Нечистая сила - Королив-Старый Василий. Страница 6

Все вокруг было серым. Вьюжило так, что невозможно было догадаться, где — право, а где — лево… Старик постоял, а потом снова застонал.

— Что из того, что я выбрался из снега? Все равно в такой пурге не отыскать пути домой. Видно, суждено мне помереть, ведь некому показать мне дорогу!

Тогда перед ним появилась Хуха Моховинка.

— Хуха! — закричал он не своим голосом и, дрожа, стал искать топор.

Старик оступился и снова увяз в глубоком снегу. От страха он не мог сдвинуться с места. И тогда услышал тоненький голосочек:

— Да, я — Хуха! И даже та самая, у которой ты в прошлом году разрушил хатку, а потом в доме у добрых детей хотел убить меня топором…

Старик затрясся еще сильнее. Он был уверен, что теперь Хуха отомстит ему.

— Но ты не должен бояться меня! — продолжала Моховинка. — Знай, что никогда Хухи не вредят людям, а наоборот — очень часто им помогают. Мы — добрые и не помним зла. Это же мы, Хухи, помогли тебе выбраться из сугроба. А теперь я выведу тебя из лесу Ничего не бойся и ступай за мной.

Но дед все не двигался с места. У него дрожали губы, он стучал зубами и не мог вымолвить ни слова.

— Ну, не теряй же времени. Пойдем! — сказала ему Моховинка и потихоньку побежала вперед.

На опушке, откуда были видны мигающие сельских домах огоньки, Моховинка остановилась.

— Вот теперь я доберусь до дома! — радостно проговорил старик. — Как же мне тебя отблагодарить? — спросил он Xvxy.

— Хухи не нуждаются в благодарности. Делать добро — наш долг. Но в память об этом дне я прошу тебя вот о чем. Не забудь, что ты обещал, замерзая в сугробе. И еще: расскажи людям, что с тобой приключилось; А теперь будь здоров!

В тот же миг Моховинка исчезла, но она слышала, как старик от души благодарил ее.

Она поспешила туда, где собрались все Хухи и где ожидала ее веселая вечеринка у старика Хо.

А дед благополучно добрался до своего дома и с тех пор стал убеждать и детей, и взрослых, что не надо бояться маленьких, добрых и симпатичных Хух.

ПОТЕРЧАТА

Дьячиха Евпраксия хлопотала возле печи. Она сердилась. Ужин давно уже перестоял, пора бы и спать ложиться, а дьяка Аверки все нет и нет. А для хозяйки, нет ничего хуже, чем ждать кого-то, а он все не идет.

— Не иначе, как угодил в болото! — сказала дьячиха сама себе и от досады бросила в печь целую охапку дров.

Дрова громко зашипели и затрещали так, будто бы там, в печи, кто-то щелкал орехи. По окнам, полу и потолку бегали розовые зайчики. За печкой застрекотал сверчок, комната наполнилась теплом. Стало светло и весело. Большой кот поднялся с лежанки, сначала выгнулся дугой, а потом потянулся, вздохнул и взобрался на колени к дьячихе. Тут он так славно начал мурлыкать, что у дьячихи отлегло от души. Она засмотрелась на огонь, перепрыгивающий с одного полена на другое. Казалось, что кто-то цепляет к поленьям белые, синие, розовые и желтые клочки блестящего и трепещущего шелка. Она положила на стол руки, склонила на них голову, вздохнула разок-другой и задремала.

Ждал дьяка-хозяина и Домовой. Он привык к тому, что дьяк, как и сам Домовой, редко уходил из дому надолго. И еще Домовой любил старого хозяина за веселый нрав и говорливость. Если дьяк и бывал чем-то недоволен, то забавно пел тоненьким, словно у мальчика, голоском: «Трижды, Господи, помилуй!» — по три раза кряду.

«Ишь ты, попискивает, словно комарик!» — усмехался тогда Домовой, тая от удовольствия.

Теперь, он загрустил…

Дьяк Аверка вышел из дому еще на рассвете и отправился в соседнее село на Храм. Давно уж стемнело, во многих домах погасили свет и легли спать, а Аверки все не было и не было…

Домовой забрался на крышу дома и уселся на теплую печную трубу. Оттуда его приятно обдувало легким дымком березовых дров и вкусным запахом ужина. Он осмотрелся, выхватил искру из дымохода, раскурил трубочку и продолжал наблюдать.

— И правда, не провалился ли он, случаем, в болото? — подумал Домовой именно в тот момент, когда внизу, у печи, то же самое проговорила дьячиха Евпраксия.

