Тропой смелых(изд.1950) - Коряков Олег Фомич. Страница 4
— Ребята! — сказал Лёня, и голос его прозвучал торжественно и важно.
Все насторожились.
Диму заинтересовала эта торжественность; Миша притих, чтобы показать пример, а Вова почувствовал себя почти взрослым — ведь и к нему, как к равноправному, как к Димусу и Мише, обращался вожак пионерского звена.
— Ребята! Мы собрались вот для чего. Вы про Джакарскую пещеру слыхали?.. Есть такая. Она совсем не изучена, и для науки она тайна. Понятно? Она возле деревни Сломино. Это от нашего города восемьдесят километров. Про пещеру мы узнали из бумаг моего дедушки. Очень интересно. И даже загадочно. (При этих словах Дима придвинулся поближе.) Мы с Мишей предлагаем отправиться туда в экспедицию… Думаете, не сумеем? Еще как! Не будь я Лёнькой. Ведь в прошлом году ходили пешком на озеро Горное? Ходили!
Лёня оживился, сдвинул тюбетейку на затылок и размахивал руками.
Но Дима перебил его:
— Лёнька, ты давай все по порядку. А то я почти ничего не понял. Почему именно в эту пещеру итти?
— Что же тут непонятного? — Лёня удивленными глазами обвел своих слушателей. — Я же говорю: она еще не исследована. А разве это порядок — чтобы никто о ней не знал? Когда про Северный полюс не знали, так Сталин туда папанинцев послал! Мы, конечно, еще не совсем как папанинцы, но, все же… А там, в пещере, есть что-то очень ценное. Дедушка пишет про какой-то клад, очень важный для ученых и для всей страны. Вот вы посмотрите.
Он вытащил из кармана бережно завернутые в большой лист бумаги план пещеры и дневник деда. Друзья долго и внимательно рассматривали их, строили различные предположения и догадки.
— Вдруг такой клад, что для него наш музей целый зал отведет! — сказал Дима.
— А по дороге ты, Димус, гербарий будешь собирать, — подзадорил Миша товарища.
Ведь всем было известно, что Дима — будущий ботаник.
— А насекомых собирать тоже можно. — Это был не то вопрос, не то утверждение.
— А знаете, сколько мы интересного в дороге увидим! — подхватил Лёня. — Ведь по Уралу пойдем! Эх, до чего хорошо будет! Лес!.. Костер!..
— И в школу принесем коллекции, в краеведческий кружок. Верно?
— А на туристской станции тоже сказали, что это хорошо — такой поход, — добавил Миша.
Лёня, обрадованный тем, что дело идет успешно, вскочил и весело объявил:
— Слово для доклада имеет Михаил Дубов!
Миша широко улыбнулся:
— Сейчас доложу… Встретили меня там по всем правилам. Усадили, поговорили, как полагается. О вас всех спрашивали. «Не испугаетесь?» спрашивают. Я говорю: «Они все боевые, братцы-кролики». Это вы, значит. «Вот только Вовка… — Он оглянулся на братишку. — Но и Вовка, — говорю, — тоже ничего».
— Ну, а про пещеру, про поход, что сказали?
— Опять ты, Лёнька, перебиваешь! Я же доклад делаю, и не мешай! Надо, чтобы все подробно. Про пещеру сказали, что это интересно и нужно. Только, говорят, советские туристы — это не «дачники», не верхогляды, а строители пятилетки. А я им говорю: «Мы же все пионеры — про Вовку я не сказал, что он еще не пионер, — а раз пионеры, так, значит, понимаем. Уж если мы пойдем в поход, так не просто гулять, а будем изучать природу и весь местный край. И будем искать полезные ископаемые и если что узнаем новое, так ведь это для всех».
— Молодец, Дуб! — восхитился Лёня. — Как все думают, так и сказал.
Миша от похвалы смутился и смолк.
— А нам ружье с собой дадут? — поинтересовался Вова.
— Нет, нам дадут пушку, — возразил Дима, пришедший в отличное настроение.
— Зачем?
— А как же ты будешь комаров отгонять?
— А я отгонять не буду. Я их — в баночку…
— Да, — вспомнил Миша: — на туристской станции обещали помочь нам составить маршрут. Завтра пойдем с картой знакомиться. А еще спрашивали, не нужно ли нам чего-нибудь: палатку, рюкзаки и другое. Я сказал — нет. Потому что палатку нам не нужно, а рюкзаки и другое у нас есть. Потом они…
— Тс-с! — насторожил всех Лёня.
