Сказки и легенды Вьетнама - Автор неизвестен. Страница 26

— Ну ладно, можешь сказать своему сыну, пускай завтра рано утром он приходит пасти моих коз. Он поднимется с ними в горы, где теперь самая сочная трава, а вечером должен будет пригнать стадо обратно.

Бедная женщина очень обрадовалась и бегом побежала домой рассказать обо всем сыну. Но сердце ее временами сжималось от тревоги, она не представляла себе, как Шо Зыа без ног и без рук сможет пасти целое стадо, и она начинала ругать себя за то, что сама накликала на себя беду. Шо Зыа понял ее мысли и сказал:

— Мама, не беспокойся! Козы будут у меня послушны и еще разжиреют.

Прошло немного времени. Шо Зыа оказался очень хорошим пастухом. И в знойные дни и в дождливые его стадо всегда было сыто; козы росли и жирели на глазах, словно их кто-то надувал живительным воздухом. Сердце богача радовалось. Особенно же нравилось ему то, что Шо Зыа очень мало ел, ему хватало на день всего лишь двух маленьких пригоршней риса. Мать же благодаря усердию Шо Зыа могла теперь меньше работать, и бранили ее не так часто, как раньше.

У богача было три дочери: старшая была необычайно зла, средняя — очень сварлива, и только младшая дочь отличалась добротой и приветливостью. В дни жатвы, когда все слуги были заняты в поле, богач посылал своих дочерей относить рис для Шо Зыа на горные луга.

В один из дней настал черед младшей дочери нести Шо Зыа его скудный обед. Девушка приблизилась к подножию горы и услышала сладостные трели флейты, рассыпавшиеся словно серебро. Песня звучала то громко и отчетливо, то замирала вдали, ее переливы неслись то быстро и радостно, то лились томно и задумчиво. Музыка наполняла душу восторгом и грустью и заставляла сильнее биться сердце. Гора была невысокая, и девушка вскоре добралась до плоской вершины, где, мирно пощипывая траву, бродили козы. Из-за густой листвы девушка увидела прекрасного юношу лет шестнадцати — семнадцати, который играл на флейте, сидя в красном гамаке, повешенном между двумя деревьями. На его плечах, на гамаке сидели птицы и подпевали флейте. А он играл, не подозревая, что кто-то слушает его, кто-то проник в его тайну. Девушка с удовольствием внимала его песне, но, пожалуй, с еще большим удовольствием смотрела на красивого юношу. Вдруг она нечаянно задела сухую ветку, ветка тихонько хрустнула…

Юноша вздрогнул от шороха и тут же превратился в круглого некрасивого Шо Зыа. И тут девушка поняла, кто Шо Зыа в самом деле, и полюбила его всей душой. С нетерпением ожидала она теперь своей очереди относить рис к Шо Зыа. Она всегда приберегала для него какие-нибудь лакомства и свято хранила в тайне все, что ей удалось случайно узнать.

Шо Зыа и его мать с каждым днем любили друг друга все крепче. Почтенная женщина благодаря заботам своего сына совсем не чувствовала одиночества. Она видела в сыне всю радость своей жизни, и единственное огорчение доставляло ей только то, что он никогда не сможет жениться и она не будет нянчить внуков. Шо Зыа понял мысли матери и однажды сказал ей:

— У богача есть три дочери, сходи, мама, к нему и просватай за меня одну из них.

Мать засмеялась:

— Тебе удастся взять ее разве что с помощью черта! Как же ты, не имея ни туловища, ни рук, ни ног, хочешь жениться.

Но Шо Зыа настаивал, и мать вынуждена была отправиться к богачу и попросить отдать одну из его дочерей в жены своему сыну.

Старик засмеялся, поглаживая бороду, но потом он разгневался и закричал:

— Ты что, спятила? Как ты смеешь говорить мне подобные вещи?

Однако вскоре снова расхохотался и сказал:

— Вернись и передай своему сыну, что я отдам дочь, если он выполнит такие мои условия: пусть доставит мне вазу из литого золота и десять кусков яркого шелка, затканного серебром и жемчугом, десять откормленных свиней, десять жирных коз и десять кувшинов с пенистым вином. Кроме того, пусть он выстроит из драгоценного дерева дом из пяти просторных покоев с медными желобами и серебряными коньками на крыше — все это необходимо для свадьбы. Если твой Шо Зыа примет эти условия, то возвращайся и сообщи мне об этом.

И богач опять расхохотался, очень уж смешило его это необыкновенное сватовство.

