Карма - Сильва Кармен. Страница 2
В другой раз Карма привезла с собой двух хорошеньких косуль, таких ручных, что они брали хлеб из рук и позволяли ласкать и гладить себя. Они стояли целыми часами, смотря на своё отражение в воде, а потом начинали прыгать так легко и высоко, что весело было смотреть на них. Но больше всего любили они оставаться около Кармы. Иногда они клали к ней на колени свои милые головки и трогательно смотрели ей в лицо прекрасными кроткими глазами, а иногда тихо лежали около неё в лодке, не вызывая ни малейшего страха.
Через несколько времени косули привели с собой двух детёнышей. Это были прелестные маленькие создания, такие хорошенькие и живые, что дети вернулись домой страшно возбуждённые и рассказывали обо всём случившемся одному старому охотнику. Но он, покачав головою, сказал:
— Так, так, знаем мы эти сказки!
Он был вполне уверен, что слышал один из тех вздорных рассказов, в которых говорится о том, чего никто не видал и что все считают нелепостью. Так, например, некоторые уверяют, что можно поймать птицу, насыпав ей соли на хвост, но такому вздору не поверит в наше время ни один, даже самый маленький ребёнок.
Как-то раз, когда приехала Карма, детям показалось, что дно её лодки усеяно зелёными листьями. Но когда она настроила арфу и запела, все листья зашевелились и задвигались. Оказалось, что это совсем не листья, а маленькие древесные лягушки; они подняли головы и тоже запели, хоть пение их заключалось только в том, что они кричали: "Квак, квак, квак!" Но они принялись за дело так усердно, что их кваканье становилось с каждой минутой всё громче и наконец стало оглушительным, как треск громадной трещотки. Дети смеялись так громко, что весь лес засмеялся вместе с ними, а лани и зайцы перепугались и убежали, думая, что подходят охотники.
Когда дети вдоволь нахохотались, Карма подарила каждому из них хорошенькую маленькую лягушку, объяснив, что они отлично предсказывают погоду и по ним можно узнать, когда нужно ждать дождя. Кроме того, их легко сделать такими же ручными, как и всякое другое животное, с которым обращаются ласково, с любовью. Дети должны кормить их мухами, стараться, чтобы им было хорошо и удобно, и тогда и они увидят, какие верные и преданные друзья выйдут из них.
Через несколько времени на обеденном столе в каждом доме можно было видеть лягушку, которая ловила мух, быстро глотала их по мере того, как они попадали в её большой рот. Дети постоянно рассказывали о разных удивительных вещах, которые проделывали лягушки, и заботливо ухаживали за ними; у каждой из них стоял стакан с чистой водой, а в нём свежая зелёная веточка, по которой она могла лазить вверх и вниз.
И лягушки были так счастливы, что не имели ни малейшего желания убежать и охотно оставались в домах, которые нашла для них Карма. Дети придумали им разные имена: Листочек, Квакушка, Длинноножка, Косолапка, Горбунок, Пучеглазка, Попрыгунья, Блуждающий Огонёк и множество других.
Но иногда, весной, в тёплые ночи, все лягушки вдруг исчезали. Они отправлялись на общее собрание в лес, причём молодые и сильные несли на себе слабых и старых. Сходясь вместе, они тотчас же принимались говорить все сразу на лягушечьем языке, т.е. квакали всю ночь, рассказывали, как хорошо живётся им в их новых домах, и расхваливали своих друзей — детей за то, что они ласково обращаются с ними.
Одна хромая лягушка рассказала, как плакал мальчик, с которым она живёт, когда что-то тяжёлое упало ей на ногу и раздавило её, как он потом осторожно перевязал ей ногу и так заботливо ухаживал за ней самой, что теперь она уже может немножко прыгать, а к будущей весне надеется и совсем поправиться.
Затем, после заключительной пропетой хором песни, собрание расходилось, и лягушки возвращались домой ещё прежде, чем просыпались дети.
Раз Карма привезла с собою бедную маленькую девочку, которую нашла около дороги, где та лежала совсем ослабевшая от голода.
— Кто поможет мне заботиться о ней? — спросила Карма.
— Я!.. Я!.. Я!.. — закричали все дети. Карма взглянула на их взволнованные лица.
