Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна. Страница 25

Марфуша в сердцах выталкивала упирающегося Степана из кабинета. Степан решил получше отблагодарить барина, такого щедрого и благородного. Уходить он не хотел, боялся показаться невежливым. Вот и стоял, и кланялся.

ЧУДО-КЛЕЙ

День разгулялся. Солнце поднялось высоко, и в голубой выси растаяли облака. Лишь с запада наползала туча, грозя дождем.

Леля и Катя, взявшись за руки, перепрыгивали через лужи, доставали из кармашка пальто мелки и рисовали деревья и курчавые облака на дощатом тротуаре. Против обыкновения, они не спорили, и Мария Петровна была очень довольна прогулкой. Все мирно, славно, и Василий Семенович счастлив, оставшись наедине с работой. Сидит и пишет статью, упиваясь тишиной и одиночеством. Девочки выросли и поумнели. Леля куклу подарила Кате, ту, с закрывающимися глазами, а сама сидит над книжками. Видно, пойдет в папу. Такая же дотошная и любознательная и все хочет понять сама. Что ж, дело хорошее. Надо только чтение организовать. И сказок побольше. В сказках — мудрость народная, и созданы они из доброты и лукавства.

Так и шли мама и девочки. Шли чинно и тихо, как полагается в благородном семействе.

Свернули на Соборную улицу. На улице невысокие дома с палисадничками. На кустах сирени листья, словно восковые. И как всегда, суетились воробьи. Дрались, смешно распушив хвосты, зависали в воздухе, бешено махая крылышками. И оглушительно чирикали. Хорошо-то как… Вздохнула Мария Петровна, продолжая не сводить глаз с девочек. Теперь Катя и Леля шли, тесно прижавшись, по узкой полосе тротуара и держались за руки. И каждая старалась завладеть тротуаром. Особенно радовались, если одной удавалось спихнуть другую в лужу. По неписаным законам, как понимала Мария Петровна, проигравшая должна была идти по лужам и как можно выше поднимать ноги. Вода разлеталась по сторонам, грязные брызги падали на пальто, чернели на щеках, и обе девочки смеялись от счастья. Смеялась и Мария Петровна — да, не часто в ее жизни выдавался такой прекрасный денек!

Мимо них пронеслась пролетка с открытым верхом. В пролетке дама и офицер. Кучер важный — в цилиндре. За лентой цилиндра — красная роза. Правда, бумажная. Шик, который позволяли себе саратовские извозчики, поджидавшие на вокзале пассажиров, прибывающих с питерским поездом. Значит, кто-то из столицы прикатил. И лошади картинно поднимают ноги в серых чулках, словно в цирке. И сбруя с медными наклепками и ременными кистями. Щегольская коляска!

Мария Петровна по привычке проводила коляску глазами. Она старалась просматривать всю улицу, чтобы держать в поле зрения людей, находящихся рядом. Боялась шпиков. К тому же полиция устанавливала за ней наблюдение почти каждый день.

Но что это?! Пролетка замедляет ход и останавливается около их дома. С высокого сиденья скатывается кучер. Спрыгивает на мостовую офицер, затянутый в ремни и с золотыми погонами. Снимает почтительно фуражку с кокардой и подает даме руку. Дама в модной шляпе, лицо ее скрыто вуалью. Она томно опирается на руку офицера и благодарит легким поклоном. Потом поворачивает голову и что-то приказывает кучеру. Тот подхватывает легонький чемодан и замирает, ожидая, пока барыня, особа важная, попрощается с офицером. Офицер о чем-то просит даму, но та отрицательно качает головой. Офицер прикладывает руку к сердцу и продолжает жарко доказывать. И опять дама отрицательно качает головой. В поведении дамы, в горделивой осанке и изяществе движений Марии Петровне чудится что-то знакомое. Только она боится поверить. Неужто Эссен?.. Быть не может… По последним сведениям, Эссен далеко в Париже, и ждать ее раньше весны не следовало. И почему офицер ее сопровождает?.. И этот лихач… И так открыто подкатить к дому…

Мария Петровна берет за руку Лелю и сворачивает в переулок, который похож на крутую лестницу. Переулок — крохотный, резко обрывается и упирается в улочку, ведущую к Волге. Переулок гористый, и дома напоминают ласточкины гнезда, прилепившиеся к скале. Мария Петровна решила не смущать Эссен и зайти в квартиру с черного хода, не привлекая внимания. С переулка дом словно вырос, как в сказке, и стоит на длинных ногах. Здесь крохотные оконца и сваи, обмазанные дегтем.

