Петька Дёров(изд.1959) - Аланов Виктор Яковлевич. Страница 8
— Ну, Маруся, смотри, осторожнее, — напутствовал ее Чернов. — Да не забудь, — племяннику привет!
— Передам, Сереженька, передам, — пообещала она. — Пошли, Фома.
Взяв в руку длинную палку, Мария Федоровна, сейчас совсем похожая на сгорбленную старуху-нищенку, направилась к берегу реки. Фомка последовал за нею.
Сергей Андреевич вышел на крыльцо проводить их.
Когда, подходя к реке, Фомка оглянулся, он увидел, что Сергей Андреевич всё еще стоит на пороге дома и пристально смотрит им вслед.
— Ну, счастливо, Фомушка, — попрощалась Чернова, сворачивая к переправе. — Заходи. Накормлю. Бесплатно накормлю, — весело крикнула она вслед мальчику и, махнув рукой, спустилась к воде.
Фома побежал к городу. На душе у него было легко и хорошо. Есть же на свете такие люди, как Сергей Андреевич! Поговоришь с ним, и всё так ясно делается.
Через два дня немецкое командование в Пскове переживало неприятные минуты. Нужно было передать в Берлин очередное печальное известие. Карательная экспедиция, направленная в Полновский район, сорвалась. У станции Ямы партизаны ночью напали врасплох на эшелон. Не ожидавшие нападения гитлеровцы не успели даже выскочить из вагонов. Они были уничтожены все, целиком. Не спасся ни один.
ДРУЗЬЯ ФОМЫ И БАБКА АГАФЬЯ
По дороге домой Фомка повстречал верхнереченских ребят — Ваську Гуся и Пашку Кривого.
— А, Фома! Здорово! Что это тебя давно не видно? Верно, на рынке пропадаешь? Пошли на реку.
Но Фома строго сказал:
— Мне сейчас некогда. Идите и ждите. Ровно через полчаса приду. И друга нового приведу с собой.
— Кто такой? — заинтересовались мальчики.
— Увидите. Вчера в Псков пришел. Хороший парень.
Петька уже отоспался и ждал Фому с нетерпением. Чтобы предупредить его расспросы, Фомка быстро затараторил:
— Ну как, Петя? Выспался? Кушать хочешь? Садись, вот я сейчас приготовлю. А потом на улицу пойдем. Я тебя с ребятами познакомлю. У меня здесь дружков много. И все меня вот как слушаются, — хвастливо прибавил он.
Петька охотно разделил со своим другом еду.
А затем они вместе отправились к верхнереченским ребятам.
Когда друзья спустились с горы и вышли на берег реки, на них вдруг налетел какой-то подросток.
— Стой! — решительно схватил бежавшего Фома.
Раскрасневшийся толстый и неуклюжий мальчуган
растерянно хлопал близорукими глазами, совсем запыхавшись от волнения.
— Фомка? Это ты? А я бежал тебя искать.
— Ну, что тебе? — важно спросил Фома и, повернувшись к Петьке, сказал — Это Зозуля. Тоже наш.
— Фома, ты слышал? — переведя дух, торопливо заговорил Зозуля. — Партизаны немцев в городе взорвали! В клочья разнесли!
— Кто тебе сказал? — встрепенулся Фомка.
— Сам видел, честное пионерское!.. Я иду, а из ресторана, за Октябрьской, как ахнет!.. Полицаи сразу набежали, скорая помощь приехала… Бежим, сам поглядишь.
— Ладно. Или погоди… Ваську с Пашкой захватим. Они тут, на берегу нас ждут.
И Фома, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнул.
Услышав ответный свист, ребята побежали к месту взрыва.
— Слушай, ребята, — обратился к друзьям Фома, когда компания собралась вместе. — Видите этого парня? Это Петька Деров, мой друг. Тоже пионер. Он со мной будет, пока Красная Армия не придет.
— Познакомимся, — важно сказал Васька Гусь, получивший такое прозвище за длинную шею и выдающийся вперед острый нос, действительно придававшие ему сходство с этой птицей.
— А теперь пошли, — скомандовал Фомка, когда Петька поздоровался с мальчиками.
Ребята двинулись в город.
