Отважные(изд.1962) - Воинов Александр Исаевич. Страница 40

Коля заснул мгновенно. Ему приснилось: он гоняет голубей во дворе, и они кружатся в синем-синем, залитом солнцем небе. Вдруг с крыши на тропинку прыгает отец. Коля бежит к нему: «Папа!.. Папа!..» Отец сжимает его в своих объятиях…

Кто-то безжалостно трясет его:

— Вставай!.. Вставай!..

Коля открыл глаза и возвратился к действительности. Держа в левой руке тускло горящую «летучую мышь», высокий полицай правой тянул его с нар.

— На допрос!..

На дворе уже была глубокая ночь, дул холодный ветер, шел дождь. Выведя мальчика из подвала, полицай приказал ему остановиться, а сам опять долго возился с замком. Зачем надо было запирать пустой подвал, он и сам толком не знал: таково правило.

Коля быстро огляделся: может быть, рвануться в ворота? Но там маячит фигура часового.

Окна в доме тщательно занавешены, но в узкие щелочки кое-где пробивается свет. Слышны приглушенные голоса. «Что они будут со мной делать?» — думает Коля и, вспомнив разъяренное лицо старосты, готовится к самому страшному.

— Дяденька, куда ты меня ведешь? — спросил он.

— Сам увидишь, — проворчал полицай, — иди за мной…

Они поднялись на крыльцо и оказались в темных сенях.

Полицай толкнул дверь, и яркий свет ослепил Колю. Несколько ламп освещали небольшую комнату. В углу за столом сидел тот самый человек, который схватил его, — колченогий староста.

Прищурив левый глаз, он насмешливо смотрел на Колю:

— Иди сюда, щенок! Дай-ка я на тебя погляжу.

Коля вышел на середину комнаты. Полицай остановился в дверях.

— Господин староста, а мне что прикажете делать? — спросил он.

— Иди да пришли дежурного. Пусть возьмет плетку и ждет за дверью. Когда понадобится, позову, — сказал Гордеев и кивнул Коле: — Хочешь, чтобы я его позвал? Ну? Говори…

— Н-нет, — пробормотал Коля.

— Тогда рассказывай, кто тебя на станцию посылал.

— На какую станцию?

Гордеев вскочил:

— Как — на какую станцию! Ты что, притворяться? Да я тебя сейчас!.. Говори! Ну!..

Коля заревел:

— Не ходил я на станцию, дяденька!..

Гордеев подошел к нему и схватил его за шиворот:

— Врешь! Ходил! Тебя солдат опознал! А кто из кустов гранаты бросал? Кто?!

— Не знаю!

— Не знаешь?.. — Староста дал ему крепкий подзатыльник. Коля отлетел в угол комнаты. — Вот тебе для начала!

Староста повернулся, приоткрыл дверь в соседнюю комнату и крикнул:

— Харитонов!..

— Здесь, господин староста! — Хрипловатый, старческий голос, который отозвался из-за двери, показался Коле знакомым.

— Плетка с тобой?

— Тут.

— Смочи ее в скипидаре. Сейчас работа будет!..

— Слушаюсь!..

Гордеев обернулся к Коле:

— Слышал, гаденыш? Сейчас ты у меня заговоришь… Все скажешь, голубчик!.. — Он подсел возле Коли на корточки и вдруг ласково улыбнулся: — Ну, ну, ладно!.. Вставай, вставай. Напугал я тебя! Это, брат, нарочно! Всякий тут народ ходит. Вставай, не бойся меня. Ничего я тебе не сделаю. — Он вновь приоткрыл дверь: — Харитонов!..

— Здесь, господин староста!..

— Слетай к моей хозяйке, скажи — курицу приказал прислать да огурчиков… Хлеба не забудь!

— Слушаюсь! — послушно произнес знакомый Коле голос, и в глубине коридора громко хлопнула выходная дверь.

— Ну вот, — сказал староста, и его широкое красное лицо расплылось в улыбке, — теперь нас никто не будет подслушивать. Садись-ка сюда, поговорим!..

Коля встал и настороженно присел на стул.

Староста глядел из-под кустистых бровей, стараясь придать своему взгляду мягкость и участие.

— Да-а, — проговорил он после затянувшегося молчания, — много вас, обездоленных, нынче по дорогам ходит… Война!.. Взрослые дерутся, а детям погибель… И у меня такой, как ты, сынишка. Вовкой его зовут… Так куда ты идешь?..

— В Белгород, — проговорил Коля всхлипнув.

Он не притворялся. Удар Гордеева был крепок, и он сильно стукнулся плечом о стену.

