Отважные(изд.1962) - Воинов Александр Исаевич. Страница 12
Телефонный звонок вывел Мейера из раздумья. Звонил дежурный по гестапо. Он сообщил, что Михаил Юренев просит срочно вызвать его на допрос.
Через пятнадцать минут Курт Мейер уже входил в свой служебный кабинет, небольшой и очень скромно обставленный. Письменный стол с массивной чернильницей, графин воды на столике, в углу несколько стульев и несгораемый шкаф. Мейер не любил на службе излишеств.
Никто, кроме самых ближайших сотрудников Мейера, не знал, каковы подлинные отношения у арестованного с начальником гестапо, поэтому Юренева привели под строгой охраной.
Когда он вошел в кабинет, растрепанный, небритый, в порванной шинели с чужого плеча, у него был вид много претерпевшего заключенного.
— Ну, — сказал по-немецки Мейер, — я вижу, вы быстро освоились с новой ролью.
Юренев опустился в кресло и протянул руку за сигаретой — раскрытая пачка лежала на столе.
— Это все же лучше, чем чувствовать, что тебе стреляют в спину, — произнес он с хмурой усмешкой.
— Да, но ведь пули летели мимо?
— К сожалению, мои конвоиры оказались плохими стрелками и чуть меня не ухлопали.
Мейер весело засмеялся:
— Мне говорили, что самым главным вашим противником оказалась собака!
— Будь она проклята! — кивнул головой Юренев. — Из-за нее я и попался.
— А трудно вам было проникнуть во двор?
Юренев глубоко затянулся дымом.
— Мне повезло, — сказал он. — Рядом оказался какой-то мальчишка. Он помог мне оторвать доску в заборе, пролез во двор сначала сам, а потом втащил и меня.
Мейер оживился:
— Вот как! У вас появился союзник?
— Да, и очень активный.
— Кто же он такой? Кто его родители?
— Как мне удалось установить, он сын недавно казненной Екатерины Охотниковой!..
— Сын Охотниковой? — удивленно поднял брови Мейер. — Что же он делал во дворе Борзова?
— Борзов ему дядя… Двоюродный брат отца…
— Вот как? Вы сообщили мне интересные новости! И дядя любит своего племянника?..
— Вот этого я не знаю, но зато знаю другое…
— Что именно?
— Племянник ненавидит дядю…
— Ненавидит? За что?..
— Он считает его предателем. И не может ему простить, что он меня выдал.
Мейер промолчал. Казалось, он был растроган:
— Мальчишки всегда мальчишки! Они полны благородных порывов… Очевидно, ваш спаситель совсем неплохой парень?
— Да, — устало улыбнулся Юренев, — этот мальчишка не из трусливых.
— Сколько же ему лет?
— Лет тринадцать-четырнадцать…
Мейер вздохнул:
— Что ж, мальчик остался сиротой — куда же ему было идти, как не к своему дяде. — Он побарабанил пальцами по краю стола. — Но странно, на допросе Охотникова сказала, что у нее родственников в городе нет!.. Почему же она скрыла Борзова?
Юренев поправил сбившиеся на глаза волосы:
— Это не удивительно — с тех пор как он пошел работать к нам, все от него отказались.
Мейера невольно покоробило это «к нам», сказанное спокойно и вскользь, но как бы поставившее между ним и Юреневым знак равенства.
Он раздраженно повысил голос.
— Тем более! Что же тогда помешало ей скомпрометировать его в наших глазах? Ведь, назвав его имя, она тем самым ставила его под подозрение. А это лучший способ мести…
Юренев подумал.
— Мне это трудно объяснить. Но я знаю только одно: Борзов пытался удержать мальчишку у себя, но тот от него сбежал.
Мейер остановился перед Юреневым и испытующим взглядом посмотрел ему в глаза. Он выработал это умение — глядеть пристально, словно стараясь заглянуть человеку в душу.
— Я не могу понять только одного, — сказал он: — вы рассказываете об этом мальчишке так подробно, словно вам хорошо известна его дальнейшая история. Неужели он успел рассказать вам все, что с ним случится в дальнейшем, когда вы пролезали в дырку забора?..
Юренев засмеялся; вопрос был действительно колкий.
— Давно я не курил таких хороших сигарет, — сказал он, закуривая новую. — Так вот, господин Мейер, все дело в том, что мальчик находится со мной.