Около базара к ним присоединился Колька Белоголовый, тощий, быстроглазый мальчуган. Прилизанные волосы были белы и гладки до того, что издали его голова казалась облитой сметаной. До войны отчим Кольки сапожничал в артели, а сейчас держал около базара ларек скорой починки обуви, дававший возможность кое-как перебиваться в это трудное время.
Особой популярностью среди мальчишеской компании Белоголовый не пользовался. Раньше, когда они учились в одной школе, куда ходил из детдома и Фома, сверстники подчас даже колачивали его за склонность нет-нет да и наябедничать учителю про общие проказы. Но принесенные войной беды сплотили мальчиков, а Белоголовый всё-таки был старым школьным товарищем, с которым можно было поговорить о миновавшем веселом времени, о былых школьных делах.
Теперь, во время гитлеровской оккупации, никто из них не учился.
— Нечего нам делать в школе кривого Гитлера, — заявляли ребята.
Кривым Гитлера прозвал Фомка. И, в доказательство того, что фашистский фюрер действительно крив, показал ребятам портрет, висевший у парадного крыльца школы. На этом портрете сам Фомка проколол железкой один глаз. Правда, за это он чуть было серьезно не поплатился. Заметив мальчишку, поздним вечером вертевшегося около школы, жандармский патруль погнался за ним. Спасли мальчика, как всегда, быстрые ноги и хорошее знание всех псковских проходных дворов. А больше всего помогла темнота. Она не только укрыла Фомку от погони, но, под ее покровом, жандармы не заметили операции, произведенной над портретом. Изуродованное изображение Гитлера провисело на школьном крыльце в таком виде несколько дней, пока директор школы не заметил нанесенного фюреру оскорбления и не снял портрета. Чтобы самому не нажить неприятностей, он ничего не сказал о случившемся.
Никому из ребят о подробностях этой истории и постыдном бегстве Фомы, конечно, не было известно, и они считали его героем. А призыв Фомы — не ходить в открытую немцами школу — был принят единогласно. Оккупанты открыли школу, желая воспитывать русских детей в фашистском духе, но так как их дела на фронте всё ухудшались и ухудшались, они оставили свою затею и совершенно не интересовались тем, сколько детей посещает занятия, а мальчишки забросили школу — по-прежнему играли вместе и считали смелого и предприимчивого Фомку своим признанным вожаком.
Ребята шли быстро. Всем хотелось поскорее увидеть место, где произошел взрыв.
Подойдя к ресторану, они замедлили шаг. Из выбитых окон здания валил густой дым — видно внутри что-то еще горело. У подъезда стояла жандармская машина, улицу перегораживала цепь солдат, никого не подпускавших к дому.
— Уйдем отсюда, — постояв, предложил Фома. — А то, неровен час, жандарм со злости еще очередь из автомата пустит.
Обогнув дом, он повел друзей на Пушкинскую, откуда они свернули на Ленинскую и снова направились к базарной площади, а оттуда на берег реки Великой. Прошли неподалеку от железного моста, по которому ходил немецкий часовой, подозрительно поглядывая на прохожих.
— Айда на Кремлевскую стену, — предложил Фома. — Оттуда смотреть — красота. Петьке Псков покажем.
Ребята, перегоняя друг друга, карабкались по крутому откосу, почти отвесно спускавшемуся к реке от Кремлевской стены. Первым достиг ее подножья Петька. Фома, запыхавшись, влез вторым.
— А ты ловок, черт, — одобрительно сказал он. — Смотри-ка, первым влез!
За ними, тяжело переводя дух, взобрались и остальные.
— Вот бес! — бранился Васька Гусь. — Круто до чего! К как тут раньше на приступ ходили? Да и бились-то чем… Без пушек, без самолетов. Как только и воевали?
— А вот так и бились, — ответил Белоголовый. — Колотили друг друга топорами да дубинами. Кто сильнее, тот и одолеет.
— А псковских никто никогда не одолевал, — вмешался Фомка, — всегда псковичи врага колошматили. Вот! Читал в истории про псов-рыцарей? Нам в детдоме рассказывали. Они хотели всю русскую землю покорить, уж и Псков взяли… А псковичи как поднялись да как дали!.. Снова освободили Псков, а потом на Чудском озере разбили этих самых рыцарей до конца. А кто всё это сделал? Наши!
— Кто наши? — переспросил Зозуля.
— Наши, псковичи. Читать, брат, побольше надо.
— А кто командовал тогда псковичами, знаешь? — решил проверить знания друга Петька.