Невидимое дерево - Костинский Александр Михайлович. Страница 6

— Если это не сон и если этот снеговик не шпион, то кто он тогда такой? Кто? Ни-и-ичего не понимаю.

Чувствовалось, что прежняя непоколебимая уверенность Агрегатова в том, что чудес не бывает, дала трещину.

Наконец снеговик отвернулся от зеркала-витрины.

— Очень хорошая шапка, — поблагодарил он профессора Принцесскина, — большое спасибо. А приятелю своему скажите, — показал он на сидящего в сугробе Леопольда, — что я — не шпион и не сон. Я — самый обыкновенный снеговик. Зовут меня Леденец, а вот он — хулиган.

— Надо же?! — удивился Агрегатов. — Этот снеговик, оказывается, не только по-русски говорить может, но и ругается по-нашему: хулиганом меня назвал.

Агрегатов на секунду умолк, а потом, с силой ударив себя по коленке, заявил:

— Всё равно не верю, что это снеговик обыкновенный. Обыкновенные снеговики ходить и говорить не могут.

— Ну, конечно, я вам об этом с самого начала говорил, — постарался объяснить Кузьма Кузьмич. — Снеговик Леденец — сказочный, волшебный. Я же вам объяснил.

«Сказочный, волшебный. Волшебный, сказочный», — несколько раз повторил Леопольд и задумался. Наконец он поднялся с сугроба, отряхнул с пальто снег, выпрямился и спросил:

— Значит, говорите, сказочный?

— Конечно, — кивнул Кузьма Кузьмич.

— Я не у вас спрашиваю, а у снеговика, — резко и грубо огрызнулся Леопольд, и профессор снова услышал в голосе Агрегатова знакомые неприятные металлические нотки. Чувствовалось, что Леопольд обретает прежнюю уверенность и непоколебимость.

— Так значит, этот так называемый снеговик Леденец сказочный?! — снова спросил Леопольд.

— Сказочный, сказочный, — закивал головой снеговик.

— А если сказочный, — продолжал дальше развивать свою мысль Агрегатов, — значит, выдуманный, придуманный. Потому что сказка — это выдумка и ложь. Следовательно, на самом деле всего этого нет. И я наконец понял, кто вы, Принцесскин, такой. Вы — не профессор, а шарлатан-гипнотизёр. Да, гипнотизёр. А всё, что здесь происходит, вы мне внушили под гипнозом. Но гипноз кончился. Я вас разоблачил.

Агрегатов снова протянул профессору несколько раз сложенный лист бумаги.

— Подписывайте! — приказал он.

— Вы — неисправимый! — рассердился Кузьма Кузьмич. — Не стану я ваше заявление подписывать. А если приставать будете вообще порву, — припугнул Кузьма Кузьмич.

Если бы Кузьма Кузьмич знал, к чему приведёт угроза порвать заявление, он бы наверняка от неё воздержался.

Услыхав, что его драгоценное произведение могут уничтожить, Леопольд отскочил в сторону, спрятал бумагу за пазуху и что есть силы закричал:

— Спасите! Помогите! Грабят!

Пронзительный голос Агрегатова разнёсся по улицам и переулкам. Подхваченный холодным ветром, он влетел в подъезды домов, гулким эхом ударил тревогу.

Агрегатов бегал кругами вокруг Кузьмы Кузьмича и снеговика. Длинные руки Агрегатова мелькали, как мельничные крылья. Было видно, что Леопольд скорее умрёт, чем позволит снеговику и Кузьме Кузьмичу сделать хоть шаг.

— Милиция! На помощь! Грабят! — кричал Леопольд.

— Теперь всё пропало. Всё пропало, — расстроился снеговик. — Я не смогу найти брата. Меня отведут в милицию, и я растаю. Всё пропало.

— Ничего не пропало, — перебил его всхлипывания Кузьма Кузьмич. — Лучше объясните толком, кого вы должны найти. Говорите же!

— Говорите, говорите, — не унимался Агрегатов. — Я всю шайку поймаю и всех в милицию отведу. А Принцесскина — гипнотизёра проклятого — сразу в тюрьму. Таким, как он, место только в тюрьме.

— Он всех поймает, — всхлипнул Леденец. — И брата, которого я должен обязательно разыскать, поймает. А брат этот нервный, ему волноваться нельзя. Так мне сказали.

— Никого он не поймает, — строго сказал Кузьма Кузьмич, — говорите фамилию брата.

— Что будет, то будет, — вздохнул снеговик. — Фамилия у него странная — Тракторов… или Бульдозеров… или… нет, не помню. Я от волнения всё забыл. Зато имя помню. Имя у него звериное — Тигропольд.