Его острый глаз заметил, как в стороне, около кустов жимолости, колыхнулся бурьян. Только раз шевельнулся — и встал опять спокойно, ничем не колеблемый. Если бы там бежала собака, или кошка, или другое какое-нибудь животное, бурьян не оставался бы неподвижным. У Лёни мелькнула какая-то смутная догадка, и почти инстинктивно он прошипел:
— Тс-с!
Ребята насторожились, еще не понимая, в чем дело, и вдруг услышали, как тоненько и сухо хрустнул сучок. Лёня склонился, напряженно всматриваясь в бурьян. Махнув призывающе рукой, он привстал и направился в ту сторону.
— Стой! — неожиданно вскрикнул он.
В тот же миг чья-то фигура метнулась из бурьяна за жимолостью и, ловко прыгнув, перемахнула через забор — в городской сад.
Лёня быстро взлез на изгородь и огляделся. Никого не было видно — юркнул, наверное, в кусты и был таков. Правда, совсем близко от забора по аллейке прогуливался какой-то высокий человек в кожаной куртке. Но Лёне не могло притти в голову, что он мог подслушивать. Человек как ни в чем не бывало повернулся и пошел в глубь сада.
3. Наступление началось
По жилью, по вещам, которые вы видите в нем, можно многое узнать об их владельце.
Эта небольшая, с двумя высокими окнами, квадратная комната казалась просторной. В ней было много света и мало мебели. У стены справа от двери стоял платяной шкаф, а на нем — несколько длинных плоских ящиков, напоминающих те, что встречаются в витринах геологических музеев. В углу приткнулся скромный письменный стол; он был покрыт белой бумагой, придавленной стеклом. Под стеклом лежали три листика: «Расписание экзаменов на III курсе геолого-почвенного факультета», «План работы пионерской дружины» и распорядок дня владельца комнаты. Слева, возле лампы с бумажным абажуром, сгрудились тетради с конспектами университетских лекций, а справа лежала аккуратная стопка книг. Кроме того, на столе были: чернильный прибор из красного тагильского мрамора, громадный зуб мамонта и две фотографии, скрепленные в одной рамке. С первой глядела тоненькая, сухая старушка с добрыми, чуть прищуренными глазами и улыбчивым ртом. На второй был изображен широкоплечий хмурый старик с большими прокуренными усами и тяжелым, угловатым подбородком.
Над столом висела книжная полка. Она была выкрашена в приятный коричневый цвет и покрыта лаком, но отсутствие обычных украшений и видневшиеся кое-где шляпки гвоздей говорили о том, что полка сколочена не в столярной мастерской, а, всего вернее, в этой комнате. На нижней ее доске, тускло поблескивая золотом тисненых букв, выстроились в ровный ряд сочинения Ленина и Сталина. На второй доске теснились многочисленные учебники, справочники и словари, а на самом верху лежали какие-то свертки, перевязанные тонкой бечевкой, — видимо, старые конспекты. Книги громоздились и на полках этажерки, которая стояла в простенке между окнами. Здесь можно было найти повести Гайдара и стихи Пушкина, описание путешествий Пржевальского и Дежнева, занимательные рассказы Ферсмана и Перельмана, научную фантастику Обручева и Циолковского.
На этажерке высилась причудливая друза горного хрусталя, а чуть повыше, на стене, висел фотопортрет. С него смотрели хитровато прищуренные улыбающиеся глаза молодого парня в форме пехотного старшины. Они чем-то походили на глаза той старушки, фотография которой стояла на столе. Из-под пилотки, лихо сбитой набок, вился русый чуб. Над карманами гимнастерки на широкой, плотной груди висели орден Славы, орден Красной Звезды и несколько боевых медалей.
У левой стены комнаты — широкий низкий топчан, покрытый медвежьей шкурой. Над ним — ружье, а поближе к двери, в углу, — железная кровать с простеньким серым одеялом. Рядом — маленький коврик. У края его, под кроватью, притулились гантели — небольшие спортивные снаряды для силовых гимнастических упражнений. Еще в комнате стояли три стула. На один из них был наброшен пиджак. На лацкане его, под орденскими ленточками, виднелся комсомольский значок.