— Что может каждый из вас дать ей?
— Я дам ей платьице.
— Я — башмачки.
— Я принесу хлеба.
— А я грифельную доску.
— Как глупо! — закричали дети. — К чему грифельная доска такой крошке?
— Мы сбережём её до тех пор, пока она понадобится девочке, — сказала Карма.
У каждого мальчика и каждой девочки нашлось что-нибудь, без чего они могли обойтись, и благодаря этому у девочки скоро не было недостатка ни в чём. Добрые муж и жена, у которых был только один ребёнок, взяли её к себе в дом, но принадлежала она всему селению. Все принимали в ней участие, и не было ни одного ребёнка, который не пожертвовал бы чем-нибудь для неё. Но и сама девочка была премилым созданием. Окружённая заботою и любовью, она росла такая толстенькая и розовая, такая прелестная со своими смеющимися глазками и массой золотых волос!
А как гордились дети, когда она начала говорить! Да, это были счастливые дни, весёлые и безоблачные, как будто земля превратилась в рай.
Раз Карма сидела на траве, окружённая детьми, и пела им самые любимые их песни. Маленькая Майя — так называли девочку по месяцу, в который её нашли, — стояла около Кармы и, облокотившись ей на колени, слушала её. А Карма всё пела, и лес примолкнул, слушая её, а дети не спускали с неё глаз, потому что удовольствие их удвоилось, 'когда они смотрели на неё в то время, как она пела.
Вдруг по лесу пронёсся стук лошадиных копыт, и король, замок которого дети часто видели, появился перед ними. Он был прекрасен, как утренняя заря, и радостен, как солнечный свет.
— Можно и мне послушать? — спросил он.
Несмотря на то, что король говорил очень ласково, Карма и дети почувствовали какую-то странную робость. Тогда он соскочил с лошади, лёг во всю свою длину на траве и, смеясь, сказал, что теперь он тоже маленький и ему можно позволить слушать пение вместе с другими. Карма собралась с духом и запела. Королю казалось, что никогда в жизни он не слыхал такого чудного пения, дети же, напротив, думали, что Карма пела гораздо лучше, когда была одна с ними и никто чужой не приходил смущать её.
В этот раз она не могла придумать никаких новых песен; она пела только старые, и голос её был не так чист и звучен, как обыкновенно.
На следующий день король приехал опять и привёл на поводу другую лошадь; он привязал лошадей к дереву, а сам стал слушать пение. Когда оно кончилось, он подошёл к Карме и, любезно поклонившись, сказал:
— Королева, моя мать, просит тебя приехать к ней и погостить у неё. Она часто хворает и зрение её слабеет, так что дни кажутся ей длинными и скучными. Ты будешь желанной гостьей, если согласишься развлечь её своими песнями. Карма опустила голову. "Никогда не отказывалась я облегчить страдание, — думала она. — Как же я могу отказать этой бедной больной королеве?"
У Кармы было тоже очень тяжело на душе, но её ободряла мысль, что она принесёт помощь и утешение больной королеве, которая так нуждается в них. А потому мужество её не ослабело, когда она вместе с королём вошла в величественный замок, окружённый валом и широким, глубоким рвом.
— Я привёз тебе девушку, которая прелестно поёт и играет на арфе, — сказал король своей матери. — Она внесёт радость во все дни твоей жизни.
Но старая королева не была, по-видимому, довольна приездом гостьи: в глубине сердца она боялась, что сын её полюбит прекрасную певицу и пожелает жениться на ней, а не на принцессе, у которой было много денег и драгоценных вещей и которую она выбрала для него.
— Хорошо, — холодно ответила она королю, — она может иногда петь мне, когда я почувствую себя утомлённой.
И она пошла, тихо разговаривая с сыном. Карма старалась не слушать её слов, так как они предназначались не для неё, но тем не менее чуткие уши уловили кое-что из разговора. Глубоко опечаленная, она тотчас же стала просить, чтобы её отпустили назад, к её друзьям, с которыми она рассталась только потому, что думала принести пользу и радость королеве. Ей самой ничего не нужно — она только не хочет оставаться там, где, как она чувствует, ей совсем не рады.