Девочки в восторге — они очень любят пробираться в квартиру по черному ходу. На черном ходу полутемно и не хватает нескольких ступенек. Здесь таинственно, и Катя обычно визжит от страха. Конечно, если страха не будет, тогда и игры в разбойников и темный лес нет.

Во дворе из конуры выпрыгивает собака. Большая, в густой шерсти, словно овца. Правый глаз закрыт черным пятном, и собака кажется одноглазой. Собака радостно потягивается, с трудом раскрывает пасть. Зевает после сладкого сна. Собаку зовут Джек. Джека принесла Марфуша, раньше его звали Бобиком, откуда-то в фартуке. Тогда он был заброшенным и голодным кутенком. У него было рваное ухо и испуганные глаза. Марфуша любила кутенка и вечно кормила. Пес вымахал в громадную дворняжку, каждому радовался, но по-настоящему признавал одну Марфушу. Марфуша решила кормить собаку до тех пор, пока, как она говорила, его хвост не потолстеет. Все очень смеялись от таких слов. Как может хвост потолстеть! Только Марфуша оказалась права. Сначала начал толстеть Джек. Хвост оставался тоненьким и жалким, словно у поросенка, потом потолстел. Хвост сделался пушистым и не крутился, как раньше, пес приобрел важность.

Бобик, он же Джек, оказался великим хитрецом и характер Марфуши читал, как раскрытую книгу. Конечно, если бы собаки умели читать. Он знал, как развеселить Марфушу и как разжалобить, чтобы получить косточку, знал, когда у нее доброе настроение и когда следовало уходить от греха подальше, поджав хвост.

Сначала Марфуша определила его жить в конуре, но Джек быстро перебрался на кухню, чтобы оказаться поближе к плите. Там готовили разные всячины, и ему кое-что перепадало. Джек разваливался у печки и жарко дышал, не сводя с Марфуши преданных глаз. Джек умел сжиматься и становиться круглым, словно шар, чем умилял Марфушу. Умел и вытягиваться, чтобы сделаться тощим, как изголодавшийся тигр. И Марфуша принималась его подкармливать, поглаживая по голове. Хитрые глаза Джека блестели от удовольствия.

…Собака бросилась к девочкам, лизнула Марию Петровну, упала на спину, смешно выставив живот в черных пятнах. Пожалуйста, чешите… От хитрости прищурила один глаз, правый был прикрыт черным пятном, и улыбалась, вывалив красный язык. Ну и пес… Без взятки и в собственный дом не пускает!

Девочки принялись его чесать, и Джек блаженствовал, не отводя глаз от Марии Петровны. Знал, девочек позовут в дом, на кухню. На кухне всегда вкусно пахло. И руки у Марфуши теплые. И косточку получит… Вот только миска с кашей и супом (почему кашу нужно разводить супом — Бобик не понимал) останется без призора. И наглые вороны налетят со всех сторон.

И действительно, девочки пошли по черной лестнице. Катя закрывала от страха глаза и визжала, когда скатывалась со ступенек. Мария Петровна подхватывала ее и просила не баловаться. Леля каждый раз недовольно хмурилась — неужто мама не понимает, что они в дремучем лесу? Леля пропускала вперед собаку с толстым хвостом, чтобы она предупреждала об опасности.

Мария Петровна, как только вошла в квартиру, услышала низкий голос подруги. Эссен стаскивала жакет, повесила на крючок шляпу с вуалью и легонько подергивала, чтобы повеселить девочек. Девочки стояли за спиной Марии Петровны и глядели во все глаза на пляшущую шляпу.

— Не ждала?! — проговорила Эссен, и лицо светилось радостью. — А я вот взяла и прикатила.

Эссен расцеловала девочек, высоко поднимая каждую. Катя болтала от восторга ногами. Гостья прижалась щекой к Марии Петровне. Погладила собаку, которая, воспользовавшись суматохой, пробралась в прихожую. Джек чувствовал себя не в своей тарелке, сжимался, словно хотел сделаться незаметнее, и, поскуливая, подпрыгивал. Он не знал другого способа, чтобы выказать радость. Эссен обнимала смутившуюся Марфушу.