Призрак и другие соучастники - Романова Любовь Валерьевна. Страница 37

В это же момент время вырвалось из липкой сгущенки и понеслось вперед, навертывая упущенное. Стасе показалось, что кто-то невидимый коснулся ее плеча: «Пора, девочка. Твой ход. У тебя получится». Кто это сказал? Показалось? Но за короткое прикосновение все изменилось. К Стасе пришло понимание, что нужно делать. Знакомые тамтамы застучали во тьме подвала дома Вершицких. Она потянулась к людям, стоявшим у входа в узкий коридор, вдохнула запах их ощущений, разобралась в мельчайших ароматах. Персики — так пахнет жестокость. Гвоздика — страх. Тухлая рыба — высокомерие. Плохие люди. Опасные. Им уже приходилось убивать, и, кажется, не один раз. Девочка в отвращении отстранилась, а затем мысленно натянула пленку между ними и притихшими за ее спиной друзьями. «Стена. Перед вами стена. Глухой камень» — зашептала Стася. Громче застучали тамтамы, мир запульсировал, словно помогая ей, поддерживая, ободряя…

— Вот черт! Куда они делись? — растерянно воскликнул обладатель нежного голоса и начал шарить фонариком по сторонам.

«Здесь никого не было. Только стена. Померещилось!» — продолжала твердить Стася. Она уже не видела ни бандитов, ни подвала. Мир вокруг нее подернулся серой дымкой, пропитанной насквозь оглушительным боем барабанов.

— Померещилось, — осоловело пробормотал один из громил, — Тени тут странные…

— Мы пропустили коридор! — решила ночная воспитательница, — Давай обратно.

И вся компания неуклюже двинулась туда, откуда, только что появилась — искать несуществующий поворот.

— Ушли? — громким шепотом поинтересовалась Саша, — Идем дальше?

Стася быстро приходила в себя. Серый туман рассеялся, и она поняла, что нужно спешить. Что-то подсказывало: морок, наведенный на бритоголовых и их начальницу, непрочен. Неизвестно, сколько он продержится.

К счастью, ее спутники, не стали задавать лишних вопросов, а на цыпочках двинулись к выходу из подвала. Еще чуть-чуть и влажная темнота останется позади, а там и до машины рукой подать. Бежать в интернат не имеет смысла — в нем Стервелла командует. Нужно уезжать отсюда как можно дальше. «Только бы успеть, пока громилы не опомнились, — твердила про себя девочка, — Только бы успеть».

Они двигались, сохраняя порядок, в котором их застали бандиты. Впереди Стася, следом близнецы, за ними Саша, Горчаков с девочкой на руках и патлатый оператор с камерой наперевес. До выхода оставалось совсем ничего. Вот уже прямоугольник света, гнилая лестница, кусок фанеры, и… свобода! Стася выскочила наружу. За ней Гарик с Вадиком, потом Саша. Учитель рисования аккуратно вынес дрожащую пленницу. Стася заметила, что девочка судорожно закрывает руками глаза от яркого света. Сколько же она просидела в темноте? Ее светлые волосы стали серо-зелеными от грязи, щеки запали, одежда — джинсы, трикотажная кофта и куртка — превратилась в грязное тряпье. Если это и были эксклюзивные работы дорогих детских дизайнеров, какие, по мнению Стаси, должна была бы носить дочка миллионера, то опознать их не осталось никакой возможности.

В подвале остался только оператор. Он неловко перекинул камеру и ступил на скрипучую лестницу. Лестница застонала, словно жалуясь на тяжелую жизнь, запричитала на все лады своими, изъеденными плесенью и сыростью перекладинами. Нога Севы коснулась верхней ступеньки, его запыленная во время путешествия по подвалу макушка почти достигла дневного света, когда везение друзей кончилось. Прогнившая доска издала предсмертный визг, переломилась, и оператор с чудовищным грохотом провалился в темноту.

— Камеру держи, камеру! — забыв все на свете, заорала Саша, а Стася с ужасом услышала, как к ним из глубины подвала несутся пришедшие в себя громилы.

— Скорее, бежим! — заторопилась она.

Пыхтя и поругиваясь, оператор выполз из подвала. Камеру он все-таки спас, а вот ноге досталось. Телевизионщик морщился от боли, но выбора у него не было — прижимая свою драгоценную аппаратуру, он похромал за напарницей и Горчаковым со спасенной девочкой на руках. Ребята бросились следом.