Дома мать рассказала обо всем сыну, она надеялась, что после этого он откажется от намерения взять себе жену. Но Шо Зыа отвечал:

— Мама, спеши назад к богачу и скажи ему, что я принимаю все его условия.

Однако мать отказалась идти к богачу, опасаясь позора и наказания для себя и для сына. Тогда он поклялся матери, что в его силах исполнить не только то, что потребовал богач, но и еще большее. И она, успокоенная словами Шо Зыа, поспешила в дом богача.

На сей раз старик, которому было не до шуток, принял ее очень неласково. Услыхав речь почтенной женщины, он надолго погрузился в раздумье, слова как будто застряли у него в глотке. «Шо Зыа настолько уродлив и странен на вид, — думал он, что навряд ли кто-нибудь из моих дочерей согласится стать его женой. Я уверен, что они откажут ему!» И богач сказал женщине:

— Сейчас я позову своих дочерей, и мы спросим, согласна ли хоть одна из них выйти замуж за твоего сына. Если ни одна не согласится, то, ты сама понимаешь, я должен буду взять свое слово обратно.

Старик созвал своих дочерей и, не говоря им ни слова о дарах, которые обещал доставить Шо Зыа, спросил, кто из них согласится стать его женой. Сначала он обратился с этим вопросом к старшей дочери:

— Сегодня я обещал отдать одну из вас в жены Шо Зыа, согласна ли ты выйти за него замуж?

Старшая дочь сразу же ответила:

— Я не согласна!

И другая дочь тоже резко ответила:

— Нет!

Когда же спросили младшую дочь, она с радостью сказала:

— Я во всем покорна воле родителя и согласна выйти за того, кого он мне предназначил.

Богач даже вздрогнул от неожиданности и торопливо переспросил:

— Что это значит: ты согласна выйти за того, кого я тебе предназначил?

Младшая дочь отвечала без колебаний:

— Это значит, что я согласна стать женой Шо Зыа.

Отказаться от сватовства теперь было невозможно, старик не знал, что и делать. Ничего не оставалось другого, как договариваться с матерью Шо Зыа о дне свадьбы. Правда, в душе богач был уверен, что Шо Зыа не сможет прислать обещанные свадебные дары. «Все равно этой свадьбе не бывать, а за ложь мать и сын мне еще заплатят!» — злобно бормотал богач. Немного успокоившись от пережитых волнений, он принялся бранить и укорять меньшую дочь.

Прошло некоторое время, и приближался уже день свадьбы. Но Шо Зыа по-прежнему каждый день гонял в горы коз, и, казалось, ничто его не волновало и не заботило. Богач почти не сомневался в том, что его обманули, он теперь придумывал, как бы отомстить сыну с матерью, чтобы впредь никто не осмелился поступать с ним подобным образом. Мать, терзаемая опасениями, сказала как-то Шо Зыа:

— Я поверила твоим обещаниям, я послушалась твоих слов и просватала тебе дочь богача. Пора бы тебе подумать, как выполнить свои обещания. Тебя, кажется, это нисколько не беспокоит. Что же теперь с нами будет?

Шо Зыа улыбнулся во весь рот и ничего не сказал в ответ.

Время летело, и вот уже через день нужно было относить свадебные дары в дом богача; мать Шо Зыа окинула взглядом свою убогую хижину, в которой только и было что рваная циновка на полу да глиняный котелок над очагом, и сердце ее сжалось в тревоге. Но Шо Зыа был весел и спокоен, как всегда; он поклялся матери, что все будет исполнено точно в срок и ничего не будет забыто. Мать улеглась на жесткую бамбуковую циновку, но долго не могла уснуть, мучимая опасениями.

Но чудо и вправду свершилось. Наутро мать, не открыв еще как следует глаза, с изумлением увидела себя не в своем убогом старом шалаше, а в роскошной спальне. Она возлежала на красивой кровати из драгоценного дерева, и Шо Зыа тоже лежал в богато убранной маленькой постели, покрытой дорогим вышитым одеялом. Ветхий бамбуковый шалаш с просвечивающими дырявыми стенами превратился в большой просторный дом; стены его были сложены из красивых кирпичей, черепичную крышу венчал белоснежный конек из серебра, а края ее сияли блестящей медью желобов. Дом состоял из пяти просторных покоев. Мать не верила своим глазам, и счастье наполняло ее сердце. Но вот взор ее упал на Шо Зыа, и печаль снова закралась в ее душу. «Все чудесно преобразилось, — с горечью подумала она, — только сын мой так и остался уродом…»