Последнее дело Блина - Некрасов Евгений Львович. Страница 31
Он задышал, вентилируя легкие, как учил его Митек. Вдох-выдох, вдох-выдох. На пятом надо отпустить доску и нырнуть. Он спасет друга, или они потонут вдвоем.
На пятом вдохе вода под боком Аксакала раздалась, и показался сначала рюкзачок, потом вытянутая рука и наконец улыбающееся лицо напарника.
— А я думал, тебя течением дальше снесет, — только и сказал Аксакал.
А Митек ответил:
— Тебя ведь тоже сносит.
Он догнал отплывшую метра на два вторую половинку пенопластовой доски и положил на нее рюкзак.
— Бинокль можно разобрать и высушить, а насчет остального не знаю. Ну как, Седая Борода, отдохнул? Плыть сможешь?
Аксакал ожесточенно замолотил ногами. Он сам не понимал, откуда берутся силы. Наверное, от злости на себя.
Течением их снесло ниже того места, где причалил Таможенник. Его лодка с задранным к небу винтом была вытащена далеко на берег, а сам преступник бойко поднимался на обрыв по вырубленным в глине ступеням.
— Как думаешь, он видел нас? — спросил Митек, выливая из рюкзачка воду.
— Конечно, видел. Гад, на лодке мог бы помочь.
Но Митек думал о другом:
— Ну и ничего, если даже видел. Он же не знает нас в лицо. Я думаю, он вообще про нас не знает. Скорее всего, Султан действовал сам по себе и ничего ему не сказал.
Он подошел к брошенной лодке Таможенника и позвал Аксакала:
— Иди сюда!
Аксакал подошел и заглянул.
Лодка лежала с наклоном. У кормы собралось столько воды, что она стояла вровень с деревянной скамеечкой. Там, в воде, валялся какой-то прибор в черном пластмассовом корпусе. От него тянулся проводок с наушниками.
— Сканер, — догадался Аксакал.
— Ага. Все по-старому, Седая Борода. Раньше мы не могли ничего передать, потому что Таможенник мог подслушать. Теперь ему нечем подслушать, но и нам нечем передать.
Напарники выкрутили одежду, попытались обуться в насквозь мокрые кроссовки и, не сговариваясь, пошли босиком. Митек первым карабкался по ступенькам на обрыв. Его растертые в кровь пятки мелькали у Аксакала перед глазами. Наверное, пятки Аксакала выглядели не лучше.
— Быстрее, — повторял он скорее себе, чем напарнику. — Быстрее, а то сядет сейчас в машину и как дунет!
Они поднялись на обрыв и очутились на деревенских огородах.
— А снизу и не видно, что здесь дома, — удивился Аксакал. — Почему их не ставят поближе к реке? Было бы красиво.
— Потому что берег осыпается, — ответил Митек, оглядываясь.
Оранжевого рюкзака нигде не было видно. Зато на мокрой от дождя вскопанной земле четко отпечатались рифленые подошвы сапог.
— Он, — сказал Митек, и напарники, наверстывая упущенное время, наперегонки побежали по следам.
Глава 18
Костер на опушке
Они успели вовремя, чтобы увидеть самое обычное на посторонний взгляд зрелище. По деревенской улице тарахтел старый немощный мопед. На багажнике за спиной у одетого в ватник седока красовался оранжевый рюкзак.
Мирный селянин в ватнике был хозяином международного наркосиндиката, суперпреступником, который много лет не давался в руки контрразведке и милиции. Кокаина в его рюкзаке хватило бы, чтобы сделать наркоманами население небольшого города. Или чтобы посадить преступника лет на десять — смотря в чьи руки попадет наркотик. Но об этом сейчас знали только двое во всей стране. От них зависела судьба преступной организации, а главное — тысяч людей, которых может поманить и убить «снежок».
И одним из этих двоих был Аксакал!
Вот когда он до конца понял Митьку. Какой там Поля?! Кто он такой? Жалкий, надутый, с несмешными подлыми розыгрышами… Драться с ним — только время терять. Другое дело, что драться с Полями приходится. Но для них это главное: добиться, чтобы их боялись. А для тебя такие драки — невеселая обязанность честного человека, у которого полно настоящих важных дел.
