

Бедной лягушке оставалось жить на свободе не больше секунды, как вдруг к ней с неба нежданно свалилось счастливое избавление от неволи. Тоненько просвистев, в болотную тину шлепнулся какой-то длинный и тонкий предмет. Лягушка испуганно дернулась, прыгнула с кувшинки на хлипкую кочку, еще мгновение — и она скрылась в поросли осоки, а Вова, недоумевающий и растерянный, остался стоять с занесенным над головой сачком-рюкзаком.