Скрываться больше не имело смысла — вся спасательная бригада неслась к машине самым коротким путем. Заворачивая за угол, Стася оглянулась. В этот момент из подвала высунулась лысая, как колено актрисы из рекламы станков для бритья, голова одного из преследователей. Он щурился на яркий свет и крутил головой. Девочка попыталась скрыться, но было поздно — рядом с ней неизвестно откуда появилась Акулова.

— Они здесь! Я держу! — заверещала Вилка и ухватила Стасю за куртку. Громила тут же засек отставшую девочку и с неожиданной для его туши прытью выскочил из подвала. Еще чуть-чуть и он будет рядом. Стася дернулась, но Вилка держала крепко — годы в детском доме научили ее не выпускать своего.

— Пусти!

— Стоять, дуррра!

И тут Стасю накрыло. Разорванный рюкзачок, холодный туалет, тычки и насмешки все слилось в один огромный комок. Этот комок заворочался в стасиной груди, заходил ходуном, поднялся горячей волной, чтобы превратиться в три коротких слова. Как там говорил дедушка близнецов? Делай, что должно. Иногда, ради дела можно нарушить даже Второе правило королевы.

Вилка округлила глаза и отпустила куртку. Не то, чтобы в интернате при ней никто не ругался матом. Ругался. Да еще как. Но в трех словах, брошенных новенькой, было что-то больше, чем обычная брань. Они прозвучали как магическое заклинание, заставившее фаворитку Стервеллы отпрянуть от бешенной Романовой с выпученными глазами и оскалившейся крысой на плече.

Стася почувствовала, что свободна. Акулова беспомощно хлопала глазами и открывала рот, словно полудохлая рыбина. Но наслаждаться победой было некогда. Ботинки преследователя уже бухали совсем рядом. Девочка метнулась вслед за своими спутниками.

Не чувствуя ног, она неслась через интернатский двор. Мимо разинувших рты малышей, мимо застывших старшеклассников, мимо удивленной тети Али и неказистого снеговичка, вылепленного из первого снега. Мир застыл, провожая летящую сквозь него девочку и огромного лысого мужика, готового вот-вот ухватить беглянку за одну из косичек.

Стася успела. Она влетела в распахнутую дверь машины телевизионщиков и плюхнулась на колени близнецов. Автомобиль взвился, словно пришпоренный жеребец, обдал фонтаном грязи красного от бега громилу, и рванул в сторону города.

ГЛАВА 16. ГАРИК

Несчастную «Ниву» швыряло на ухабах. Интернат отделяли от мира каких-нибудь три километра дороги по лесу, но что это была за дорога! Серпантин, не ремонтированный, наверное, со времен Второй мировой войны. Зато для беглецов эта трасса испытаний стала спасением. И отечественная «Нива», и дорогая иномарка были здесь на равных — в таких гонках побеждает не самый быстрый, а самый ловкой. А ловкости Александре Кандалинцевой не занимать.

— Давай, дружочек! Давай, козленочек! — приговаривала журналистка, выкручивая руль, — сейчас на окружную выскочим, а там через два километра пост ГАИ.

— Не успеем. Догонят. — мрачно заметил оператор. Он сидел на первом сиденье и то и дело кривился от боли, когда колеса «козленочка» попадали в очередную яму. Последние минуты оператор Сева пытался дозвониться то до Стаса Перепелкина, чей телефон продиктовал ему Гарик, то до телецентра. Но, видимо, сработал закон великой и непобедимой подлости. Связи не было, — Блин! Ну и дыра этот наш Тихореченск! — от отчаянья взвыл он, — Сплошные ямы! Сотовый не берет.

В этот момент автомобиль тряхнуло особенно сильно. Гарик оглянулся. Джип преследователей уткнулся мордой в бампер беглецов. Машины выехали на единственный прямой участок дороги, где мощный «Ниссан» тут же нагнал старенькую «Ниву» и пошел на таран. Спасенная, или почти спасенная, девочка испуганно пискнула.

Запах от нее шел тот еще. В тесном салоне совсем было нечем дышать. И как только Константин Васильевич терпит! Вон, обнял, по голове гладит — успокаивает. Гарик пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее, но вышло так себе — впятером на одном сиденье не рассядешься.