Агрегатов вдруг перестал бегать. И кричать тоже перестал. Он остановился, расстегнул ещё несколько пуговиц своего длинного и, наверное, очень тяжёлого пальто, посмотрел на Кузьму Кузьмича, затем на снеговика и снял очки. Его маленькие злые глазки вдруг стали большими и грустными.

— Тигропольд? — переспросил Агрегатов. — Как странно. Так называл меня когда-то мой…

Леопольд Агрегатов не договорил. Он качнулся сначала в одну сторону, потом в другую. Так, покачиваясь, он постоял несколько секунд, затем неожиданно взмахнул руками и тяжело рухнул в снег. Падая, Леопольд задел рукой за ведро-шапку Леденца. Ведро загрохотало пушечными выстрелами: «Трах! Бух! Бубух!» и откатилось в сторону.

Глава восьмая. Допрос ведёт сержант Фёдоров

Кузьма Кузьмич подбежал к лежащему без сознания Агрегатову, расстегнул красные пуговицы пальто и приложил ухо к груди.

— Живой! — вздохнул облегчённо Кузьма Кузьмич и вдруг услыхал суровый, но вежливый голос:

— Добрый вечер, граждане, что здесь происходит?

Рядом с профессором стоял милиционер.

— Товарищ сержант Фёдоров, — воскликнул Кузьма Кузьмич, — вы меня не узнали?!

Милиционер внимательно оглядел Кузьму Кузьмича, откашлялся и сказал:

— Почему же, узнал. Кузьма Кузьмич Принцесскин. В прошлый четверг вы всему нашему отделению милиции читали лекцию «Роль сказки в воспитании и перевоспитании очень опасных преступников».

— Верно, — улыбнулся Кузьма Кузьмич, — хорошая у вас память.

— Верно-то верно, а смешного мало. Кто кричал: «Грабят! На помощь!» и кто стрелял в этого гражданина? — указал Фёдоров на лежащего Агрегатова.

— Нитко не лестрял, — вмешался в разговор снеговик, — это моя пашка улапа.

При виде говорящего снеговика сержант Фёдоров опешил. Такого он за всю свою милицейскую службу не встречал.

«Чудеса, да и только! Живой снеговик! К тому же говорит на каком-то иностранном языке! Невероятно!.. Но… — сержант Фёдоров это знал точно, — на свете ничего невероятного нет. Всё вероятно. Всё может быть. Главное — не торопиться, и тогда можно будет во всём разобраться».

— Объясните, что здесь происходит? — как можно спокойнее спросил сержант Фёдоров, стараясь не показать допрашиваемым какое удивление вызвал у него необычный снеговик. — Скажите, — спросил он у Кузьмы Кузьмича, — кто эти граждане? Почему один лежит, а второй изъясняется на иностранном языке? Если он иностранец, у него должен быть соответствующий документ.

— Да он вовсе не иностранец! — сказал Кузьма Кузьмич и водрузил Леденцу на макушку ведро.

— Разрешите представиться, — церемонно и учтиво поклонился снеговик сержанту Фёдорову. — Я — снеговик Леденец, прибыл сюда из Арктики, почти что с самого Северного полюса.

— Сержант Фёдоров, — приложил руку к форменной шапке сержант.

— Я тоже не познакомился, хотя знаю вас дольше всех. Меня зовут Кузьма Кузьмич Принцесскин. Простите, что только сейчас назвал себя, — извинился Кузьма Кузьмич, — но так уж получилось. Хотя это меня не оправдывает.

— Что вы! Я не обижаюсь. Даже наоборот. Вы мне сразу понравились, — признался снеговик, — зато ваш сосед…

— Прошу прощения, но я вынужден прервать вашу беседу, — остановил снеговика сержант. — Я обязан как можно скорее выяснить, кто этот гражданин и почему он лежит в столь необычном месте? — сказал Фёдоров и нагнулся к лежащему на снегу Агрегатову.

— Понимаете, — развёл руками снеговик, — он, когда услыхал имя Тигропольд, вдруг упал. Поверьте, мы здесь абсолютно не виноваты.

— Разрешите, я всё объясню, — вмешался Кузьма Кузьмич в рассказ снеговика. — Этот человек — мой сосед. Его зовут Леопольд Агрегатов.

— Агрегатов! — ахнул Леденец. — Невероятно! Я вспомнил. Фамилия Тигропольда тоже Агрегатов. Неужели это и есть брат полярника Борьки?