— Как — с вами? — удивился Мейер.
— В подвале.
Брови Мейера вновь подскочили кверху:
— Как же он туда попал?
— Его привел Борзов!
— Собственного племянника? Но ведь вы сказали, что мальчишка от него убежал.
— Да… Однако он не сумел хорошо спрятаться… Борзов разыскал его у старика фотографа и притащил к нам…
— Зачем же он это сделал?
— К сожалению, мне он этого не объяснил, — усмехнулся Юренев, — но думаю, что он это сделал из служебного рвения.
— Я бы не хотел иметь такого дядю, — сказал Мейер. — Что же, вы пришли сообщить мне только об этом?
— Нет, господин Мейер, — ответил Юренев, — у меня возник интересный план.
Мейер возвратился на свое место и тяжело оперся руками о стол. Он о чем-то напряженно думал.
— У какого фотографа скрывался мальчик? — спросил он.
Юренев кивнул головой в сторону окна:
— У того, что работает на базарной площади. Помните, наверное, — седой, беззубый старик. Он любит снимать детей в лодке…
— Как будто я его видел, — наморщил лоб Мейер, — а впрочем, не в нем дело. Рассказывайте о плане.
Юренев придвинулся ближе к столу и, хотя в кабинете никого не было, стал говорить вполголоса.
— Видите ли, господин Мейер, я не верю в то, что мальчишку оставят одного.
— Кто? — насторожился Мейер.
— Друзья Охотниковой. Несомненно, кто-то его приютит.
Мейер откинулся на спинку кресла.
— Так! Так! — сказал он. — Любопытная мысль.
— Но это еще не все, — продолжал Юренев. — В разговоре мальчишка несколько раз упомянул деревню Малиновку!.. Она в пятнадцати километрах от города — в сторону от шоссе…
«Черт подери, — подумал Мейер, — второй раз сегодня я слышу о Малиновке!» Но он ничем не выдал своего удивления и даже несколько скептически улыбнулся:
— А что у него может быть в Малиновке?
— Возможно, там кто-то его ждет.
Мейер задумчиво посмотрел в окно, на котором лежали мягкие солнечные лучи.
— Ну хорошо, — сказал он, — мы отпустим мальчишку. А где гарантия, что он пойдет именно туда? Нельзя же его тащить за руку.
— Вот в этом-то все дело! — оживленно воскликнул Юренев. — Надо, чтобы он сам тащил кого-нибудь за руку… Меня, например!..
— Вас?! — Мейер громко рассмеялся, столь нелепым показалось ему это предложение. — Вы уже однажды неудачно бежали… Если вам удастся это во второй раз, то даже самый круглый дурак поймет, что вы за птица!.. А что, если вас расстрелять? — вдруг спросил Мейер. — Да, да, расстрелять! — Юренев побледнел и отшатнулся. — Потом, ночью, вы выберетесь из ямы… Нет, конечно, не мертвый, — мрачно пошутил Мейер, — и постучитесь в ближайший дом. Вас увидят окровавленного, в одном белье. Слух об этом сразу же разнесется по городу.
— Ну, а потом куда я пойду? — Голос Юренева дрогнул.
— Потом на дороге вы случайно встретите мальчишку, которого выпустят в это же время на все четыре стороны… — Мейер заложил ногу на ногу и с откровенной насмешкой посмотрел на Юренева. — Куда вы желаете получить пулю? В ногу или в руку?
— Лучше в руку, выше локтя, так, чтобы пуля не задела кости.
— Скромное желание! Теперь давайте подумаем, где все-таки гарантия того, что мальчишка приведет нас на явочную квартиру. Если он что-нибудь знает, мы сможем заставить его говорить гораздо более простыми средствами!..
— Боюсь, что он ничего не знает.
— Тогда какая же польза от этой затеи?
— Есть польза, — упрямо сказал Юренев. — Ни у кого не останется сомнений, что я — жертва гестапо. И тогда подпольщики сами будут меня искать… Мальчишка — прекрасный свидетель. Он спасал меня во дворе Борзова, вместе со мной сидел в подвале…
Мейер задумчиво пожевал губами. Что-то все же ему в этом плане не нравилось. Слишком громоздко. А большой опыт подсказывал ему, что лучший план всегда самый простой.
— Забирайте сигареты, — сказал он грубовато, — и отправляйтесь назад. Я подумаю.