Однажды Катя с Манечкой - Пивоварова Ирина Михайловна. Страница 19

— И я генерал! Шагом марш!

Минут пять Катя с Маней, размахивая руками, маршировали в детской. Потом полезли на антресоли и выволокли оттуда чёрный пыльный чемодан.

— Ура! — крикнула Катя, вытащила из чемодана старые выцветшие дедушкины военные галифе и мигом натянула на себя, а Маня нахлобучила на голову огромную серую дедушкину кавалерийскую папаху. Потом они нацепили на себя дедушкины медали…

Но тут я ненадолго оставлю девочек в детской, а сама обращусь к Веронике Владимировне, которая в это время шла по улице, неся на левом плече, на широкой зелёной лямке, большую картонную папку со своими акварелями, а в правой — сумку с пакетами кефира, яблоками и двумя килограммами сахарного песку

Она возвращалась домой с художественного совета и была в весьма приподнятом настроении. Сегодня у Вероники Владимировны взяли на выставку целых три натюрморта: летний, с золотыми шарами на ярко-голубом фоне и два осенних — маленькие жёлтые астры в длинном хрустальном стакане, и кактус на окне, за которым идёт дождь.

Вероника Владимировна шла, размахивая сумкой, и представляла, как её натюрморты будут висеть в ярко освещенном выставочном зале на Кузнецком мосту, рядом будет толпиться публика, и все станут её работы хвалить и говорить:

"Ах, какой талант! Какая прелесть! Какой вкус! Сколько художественного совершенства! Сколько такта! И ведь это ещё совсем не старая художница, а довольно-таки молодая! И обратите внимание: у неё целых двое детей! Да ещё каких! Это не, дети, а разбойники! И как она со всем этим справляется?! Как она успевает ещё заниматься искусством! Да, жизнь женщины — это тернистый путь. Это героизм! Настоящий героизм!"

Вероника Владимировна на секунду расстроилась, вспомнив свою трудную жизнь, но быстро пришла в себя. Она увидела торчащие из земли у края тротуара тёмно-коричневые, шершавые, слегка припорошённые первым снегом травы неизвестного названия, со стеблями, причудливо изогнутыми сухими узорчатыми листьями.

"Какая прелесть!" — подумала Вероника Владимировна и, положив сумку на землю, быстро сорвала несколько стеблей. Потом откинула голову, поглядела на сухой букет прищуренными глазами, как глядят одни только художники, подняла с земли желтовато-серую ветку, оторвавшуюся от дерева, и приложила её к травам.

"Отлично! — подумала она. — Охра, тёмно-коричневый, умбра… С ума можно сойти! Хорошо бы поместить всё это на сером… Нет, на светло-золотистом… Нет-нет, надо прибавить сиены жжёной, травянисто-зелёной и чуть-чуть берлинской лазури!.. Гениально! Будет шедевр! Так и сделаю!" Вероника Владимировна подхватила сумку, пошла по дороге, прикрыв глаза и мысленно представляя себе свой новый натюрморт: длинный светло-коричневый кувшин, торчащие из него тёмные, сухие травы с корявой ясеневой веткой, и всё это на фоне окна с розоватыми вечереющими облаками…

Тут Вероника Владимировна наскочила на какую то гражданку с собачкой. Собачка залилась оглушительным злобным лаем, гражданка проворчала: "Под ноги смотреть надо!" — и Вероника Владимировна вдруг пришла в себя, вспомнила, что её ждут дома муж и некормленые дети, и прибавила шагу. Искусство искусством, а семью кормить надо.

"Боже мой, наверняка девчонки до сих пор голодные! Валентин забыл их покормить, и сам не поел, уткнулся в свои шахматы, а дети бегают беспризорные и вытворяют бог знает что! Небось весь дом вверх тормашками перевернули!"

Вероника Владимировна поднялась по лестнице на третий этаж и позвонила в дверь. Тут же за дверью послышался топот двух пар бегущих ног: Катиных — лёгких и быстрых — топ-топ-топ, и Манечкиных, медленных и тяжёлых — бух-бух-бух.

"Надо непременно заставить детей делать зарядку! — подумала Вероника Владимировна. — А то Мария скоро на бегемота станет похожа, а Екатерина улетит, если дунешь… Никак их к спорту не приобщишь! И что за дети такие? И в кого они у нас? В Валентина, наверно. Ну да, да, конечно, в Валентина! "

Дверь открылась, и Вероника Владимировна в ужасе отшатнулась.

