Чекисты рассказывают... - Зубов Алексей Николаевич. Страница 52
— Та-а-к, — сказал Семенюк, — вот теперь видно, какой ты голодный. Значит, двое суток ни крошки хлеба в глаза не видал, ни копейки денег, еле ноги тянешь. Ну ничего, мы тебя быстро поставим на ноги!
Семенюк приказал:
— Весь брусок сала съешь, до крошки! Ты же голодный. Ешь, сукин сын, сало!
Рухнув на колени, человек завопил: «Пожалейте! Все, все расскажу! Только сала не надо! Не надо сала! Не надо!»
Задержанный сообщил нам, что группу уголовников — отпетых бандитов Функ пытался забросить к нам как своих агентов.
Было их восемь. В группе заключенных их вывели на работу и дали возможность бежать.
Задание штурмбаннфюрера Функа агентам было конкретным: разыскать советских партизан, влиться в их ряды под видом патриотов и во время первых боев в удобный момент уничтожить командный состав штаба, а затем командиров подразделений.
Не полагаясь на память уголовников, гестапо снабдило агентов вопросником, а также списком сел, где надо было искать партизан. Вопросники напечатали на кусках полотна и зашили в одежду.
Выполнив задание, агенты должны были сбежать и явиться с паролем «08» и чайной ложкой в ближайшее отделение гестапо или полиции.
Обо всем этом сообщил на допросе «закусивший» у нас агент «Дембовский» — такова была его кличка в гестапо. Вопросник конокрад извлек из подкладки старой облезлой шапки и передал нам.
Вошедший в этот момент связной доложил, что получено донесение от командира второго батальона Перепелицы о задержании человека, который вел себя подозрительно.
Доставленный к Перепелице человек заявил, что бежал из Люблинской тюрьмы, и, узнав о том, что вблизи Янува появились партизаны, решил «вместе с ними воевать против извергов-фашистов».
— Давайте сюда задержанного! — приказал майор Королев.
Вошел в сопровождении конвоиров высокий тощий человек с землистым цветом лица, в рваном полушубке, в ботинках с обмотками.
Увидев Дембовского, вошедший оторопело глянул на него и попятился к двери.
— Что, узнаешь дружка? — спросил у него Семенюк.
— Нет, пан... не знаю... не знаю... ей-богу, не знаю... Никогда не видел, — скороговоркой, по-польски ответил высокий.
— А вы, Дембовский, знаете, кто это? — спросил Королев.
— Как же не знать! — Дембовский, ухмыляясь, глядел на высокого, — хорошо знаю. В одной камере с ним сидели. Я — за коней, он — за грабеж с убийством. Э-э, Казик, не выйдет. Говори тут все как «на духу»...
— Я не знаю его! Он сумасшедший, плетет сам не знает что. Никогда не видал его! Не верьте ему! Он вас обманул!
Дембовский продолжал ухмыляться:
— Поздно, Казик! Я начальникам-партизанам все рассказал: и про вопросник, и про штурмбаннфюрера Функа. А твой где вопросник, небось в кальсоны зашил?
Казимир побледнел.
— Э-э, пан, — сказал Семенюк, — коли так, скидай кальсоны, ну, живо! Куда вопросник девал?
— Да не в кальсонах же — в обмотке, — выдавил из себя Казик.
— В обмотке? Разматывай!
Вопросник был такой же, как и у Дембовского.
Казик — он же Конь (кличку дали гестаповцы) подтвердил все, что рассказал Дембовский.
Остальные шесть агентов Функа сообщили то же самое. Допросив агентов, Синицын и Королев отправились с докладом к командиру бригады. Командир бригады приказал пятерых расстрелять, а троих использовать для дезинформации противника.
«От этих своих агентов немцы должны узнать о наших планах, наших намерениях и действиях в ближайшие дни. Давайте подсунем гестапо самые «точные» сведения о том, куда мы направляемся...»
Под вечер по большаку, выходившему из села Вельки Рудни, где мы находились, потянулись на юг партизанские роты, две пушки, пять подвод санитарной части и два взвода разведки.
Часть бойцов грузила пулеметы и снаряжение.
Было светло, и проходившие друг за другом, с интервалом в двадцать-тридцать минут, трое «беглецов из тюрьмы», которых сопровождали партизаны из комендантского взвода, наблюдали спешную подготовку партизан к эвакуации на юг.
В суматохе агентам удалось ускользнуть.
Еще через час дан был приказ всему личному составу партизанской бригады выйти из Рудни в северо-восточном направлении.
— Конечно, — оказал Королев Волошину, — кто-нибудь из агентов Функа придет в полицию или в гестапо, будет допрошен и под присягой даст показания, что партизаны ушли на юг... своими же глазами видел.
Впоследствии через людей Здислава, проникших на работу в немецкие учреждения, мы узнали о том, что маневр себя оправдал.
Действительно, двое из трех агентов Функа явились в гестапо и сообщили об уходе партизан на юг.
Через несколько дней гестапо убедилось, что игра проиграна — агенты Функа провалились, а партизаны исчезли, выйдя из-под намеченного карателями удара. Оба «посланца» были повешены по обвинению в связи с советскими партизанами.
А польский рейд партизан продолжался.
ПЕСНЯ О СОКОЛЕ
Несколько лет тому назад я возвращался с Украины в Москву.
По дороге решил заехать в Киев повидаться с Сидором Артемьевичем Ковпаком.
В Нежине была пересадка, и под вечер я сидел уже в купе вагона скорого поезда в обществе двух девушек и молодого человека лет двадцати трех. Буквально через десять минут я все о них знал.
Знал, что они студенты-медики, что возвращаются после зимних каникул в Киев — к месту учебы, знал, что их однокурсники — Оксана с Петей — отстали в Бахмаче от поезда и приедут в Киев утренним поездом, знал, наконец, кому с какой начинкой пирожки дала на дорогу мама. Девчата, встретившие меня сдержанно, очень скоро «оттаяли»: шутили, смеялись, угощали меня чаем и пирожками.
Парень сидел в картинной позе — откинув голову назад, прищурив глаза, бренчал на видавшей виды гитаре и под нос напевал какую-то песню: впервые я услышал этот мотив, и он, признаться, тогда на меня особого впечатления не произвел.
Так обычно бывает с малознакомым мотивом, так было и с этим (мотив украинской песни «про рушничок»).
Но вот студент взял звучный аккорд на гитаре, подмигнул девчатам, откашлялся и... я невольно прислушался:
Пропев два куплета, студент перешел на другой мотив.
— Юра! Прошу вас: спойте еще раз.
И видно, в голосе моем прозвучало что-то такое, что заставило спутников обернуться в мою сторону.
— Пожалуйста! — и студент снова запел о старенькой матери, провожавшей любимого сына в путь-дорогу.
Но я не слышал уже песни, мыслями я был далеко за линией фронта, где когда-то бушевали военные грозы.
...Он не был Героем Советского Союза, не командовал за линией фронта чекистской оперативной группой, не носил высокого звания. Он был просто одним из чекистов, переброшенных в тыл врага для выполнения специальных заданий, одним из сотен тысяч патриотов, которые могут сказать о себе словами поэта:
Звали его Петром Головко.
Молодой человек среднего роста, с густой шапкой каштановых волос, с живыми ясными глазами, с хорошей улыбкой на открытом, чуть скуластом лице.
Лучший в отряде запевала, до сих лор чекисты помнят его любимую песню «Я уходил тогда в поход, в суровые края», первый танцор среди наших разведчиков, общий любимец.