Напарники помчались за маячившим впереди оранжевым рюкзаком. После подъема на гору они задыхались, как собаки в жару. Аксакал почти сразу же сбил пальцы о торчавший из земли камень, но даже не приостановился.
Оба чувствовали, что конец погони близок.
Солнце скрылось за лесом, и деревня была залита рыжим закатным светом. Таможенник уже как мог замел следы: переплыл реку, снял свой приметный плащ, пересел на мопед. Вымок он, конечно, до нитки: сидел под дождем, потом черпал воду бортом, когда втаскивал бидон. Лодка была полна воды, как ванна. А брюки на нем те же — заметные, светло-зеленые. Не успел переодеться в сухое, только для маскировки сменил плащ на ватник. Все говорило о том, что Таможенник едет куда-то недалеко. Не в Москву же он собрался, мокрый, на мопеде.
Блинков-младший свернул к забору и на бегу что-то сунул в ржавый почтовый ящик.
— Записка? — спросил Аксакал. — Там, что ли, милиционер живет?
— Там живет одинокая старуха. Видел, огородик в полном порядке, а забор покосился? Мужчина бы поправил… Я ей отдал сотню старика Михеича.
Блинков-младший лег и пополз. Аксакал тоже плюхнулся на живот.
— Правильно, — поддержал напарника Аксакал.
Ему было неприятно, что Митек взял деньги у красномордого уголовника. Хотя не взять было нельзя. «Послание от Султана», которое выдумал Митек для сторожа, пахло уголовщиной. Не каждый знает язык преступников, но каждый задумается, если незнакомец попросит его передать другому незнакомцу занимательную историю про «снежок с парафином». Кто мог согласиться на такое дело? Только дурак и жадина и только за деньги. Вот Митек и сыграл дурака и жадину перед «стариком Михеичем». А теперь его сторублевка пойдет старушке на молоко. Справедливо.
Выехав за околицу, мопед затарахтел по раскисшей полевой дороге. Тут напарникам здорово досталось. Дорога была разбита колесными тракторами, в колеях стояли мутные лужи. Ноги у Аксакала с Митькой так и разъезжались на глине. Один раз Блинков-младший не удержался, соскользнул в колею. Лужа оказалась ему по колено. Аксакал кинулся помогать напарнику и съехал сам.
Заляпанные грязью до ушей, они упрямо бежали по следу преступника. Аксакал как о постороннем человеке думал, что с утра не ел и не присаживался больше чем на полчаса. Но это совершенно не относилось к делу. Пускай ты голодный, пускай устал, но Таможенника надо выследить!
Мопед свернул на опушку леса и, мигнув оранжевым рюкзаком на багажнике, исчез среди деревьев.
— Одно. Из. Двух, — задыхаясь, в три приема выговорил Блинков-младший. — Или. У него. Там. Машина. Или. Место. Встречи.
— С кем?
— С торговцами.
Они добежали до того места, где отпечаток шин мопеда свернул на траву и пропал, и пошли шагом. След шин снова ненадолго показался на тропинке, идущей вдоль опушки, и нырнул в лес. Блинков-младший остановился. Он дышал уже ровнее.
— Слышишь?
— Нет.
— И я не слышу. А мопед трескучий. Таможенник где-то рядом. Заглушил мотор.
Блинков-младший сел на траву и достал из рюкзачка заскорузлые кроссовки.
— Обуться надо, а то в лесу босиком колко.
Нашли чистую лужицу и ополоснули ноги. На них не хотелось смотреть. На кроссовки тоже.
Аксакал распустил шнурки и обулся. Кроссовки болтались на ногах, как домашние шлепанцы. Он этого и хотел. В тесной обуви с его сбитыми ногами было не пройти и шага, а так он кое-как, по-стариковски, двигал, за Митькой.
В воздухе пахнуло дымком.
— Сушится. Он тоже не железный, — с довольной улыбкой сказал Блинков-младший.
Запах дыма стал гуще. Напарники крались по шажку, обходя каждую ветку, которая могла треснуть под ногой.
Между деревьями показался густой белый столб — подмокшие от дождя ветки нещадно дымили. Блинков-младший лег и пополз. Аксакал тоже плюхнулся на живот и передернулся. Тонкая футболка в который раз успела подсохнуть и теперь снова промокла на влажной траве. Его стал бить озноб. Он завидовал Таможеннику, который греется себе у костра и в ус не дует.