Перед ней стояли её любимые дочери, но в каком виде?!. На Кате были намотаны и завязаны под мышками верёвочкой старые дедушкины галифе, на голове восседала совершенно новая, неизвестно откуда взявшаяся военная светло-зелёная фуражка с голубым кантом.

А на Мане — ещё того чище! — напялено праздничное белое капроновое платье с голубыми бантиками на рукавах, которое обтягивало Манечку, как наволочка подушку, а поверх платья — красный с синими горохами передник с большим карманом, из которого торчало дуло пластмассового револьвера. Мало того, на голове у неё болталась огромная серая дедушкина папаха.

В руках Маня держала красную пластмассовую саблю, а Катя — лук со стрелами и пистолет с пистонами.

— Ура! Мамочка! Здравствуй! — закричала Катя и прыгнула прямо на Веронику Владимировну, отчего потрясающий сухой букет — находка, чудо красоты, — полетел в одну сторону, сумка с продуктами бухнулась на пол, вернее, на Мышкина, который, как всегда, болтался под ногами.

Мышкин взвыл дурным голосом и бросился в кухню под стол.

— Мамочка! Здравствуй! — заорала Манечка и с такой силой обхватила Веронику Владимировну за колени, что у неё потемнело в глазах и подкосились ноги.

— Ура! Мамочка пришла! Мамочка! — вопила Катя, бурно обнимая Веронику Владимировну.

— Мамочка пришла! Мамочка пришла! — голосила Маня. — Папочка! Мамочка пришла!

— Здравствуйте, ёжики, — сказала Вероника Владимировна, целуя детей. — Не кричите так. Я очень устала сегодня. Скажите, пожалуйста, зачем вы вырядились, как огородное пугало? Кого вы сегодня изображаете? Али-Бабу и сорок разбойников?

— Мы играем в войну. Мы военные.

— А где папа? Почему он меня не встречает?

— Папа занят. У него генералы сидят.

— Какие ещё "генералы"? Что за фантазии?! Сказали бы прямо — папа играет в шахматы.

— Ты нам не веришь? Пойдём, мы тебе их покажем! Знаешь, какие генералы замечательные! С орденами! С погонами! В кухне сидят и чай пьют. А мы не дети. Мы сами генералы!

— Ах, боже мой! — только и сказала Вероника Владимировна. А про себя подумала: "Уж какой там натюрморт! Сумасшедший дом! А всё Валентин! Всё его шахматы! "

— Дорогие мои дочечки! — взмолилась она. — Я очень вас прошу, мне сегодня непременно надо поработать! Черепашечки мои, не бушуйте! Дайте вашим родителям спокойно позаниматься своим делом! Сейчас я тихонько напою вас кефиром с бутербродами, и вы пойдёте к себе в комнату, ляжете в постельку и ни мне, ни папе мешать не будете, да?

— А мы уже ели, — сказала Катя. — Нас папочка накормил. И никакие мы не черепашечки! Мы генералы! Рота, ать, два, стройся!

И, решительно повернувшись к Веронике Владимировне спиной и громыхая в голубой эмалированный тазик скалкой для раскатывания теста, Катя и Маня промаршировали в кухню и отдали честь.

— Товарищи генералы, мы прибыли в ваше распоряжение. Разрешите доложить? — сказали они и бабахнули из пистолета пистонами. Наша мама пришла. Вот.

— Извините, ради бога, товарищи! — воскликнула удивленная Вероника Владимировна, войдя в кухню и совершенно неожиданно для себя увидев в кухне незнакомых военных. — Я решила, что это очередная фантазия моих дочерей! Очень приятно познакомиться — Вероника!

— Очень приятно! — Военные встали. — А мы тут, знаете, с вашим мужем и вот с вашими дочерьми вечерок коротаем… Дочки, доложим вам, у вас забавные! С ними не соскучишься.

— О, да! — со вздохом согласилась Вероника Владимировна. — Признаться, я иногда и рада поскучать, да не дадут… Валентин, как они себя вели?

— Хуже не бывает, — сказал папа.

— Бывает, — добродушно отозвался Сергей Иванович.

— Ну что вы, по-моему, грех жаловаться, — сказал Юрий Николаевич. — Мы ваших дочек, когда подрастут, в военную академию примем. Они боевые! Как есть в генералы выйдут!