— Так, — протянул Гордеев. — А кто там у тебя?

— Тетка…

— А родители где?..

— Отца убили, мать в Германию угнали…

— Не угнали, — поправил его Гордеев, — а направили на работу… Тебе это понятно?..

Коля всхлипнул и мотнул головой.

— Тебе сколько лет? — спросил Гордеев.

— Тринадцать.

— Фамилия?

— Степанов Костя…

Гордеев взглянул на справку, отобранную у Коли, сверяясь по ней с его ответами.

— Играть бы тебе сейчас в казаки-разбойники, Костя, а видишь, в какую ты историю попал! В скверную историю. И как быть с тобой, прямо не знаю… — Он постучал своими короткими пальцами по краю стола, помычал и вдруг зло прищурился: — А твоего товарища мы тоже поймали!..

— Какого? — Коля поднял голову, и в его груди все сжалось.

— Того, который из кустов гранаты кидал… Того и поймали!..

— Не знаю я его, — сказал Коля.

Гордеев усмехнулся:

— Не знаешь, так узнаешь! Хочешь, я его сюда позову? Он нам во всем уже признался… И все о тебе рассказал… Эх ты, конспиратор!.. — Он вытащил папиросу и закурил. — Рассказывай!.. Ничего тебе не будет… Утром отпущу. Ну, не запирайся…

— Ничего я не знаю, дяденька, — тихо оказал Коля, упорно глядя куда-то под стол.

— Не знаешь! — В голосе Гордеева вновь зазвучала угроза. — Подумай, Костя, подумай…

Коля вздрогнул. Староста назвал его Костей. Значит, он врет, что Витя пойман и во всем признался. Ничего староста не знает, хитрит, хочет заманить его в ловушку.

Он поднял голову и, смотря в напряженное лицо Гордеева, как можно правдивее сказал:

— Вот убей меня гром, если совру! Я шел один!..

Гордеев вскочил и дико закричал:

— Харитонов!..

Тотчас же порог переступил старик с рыжими усами. Коля сразу признал его: это был тот самый, к которому он приходил в лес, чтобы связаться с Геннадием Андреевичем. Старик угрюмо глядел на Колю, словно видел его впервые. Его рука крепко сжимала плетку.

— Ожги его! Дери его, чертова сына, как сидорову козу!.. Тащи в процедурную!..

Харитонов взял Колю за плечо.

— Пойдем, пойдем! — сказал он; на пороге обернулся: — Сколько ему?

— Пятнадцать!..

Харитонов критическим взглядом оглядел Колю и покачал головой:

— Не выдержит, Серафим Тимофеевич. Помрет. Больше восьми никак нельзя… Так по шкале положено!..

— Ладно! Ты мне свои инструкции не тычь! Помрет — туда ему и дорога…

Харитонов вывел Колю во двор и повернул к небольшой баньке, которая темнела в углу забора. Очевидно, в этой баньке у полицаев был устроен застенок.

Около двери Харитонов оглянулся и тихо сказал:

— Вот что, сынок! Бить я тебя не буду, а ты погромче кричи. Погромче!.. Пусть староста слышит…

Вдруг вблизи, за забором, раздались выстрелы. Один, другой!.. Совсем близко — третий…

— Что такое? — Харитонов остановился. — Никак, нападение!.. Ложись, ложись ты! Не то пулей заденет! — и бросился к стене сарая, увлекая за собой Колю.

Внезапно в ворота вбежал человек и метнулся к дому.

— Тревога! — закричал он срывающимся голосом. — Тревога! Партизаны!.. Скорее сюда! Они здесь!..

Полицай, уже взбежавший на крыльцо, обернулся и выстрелил.

Коля дернулся, стараясь вырваться из рук Харитонова, но тот еще крепче прижал его к бревенчатой стене.

— Да лежи ты, дурак! — проговорил он. — Убьют ни за что!.. Сейчас я пойду, а то свои же и прихлопнут!..

Но Коля тут же вырвался из крепко державших его рук и бросился к воротам. Около головы свистнула пуля.

— Коля! — окликнули его из-за дерева.

Коля узнал бы этот голос из тысячи:

— Федя! Феденька!..

— Скорее ложись! — скомандовал Куликов.

Кто-то бежал вслед за ними. Коля оглянулся — это был Харитонов, он медленно шел в своих тяжелых сапогах, хрипло дыша. Куликов вскинул винтовку.

— Не стреляй! — крикнул Харитонов. — Я свой!.. Веди к начальнику!

Из глубины двора кто-то выстрелил.

— Полицаи в этом доме? — спросил Куликов.

— Здесь! — ответил Харитонов.