Он ещё немного посидел на трубе, загасил трубочку, чтобы на соломенную стреху не упала ненароком искра, потом заглянул в трубу, хорошо ли там горит, и начал спускаться с крыши.

Как и всякий уважающий себя Домовой, он долго колебался, стоит ли ему уходить со двора? Все ждал, что вот-вот дьяк скрипнет калиткой. А тем временем заглянул в собачью конуру: не спит ли Бровка? Посмотрел, заперла ли Ведьма хлев с коровами, снял ведро со сруба, чтобы оно не упало в колодец. Домовой чувствовал, как с каждой минутой в сердце его растет тревога за хозяина. Тогда он решил, что о хозяйстве можно не беспокоиться, ведь в доме была рачительная хозяйка, а на дворе — Бровка, и быстро вышел за ворота.

Стояла поздняя осень. Ночь была чернее сажи. Небо затянуло плотным темным сукном, сквозь которое не пробивался свет ни от одной звезды.

Домовой по-деревенски нахлобучил шапку на уши и быстро зашагал навстречу хозяину к большому болоту У дороги…

А в это время дьяк Аверка, на славу повеселившись на Храмовом празднике и слегка на подпитии, вышел из соседнего села и подошел к болоту с другой стороны.

За селом выскочила перед ним из-под ольхи маленькая, словно темный клубочек, луговая Хуха. Она заметила, что дьяк немного под хмельком, и побегала предупредить Потерчат, чтобы те заранее зажгли свои фонарики. Ведь только Потерчата могли показать дьяку Аверке путь в этом опасном месте. Иначе он — пьяненький — мог легко сбиться с дороги, оступиться и увязнуть в болоте.

А дьяк, шатаясь, понемногу продвигался вперед. Он постукивал палкой по твердой, промерзшей дороге, чтобы определить, где начинается болото. От нечего делать и чтобы было веселей, он потихоньку напевал церковные Псалмы:

«Бла-а-ажен му-у-ж, иже не идет на сове-е-т не-че-стивых. Аллилуя, алли…»

Вдруг дьяк умолк, увидев, как перед ним мигнул маленький зеленоватый огонек.

— Свят, свят, свят! — вскрикнул дьяк Аверка, останавливаясь и протирая глаза. — А не хватил ли я лишнего? Может, допился до «зеленого змия»? Недаром же у меня перед глазами зеленые огоньки прыгают!..

Тем временем зажегся другой огонек, потом — третий, четвертый, десятый, двадцатый… Это Потерчата зажигали свои фонарики и бежали вдоль дороги, чтобы указать дьяку путь домой. Потерчатки были крошечные, совсем голенькие, с большими блестящими глазами и торчащими синими чубчиками на головках. Бежали они резво, но их маленькие кривые ножки позволяли им делать только небольшие шажки, и потому они продвигались вперед очень медленно. А дьяку казалось, что огоньки эти тихо плывут над болотом и колышутся, как лампадка в церкви, задетая головой. Еще он видел, как огоньки то подпрыгивают вверх, то опускаются вниз. Это происходило из-за того, что Потерчата бежали не по ровной дороге, а по болотной топи, перепрыгивая с кочки на кочку.

У дьяка от этого зрелища хмель как рукой сняло.

По коже побежал мороз, а за шиворот будто насыпали холодной дроби. Волосы, хотя и было на его блестящей лысине всего одиннадцать волосинок, встали дыбом, из-за чего шапка съехала набок.

— Да это ж завлекает меня нечистая сила! — подумал перепуганный дьяк, и так решил бы на его месте всякий, столкнувшись с чем-то странным и непонятным.

Покачнувшись, дьяк подобрал полы своего длинного кафтана и, неизвестно зачем, кинулся вправо от дороги. Потерчата сразу увидели, что он сбился с пути. Испугавшись, что Аверка увязнет в болоте, а им не под силу вытянуть его оттуда, они все вместе двинулись к нему и преградили ему путь.

Дьяк Аверка совершенно ошалел. Не помня себя от страха, он метнулся теперь уже влево. И, сделав несколько шагов, вскочил на кочку. Кочка качнулась под ним, но не слишком, потому что по краям была слегка подмерзшей. Тут он уже и сам заметил, что угодил в трясину. В ужасе он застыл на кочке и затаил дыхание. Потерчата подумали, что он решает, как ему выбраться, и снова побежали на дорогу. А дьяк смотрел на огоньки и думал: