На старой мельнице - Козлов Вильям Федорович. Страница 9

Проходя мимо учительской, Митька заметил, что дверь неплотно затворена, из щели на пол падала узкая жёлтая полоса, потянул за ручку, – дверь заскрипела, и он переступил порог. Знакомый строгий вид учительской: на длинном столе высокие стопки тетрадей, свёрнутые в трубки карты, на высоких шкафах поблёскивали приборы по физике. У окна сидела учительница географии – Вера Павловна. Тёмные, гладкие волосы были зачёсаны за уши и блестели. Она что-то быстро записывала в журнал.

С учительницей Митьке не о чем разговаривать. Он хотел тихонько выскользнуть за дверь, но тут Вера Павловна обернулась. Лицо хмурое, озабоченное.

– Это ты? — спросила она.

«А то кто же? – подумал Митька. – Будто не видит». А вслух сказал:

– Понятно. Я.

– Гуляешь? – Вера Павловна заглянула в журнал. – Две двойки по географии… Двойка по дисциплине. И один прогул. Не много ли?

– Много, – сказал Митька.

– Почему мать в школу не пришла?

– Есть ей время по школам бегать, – ответил Митька, дерзко глядя на учительницу. – У неё свои дела…

– Каким ты тоном со мной разговариваешь?

– Обыкновенным.

– А ну, вынь руки из карманов! – приказала учительница.

Митька нехотя повиновался. Учительница стала долго и сердито отчитывать, но он не слушал её. Подпирая пле­чом стену, смотрел на большой глобус, что стоял на подоконнике. Тихий океан на глобусе блестел, будто его салом смазали. «А что сказал бог про воду? – вдруг подумал Митька и вспомнил: «Да будет вода, и стала вода…» Вот что сказал бог».

Когда учительница снова повернулась к нему спиной, Митька попятился к двери.

– Да… А что ты у меня спросить хотел? – Вера Павловна захлопнула журнал и поднялась со стула.

– Я так… Шёл мимо, – сказал Митька и пулей выскочил за дверь…

Стёпка сидел на крыльце своего дома и запыживал в гильзы газетную бумагу. Вихры мотались перед глазами, к носу пристали чёрные порошинки. Три готовых патрона лежали рядом. На Митьку Тритон-Харитон даже не посмотрел.

– Полегче колоти, – сказал Митька, – а то жахнет – без пальцев останешься.

Стёпка ничего не ответил, но колотить ладошкой по палке стал потише.

На жердине палисадника сидел скворец и уныло косил круглым глазом на Митьку. Скучно скворцу. Осень на дворе. Пора в путь-дорогу собираться… Из амбара выскочила белая курица и суматошно закудахтала, извещая мир о том, что благополучно снесла яйцо.

– Бате патроны готовишь? – спросил Митька. – На глухарей?

Стёпка положил готовый патрон с другими, взял пустую гильзу, меркой поддел из коробки чёрного пороху, запыжил войлочным пыжом, потом этой же меркой насыпал крупной дроби.

– Я тоже умею… – сказал Митька. – Когда батя пойдёт на охоту?

– Для себя готовлю, – ответил Тритон-Харитон. – Я и без бати могу за милую душу охотиться… Не впервой.

Стёпка наконец соизволил взглянуть на Митьку.

– На камне кверху пузом лежал?

– А тебе что, завидно?

Тритон-Харитон бросил палку в коробку с охотничьим хозяйством, сдул с ладоней порох.

– Сан Саныч спрашивал, где ты… Вот увидишь, домой придёт.

Митьке не хотелось на эту тему распространяться. Он присел рядом на ступеньку и сказал:

– Жди, так и даст тебе батя ружьё!

– Даст, – уверенно сказал Стёпка. – Знаешь, как я здорово стреляю? Могу с лёту крякушу срезать.

Митька ухмыльнулся: мол, ври-ври…

– Мне батя раз дал выстрелить на озере: шпок – и утка!

– Шпок – и мимо! – сказал Митька. – Ты даже в небо-то не попадёшь… А то: шпок – и утка!

Стёпка заёрзал на ступеньке, засопел. Светлые глаза его сузились, как у кошки. Митька знал, что Тритон-Харитон не врёт, но такое уж у него сегодня скверное настроение было. Хотелось, позлить приятеля.

– Вру? – спросил Стёпка.

– Врёшь, – сказал Митька и на всякий случай отодвинулся.

Стёпка поднялся и направился в сени. Через минуту вышел с охотничьим ружьём. Разломил его пополам, вложил патрон и стал озираться: во что бы пальнуть.

– А батя? – спросил Митька.

– В поселковом.

– Может, в лес?

– И здесь хорошо…

– Услышат! – всполошился Митька. – Попадёт.

– Тебе-то что? Мне ведь попадёт… – усмехнулся Стёпка. – Полезем на чердак. Там никто не увидит.

По лестнице забрались на чердак. Тут было темно и пыльно. Пахло кошками и прелой кожей. Единственное круглое окошко было высоко. Пододвинули ящик с каким- то хламом. Сначала в окошко посмотрел Стёпка, но никакой цели не обнаружил. Митька тоже долго вертел головой: ничего подходящего. Одни крыши. Ага, есть цель! Метрах в двадцати на кирпичной трубе стояло закоптевшее ведро.

– Ишь кто-то додумался! – сказал Митька. – Ведро взгромоздили.

– Это чтобы тяга лучше была.

– Весь вид портит, – сказал Митька. – Пали в ведро!

Стёпка просунул в окошко двустволку и, прижавшись щекой к прикладу, стал целиться. Митька весь напрягся, ожидая выстрела, даже глаза закрыл. Наконец оглушительно бабахнуло. Что-то затрещало, загрохотало. С потолка посыпались на голову щепки, едко запахло порохом. Митька открыл глаза: Стёпки на ящиках не было. Он с двустволкой в руках стоял на коленях возле опрокинутого ящика.

– Чего это ты свалился? – удивился Митька.

– Пороху, видно, переложил… – сказал Стёпка, морщась и потирая плечо. – Ну и двинуло!

– Попал?

Стёпка ничего не ответил. Митька перевернул ящик, осторожно взобрался на него и выглянул из окошка. На кирпичной трубе ведра не было.

– Ну как? – спросил Тритон-Харитон.

– Ведра нету… – сказал Митька. – Думаешь, я бы не попал?

Стёпка вытащил из кармана патрон и зарядил.

– На, стреляй!

Митька взял ружьё и просунул ствол в окошко. «Может, он и в этот патрон пороху переложил… – подумал Митька. – Саданёт прикладом – костей не соберёшь!»

– Куда стрелять-то? – спросил он.

– Куда хочешь.

Митька две долгие минуты смотрел на крошечную мушку, но нажать на курок так и не решился. Спрыгнул с ящика и протянул Стёпке ружьё:

– Чего попусту палить-то? Вот если бы…

– Ладно, – сказал Тритон-Харитон. – Если бы да кабы… Полезли долой!

– Стёп, – спускаясь вслед за приятелем по шаткой лестнице, сказал Митька, – я нашел силок… Тот, который ты в огород бросил.

Стёпка что-то промычал в ответ.

– Хороший силок, – сказал Митька,

– А филин?

– Что филин? – не понял Митька.

– Улетел… – сказал Стёпка. – Думаешь, он тоже вместе с ними богу молится? Улетел.

Митька нахмурился и замолчал.

– На Козий Луг пойдём? – спросил Тритон-Харитон. Он полил себе на взъерошенную голову из умывальника, причесался гребнем.

Захватив мяч, мальчики вышли на улицу.

– Гляди, кто стоит! – толкнул в бок приятеля Митька.

Возле ворот соседнего дома стояла тётка Лиза-Головастик и подозрительно смотрела на ребят. В руках она держала изрешечённое дробью ведро. 

9. НА КРЮЧКЕ

 Всю ночь по крыше, по листьям деревьев барабанил дождь. Из окна было видно, как меж берегов колыхался плотный белый туман. Будто облака спустились с неба в Калинку.

Мать поднялась рано. Полежав немного, встал и Митька.

– Небось после такого дождя грибов прорва, – сказала мать. – Сходил бы после школы в лес… Не надоело вам этот футбол гонять?

– Не пойду, – отмахнулся Митька. – Мокро. Темно.

Мать затопила печку, в огонь поставила большой чугун. Когда вода нагрелась, ножом отогнула ржавый гвоздь и отворила дверь в другую комнату, в которую со смерти отца никто не заглядывал. Митька, удивлённо подняв брови, смотрел на мать. Она взяла тряпку, ведро с тёплой водой и всё это отнесла в комнату.

– Ты чего это вздумала? – удивился Митька. – Нам и тут не тесно.

Мать молча тёрла мокрой тряпкой крашеные половицы. Митька переступил порог отцовской комнаты, в первый раз после его смерти. Здесь всё так же, как было при отце. Большой незастланный дубовый стол, резная крашеная этажерка с книгами и газетами, сундук, в котором хранились охотничьи припасы. На стене двустволка, а под ней переломленные пополам высокие болотные сапоги. Толстый слой серой пыли покрывал все вещи. И запах в комнате был спёртый, нежилой.